рекомендательные письма, законы исторического развития, эпохальные речи,
свободные выборы, конкурсы красоты, всенародное ликование, изысканные
сеньориты, вышколенные кавалеры, благородные офицеры, Его Высокое Пер-
восвященство, Верховный суд, запрещенные для ввоза товары, либерально
настроенные дамы, проблема чистоты языка, проблемы мясопроизводства,
примеры, достойные подражания во всем мире, установленный правопорядок,
свободная и правдивая печать, южноамериканский Атенеум, общественное
мнение, уроки демократии, христианская мораль, валютный голод, право на
политическое убежище, коммунистическая угроза, мудрая государственная
политика, растущая дороговизна, республиканские традиции, обездоленные
слои общества, послания солидарности и...
Тогда ей не удалось дотянуть до конца. Последний порыв ее неслыханной
воли был подсечен столь долгим перечислением. Захлебнувшись в океане
абстрактных формул и понятий, которые два века подряд были этической, а
следовательно, и правовой основой всевластия их рода, Великая Мама гром-
ко рыгнула и испустила дух.
В тот вечер жители далекой и хмурой столицы увидели во всех экстрен-
ных выпусках фотографию двадцатилетней женщины и решили, что это новая
королева красоты. На увеличенном снимке, который занял четыре газетных
полосы, возродилась к жизни былая молодость Великой Мамы. Отретуширован-
ный на скорую руку снимок вернул ей пышную прическу из роскошных волос,
подхваченных гребнем слоновой кости, вернул соблазнительную грудь в пене
кружев, сколотых брошью. Образ Великой Мамы, запечатленный в Макондо в
самом начале века каким-то заезжим фотографом, терпеливо дожидался свое-
го часа в газетных архивах, и вот теперь ему выпало судьбой остаться в
памяти всех грядущих поколений.
В стареньких автобусах, в министерских лифтах, в унылых чайных сало-
нах, обитых блеклыми гобеленами, говорили, переходя на почтительный ше-
пот, о высочайшей особе, что скончалась в краю малярии и невыносимого
зноя, говорили о Великой Маме, ибо магическая сила печатного слова за
несколько часов сделала ее имя всемирно известным.
Мелкая морось ложилась настороженной зеленоватой тенью на лица редких
прохожих. Колокола всех церквей звонили по усопшей. Президент республи-
ки, застигнутый скорбной вестью в тот миг, когда он собрался на торжест-
венный акт, посвященный выпуску девяти кадетов, собственноручно написал
на обороте телеграммы несколько слов военному министру, дабы тот в своей
заключительной речи почтил память Великой Мамы минутой молчания.
Эта смерть сразу сказалась на политической и общественной жизни стра-
ны. Даже президент республики, до которого умонастроения нации доходили
сквозь очистительные фильтры, испытал какое-то щемящее, тяжелое чувство,
глядя из окна машины на оцепеневший в молчании город, где открытыми были
лишь кабачки с дурной славой и Главный собор, готовый к девятидневным
торжественным службам.
В Национальном капитолии, где дорические колонны и безмолвные статуи
покойных президентов заботливо стерегли сон бездомных нищих, укрытых
старыми газетами, ярко и призывно светились окна Конгресса. Когда Первый
Мандатарий, потрясенный всенародной скорбью, вошел в свой кабинет, ему
навстречу поднялись министры, все как один в траурных повязках, - блед-
ные и торжественные более обычного.
Со временем события той ночи и всех последующих ночей возведут в ранг
великих уроков Истории. И не только потому, что самые высокие госу-
дарственные чины прониклись истинно христианским духом, но и потому, что
представители совершенно противоположных взглядов и противоборствующих
интересов с героической самоотверженностью пришли к взаимопониманию во
имя общей цели - погребения Великой Мамы. Долгие годы Великая Мама обес-
печивала социальное спокойствие и политическое согласие в царстве Макон-
до благодаря трем баулам с фальшивыми избирательными бюллетенями, кото-
рые тоже, разумеется, являлись неотъемлемой частью ее негласного иму-
щества. Все лица мужского пола - прислуга, арендаторы, приживальщики в
господском доме, все старые и малые не только сами участвовали в полити-
ческих выборах, но и всенепременно пользовались правом голоса выборщиков
умерших в последнее столетие. Великая Мама олицетворяла преимущество
традиционной власти перед новыми нестойкими авторитетами, превосходство
правящего класса над плебсом, непреходящую ценность небесной мудрости в
сравнении с преходящими догмами смертных. В мирное время Великая Мама
самолично жаловала и отменяла синекуры и пребенды, назначала и снимала
каноников, пеклась о благополучии своих сторонников и на то была ее вер-
ховная воля вкупе с темными интригами, с подтасовкой избирательных бюл-
летеней. В смутные годы Великая Мама тайно поставляла оружие своим союз-
никам и в открытую оказывала помощь своим жертвам. Столь небывалое пат-
риотическое рвение отмечалось самыми высокими почестями.
Президент Республики на сей раз пожелал без подсказки советников оп-
ределить меру своей исторической ответственности перед согражданами. Он
недолго мерил шагами садик, где темнели кипарисы и где на закате колони-
ального правления повесился из-за несчастной любви один португальский
монах. Президент мало надеялся на личную охрану - внушительное число
офицеров, увешанных наградами - и потому его бил озноб каждый раз, когда
в сумерки он входил в этот садик, соединявший парадный зал для аудиенции
с мощеным двором, где в былые времена стояли кареты вице-королей. Но в
эту ночь президента пронизывал сладкий трепет озарения, ибо ему открылся
во всей глубине смысл его высокой миссии, и он, не дрогнув подписал дек-
рет о девятидневном всенародном трауре и о воздании Великой Маме пос-
мертных почестей на том уровне, какой положен Национальной героине, пав-
шей в бою за свободу родины. В патетическом обращении к соотечественни-
кам - оно было передано на рассвете по всем каналам радио и телевидения
- Президент выразил уверенность, что похороны Великой Мамы станут исто-
рическим событием. Но осуществлению столь высокой цели мешали, как во-
дится, весьма серьезные препятствия: правовая система Макондо, созданная
далекими предками Великой Мамы, не предусмотрела событий подобного раз-
маха. Искушенные алхимики закона и мудрейшие доктора права самозабвенно
углубились в силлогизмы и герменевтику, отыскивая формулы, которые бы
позволили Президенту принять участие в похоронах Великой Мамы. Для всех,
кто причастен к высоким сферам церкви, политики и финансов, настали
трудные дни. В полукруглом и просторном зале Конгресса, в разреженном
воздухе абстрактного законодательства, где красовались портреты нацио-
нальных освободителей и бюсты великих греческих философов, возносилась
безудержная хвала Великой Маме, а меж тем зной сентябрьского Макондо на-
полнял ее труп мириадами пузырьков. Впервые все, что говорилось о Вели-
кой Маме, не имело ничего общего ни с ее плетеной качалкой, ни с ее пос-
леобеденной одурью, ни с горчичниками. Теперь она сияла в ореоле новой
легенды, непорочная, без груза прожитых лет.
Нескончаемые часы полнились словами, словами, словами, которые стара-
ниями корифеев печатного слова получали живой отклик на всей территории
Республики. Так шло до тех пор, пока кто-то, наделенный чувством ре-
альности, не прервал государственные тары-бары стерильных отцов-законо-
дателей, напомнив высокому собранию, что труп Великой Мамы ждет решения
при сорока градусах в тени. Однако мало кто обратил внимания на попытку
вторжения здравого смысла в безгреховно-чистую атмосферу неколебимого
Закона. Разве что распорядились набальзамировать труп Великой Мамы и
снова взялись за поиски новых формул, снова согласовывали мнения и вно-
сили поправки в Конституцию, которые могли бы позволить Президенту при-
сутствовать на торжественных похоронах.
Столько всего было наговорено высокими болтунами, что их болтовня пе-
ресекла государственные границы, переправилась через океан и знамением
проникла в папские покои Кастельгандольфо. Верховный Первосвященник, с
трудом стряхнувший сонный дурман феррагосто, в глубокой задумчивости
смотрел на то, как погружаются в озеро водолазы, разыскивающие голову
зверски убитой девицы. Последние недели все вечерние газеты писали
только об этом ужасном происшествии, и Верховный Первосвященник не мог
остаться равнодушным к тайне, разгадку которой искали в такой близи от
его летней резиденции. В тот вечер, однако, все переменилось: в газетах
разом исчезли фотографии предполагаемых жертв и на смену им явился порт-
рет двадцатилетней женщины в траурной рамке. оВеликая Мама!п - восклик-
нул Верховный Первосвященник, мигом узнав тот самый нечеткий дагерротип,
который ему поднесли в далекие времена по случаю его восшествия на Прес-
тол святого Петра. оВеликая Мама!п - дружно ахнули в своих апартаментах
члены кардинальной коллегии, и в третий раз за все двадцать веков на не-
объятную христианскую империю обрушился вихрь сумятицы, неразберихи,
беспорядочной беготни, которая завершилась тем, что Верховного Первосвя-
щенника усадили в длинную черную гондолу, взявшую курс на далекие и фан-
тастические похороны Великой Мамы.
Позади остались сияющие ряды персиковых деревьев, старая Аппиева до-
рога, где солнце золотило ласковые тела кинозвўзд, не ведающих о столь
горестном событии. Скрылась из виду громада Кастельсантанджело, маячив-
шая на горизонте Тибра. Густые вздохи собора Святого Петра вплелись в
тенькающие четверти церквей Макондо.
Сквозь заросли тростника в затаившихся болотах, где проходит граница
между Римской империей и священными угодьями Великой Мамы, пробивались
визгливые крики обезьян, потревоженных близостью человека. Эти крики всю
ночь донимали Верховного Первосвященника, изнывающего от духоты под гус-
той москитной сеткой. В ночной темноте огромная папская ладья наполни-
лась до отказа мешками с юккой, связками зеленых бананов, корзинами с
живой птицей, и, разумеется, мужчинами и женщинами, которые побросали
свои дела в надежде попытать счастья и с выгодой продать свой товар на
похоронах Великой Мамы. Впервые в истории христианской церкви Его Свя-
тейшество мучился от озноба, вызванного бессоницей, и от укусов тропи-
ческих москитов. Но волшебные краски рассвета над землями Державной Ста-
рухи, первозданная красота царства игуаны и цветущего бальзамина мгно-
венно вытеснили из его памяти все невзгоды путешествия и воздали ему
сторицей за такое самопожертвование.
Никанор проснулся от трех ударов в дверь, возвестивших прибытие Его
Святейшества. Смерть завладела всем домом без остатка. Цветистые и на-
батные речи Президента, жаркие лихорадочные споры парламентариев, кото-
рые уже давно потеряли голос и объяснялись с помощью жестов, сорвали с
места сотни людей, и они, кто в одиночку, а кто целыми конгрегациями,
прибывали в дом Великой Мамы, заполняя замшелые лестничные площадки,
душные чердаки и темные коридоры. Запоздавшие устраивались черте-где - в
бойницах, на дозорных башнях, в амбразурах, у слуховых окон. А в главной
парадной зале дожидалась высочайшего решения набальзамированная Великая
Мама, над которой рос и рос устрашающий ворох телеграмм. Обессиленные от
слез девять племянников и племянниц в экстазе взаимной подозрительности
ни на шаг не отходили от тела, которое мало-помалу превращалось в мумию.
Словом, еще долгое время мир жил в напряженном ожидании. В одном из
залов Муниципии, где по стенам стояли четыре табурета, обтянутые кожей,
а на столе - графин с дистиллированной водой, маялся бессонницей Верхов-
ный Первосвященник, пытаясь скоротать удушливые ночи чтением мемориалов
и циркуляров. Днем он раздавал итальянские карамельки ребятишкам, кото-
рые торчали под окном, и подолгу обедал в беседке, крытой вьющимися аст-
