вала на старую качалку всю неумолимую тяжесть своего разбухшего донельзя
тела и своего величия, то казалась поистине самой богатой и могуществен-
ной властительницей в мире.
Никому из ее верноподанных не приходило на ум, что она смертна, как и
все люди. Никому, кроме близких родичей и ее самой в часы, когда ей до-
кучал провидческими наставлениями старец Антонио Исабель. И все же Вели-
кой Маме верилось, что она проживет более ста лет, как ее бабка с мате-
ринской стороны, которая в 1875 году, окопавшись на собственной кухне,
дала решительный отпор солдатам Аурелиано Буэндиа. Лишь в апреле нынеш-
него года Великая Мама поняла, что Бог не будет к ней милостив и не даст
ей самолично в открытом бою истребить всю банду федералистских масонов.
Когда Великая Мама окончательно слегла в постель, домашний лекарь не-
делю подряд ставил ей горчичники и приказал не снимать шерстяных носок.
Этот лекарь, перешедший к ней по наследству, был увенчал дипломом в Мон-
пелье и отвергал научный прогресс по философским убеждениям. Великая Ма-
ма наделила его неограниченными полномочиями, изгнав из Макондо всех,
кто занимался врачеванием. Было время, когда не знавший соперников эску-
лап объезжал верхом на коне весь край, дабы заглянуть к самым тяжелым
больным на исходе их жизни. Природа по щедроте своей сделала дипломиро-
ванного доктора отцом множества незаконнорожденных детей, но однажды в
лодке его вдруг сковал жестокий артрит, и с тех пор лечение жителей Ма-
кондо шло заглазно, посредством записочек, советов и догадок.
Только по зову Великой Мамы доктор проковылял, опираясь на две палки,
через площадь и явился в пижаме к ней в спальню.
Лишь на восьмой день, уразумев, что его благодетельница кончается, он
приказал принести сундучек, где хранились пузырьки и баночки с этикетка-
ми на латыни, и три недели подряд донимал умирающую бесполезными миксту-
рами, свечами и припарками, сообразуясь с допотопными правилами. Не за-
был он про пиявки на поясницу, а к самым болезненным местам прикладывал
печеных лягушек. И все же настал тот рассветный час, когда дипломирован-
ного доктора взяло сомнение: то ли звать цирюльника, чтобы пустить кровь
Великой Маме, то ли отца Антонио Исабеля, дабы изгнать из нее беса. Вот
тогда племянник ее, Никанор, снарядил за священником десять дюжих молод-
цов из прислуги, которые и доставили престарелого служителя церкви в
спальню Великой Мамы - притащили его на скрипучей плетеной качалке под
балдахином из линялого шелка.
Звон колокольчика, который опережал отца Антонио, спешившего с дарами
к умирающей, задел тишину сентябрьского рассвета и стал первым вещим
знаком для жителей Макондо. С восходом солнца площадь перед домом Вели-
кой Мамы уже походила на веселую деревенскую ярмарку.
Многим вспомнились давние времена, вспомнилось, какую веселую ярмар-
ку, какое гулянье устроила Великая Мама на свое семидесятилетие. Просто-
му люду выкатывали на площадь громадные оплетенные бутыли с вином, тут
же резали скот, а на высоком помосте трое суток подряд наяривал без про-
дыху оркестр. В жидкой тени миндаля, где на первую неделю нынешнего века
стоял лагерь полковника Аурелиано Буэндиа, шла бойкая торговля хмельным
массато, кровяной колбасой, пирожками, пончиками, слоеными булочками,
маисовыми лепешками, кокосовыми орехами. Люди толпились у столов с лоте-
реей, возле загонов, где шли петушиные бои; во всей этой толчее, в водо-
вороте взбудораженной толпы лихо сбывали скапулярии и медальки с изобра-
жением Великой Мамы.
По обыкновению все празднества в Макондо начинались за двое суток до
срока и после семейного бала в господском особняке устраивался пышный
фейерверк. Избранные гости и члены семьи, которым старательно прислужи-
вали их незаконнорожденные отпрыски, весело отплясывали под звуки модной
музыки, которую с хрипом исторгала старая пианола.
Великая Мама, обложенная подушками в наволочках тончайшего полотна,
восседала в кресле, и все было послушно малейшему движению ее правой ру-
ки со сверкающими кольцами на всех пяти пальцах. В тот день, порой в
сговоре с влюбленными, а чаще по наитию Великая Мама объявляла о предс-
тоящих свадьбах на весь год. В самом конце шумного праздника она выходи-
ла на балкон, украшенный гирляндами и китайскими фонариками, и бросала в
толпу горсть монет.
Эти славные традиции давно отошли в область преданий, отчасти по при-
чине неизбывного траура, а больше из-за политических волнений, сотрясав-
ших Макондо.
Новые поколения лишь понаслышке знали о ее былом великолепии, им не
выпало лицезреть Великую Маму на праздничной мессе, где ее всенепременно
обмахивал опахалом кто-нибудь из представителей гражданских властей, и
только ей одной, когда возносили Святые Дары, разрешалось не преклонять
колен, дабы не мялся подол ее платья в голландских кружевах и накрахма-
ленные нижние юбки. В памяти стариков призрачным видением юности запе-
чатлелись те двести метров ковровой дорожки, что протянулась от старин-
ного особняка до Главного алтаря, те двести метров, по которым двадца-
тидвухлетняя Мария дель Росарио Кастаньеда и-Монтеро возвращалась с по-
хорон своего высокочтимого отца в силе нового и сиятельного титула Вели-
кой Мамы. Это зрелище, достойное средневековья, принадлежало теперь не
только истории ее рода, но и истории всей нации.
Посредником Великой Мамы во всех ее высочайших делах был старший пле-
мянник Никанор. А она сама, отдаленная от простых смертных, едва разли-
чимая в зарослях цветущей герани, обрамлявшей вязкую духоту балкона, зы-
билась в ореоле собственной славы.
Все знали наперед, что Великая Мама посулила устроить народное гу-
лянье на три дня и три ночи, как только будет оглашено ее завещание.
Знали, что она прочитает его лишь перед самой смертью, но никто не мог,
не желал, не смел поверить, что Великая Мама-смертная.
Однако час Великой Мамы настал. Под пологом из припорошенного пылью
маркизета, среди сбившихся полотнянных простынь едва угадывалась жизнь в
слабом вздымании девственных и матриархальных грудей Великой Мамы, об-
лепленной по шею листьями целительного столетника. До пятидесяти лет Ве-
ликую Маму осаждали пылкие и настойчивые поклонники, но она отвергла
всех до единого, и, хоть природа наградила ее могучей грудью, способной
выкормить предначертанных ей на роду потомков, Великая Мама умирала де-
вицей, умирала непорочной и бездетной.
Когда отец Антонио Исабель приготовил все для последнего помазания,
он понял, что ему без посторонней помощи не умастить священным елеем ла-
дони Великой Мамы, потому что она, почуяв смерть, сжала пальцы в кулаки.
Напрасны были все старания племянниц, состязавшихся в ловкости. Упорно
сопротивляясь, умирающая истово прижала к груди руку, увенчанную драго-
ценными камнями, и, тараща бесцветные глаза на племянниц, злобно проши-
пела: оВоровки!п Но потом, переведя цепкий взгляд на отца Антонио Исабе-
ля, а затем на молоденького прислужника с блюдом и колокольчиком, Вели-
кая Мама проговорила тихо и беспомощно: оЯ умираюп. После этих слов она
сняла фамильное кольцо с брильянтом неслыханной красоты и протянула его,
как положено, самой младшей племяннице - Магдалене. Так была прервана
стойкая традиция их рода, ибо послушница Магдалена отказалась от нас-
ледства в пользу церкви.
На рассвете Великая Мама пожелала остаться наедине с Никанором, чтобы
дать ему последние наставления. Более получаса она в здравом уме и твер-
дой памяти обсуждала с Никанором положение дел в царстве Макондо, а за-
тем завела речь о собственных похоронах. оГляди в оба! - сказала умираю-
щая, - все ценное держи под замком. Народ разный. В доме, где покойник,
каждый ищет, чем поживитьсяп. Отослав Никанора, Великая Мама призвала к
себе священника, и тот, выслушав ее долгую подробную исповедь, пригласил
в спальню всех родных, чтобы при них умирающая получила последнее при-
частие. И вот тогда-то Великая Мама возжелала сесть в плетеную качалку и
обнародовать свою последнюю волю. Твердым, отчетливым голосом она сама
диктовала нотариусу - свидетелями были отец Антонио Исабель и доктор -
полный реестр своих богатств, единственной и прочнейшей основы ее вели-
чия и всевластия. На этот реестр, составленный Никанором, ушло двадцать
четыре страницы четкого убористого почерка. В реальных величинах владе-
ния Великой Мамы сводились к трем энкомьендам, которые королевской гра-
мотой были пожалованы первым колонистам, а затем, в итоге каких-то хит-
роумных и всегда выгодных роду брачных контрактов, перешли в безраз-
дельную собственность Великой Мамы. На бескрайних и праздных землях пяти
муниципий, где хозяйской руке не случилось посеять ни единого зерна, жи-
ли арендаторами триста пятьдесят два семейства.
Ежегодно в канун своих именнин Великая Мама взыскивала с этих се-
мейств внушительную подать и тем как бы утверждала, что ее земли не бу-
дут возвращены государству во веки веков.
Восседая в кресле, вынесенном на галерею, Великая Мама принимала мзду
за право жить в ее владениях, и все было точь в точь, как у ее предков,
принимавших мзду у предков нынешних арендаторов. Господский двор ломился
от добра: три дня подряд люди несли сюда свиней, индюков, кур, первины и
десятины с огородов и садов. Это, по сути, и был тот урожай, который род
Великой Мамы получал с нетронутых земель, занимавших, по грубым подсче-
там, сто тысяч гектаров. На этих гектарах волею истории разрослись семь
городов, включая столицу Макондо, где горожанам принадлежали лишь стены
и крыши, а посему они исправно платили Великой Маме за проживание в
собственных комнатах, да и государство, не скупясь, платило за улицы и
переулки.
Не зная хозяйского глаза и счета, гулял, где придется, господский
скот. Обессиленные от жажды животные забредали в самые отдаленные края
Макондо, но мелькавшее на их задах клеймо - в виде дверного висячего
замка - верой и правдой служило легенде о могуществе Великой Мамы. По
причинам, над которыми никто так и не удосужился размыслить, господская
конюшня, сильно оскудевшая еще во времена гражданской войны, мало-помалу
превратилась в сарай, где нашли себе последнее пристанище старая, негод-
ная дробилка риса, сломанный пресс для сахарного тростника и прочая рух-
лядь. В описи богатств Великой Мамы были упомянуты и три знаменитых кув-
шина с золотыми моррокотами, зарытые в каком-то тайнике господского дома
в далекие дни войны за независимость и все еще не обнаруженные, несмотря
на беспрерывные и усердные поиски. Вместе с правом на землю, обрабатыва-
емую арендаторами, вместе с правом на десятинный сбор, на первины и про-
чие подати, новые наследники получали каждый раз все более продуманный и
совершенный план раскопок, суливший верную удачу.
Полных три часа понадобились Великой Маме, чтобы перечислить все свои
зримые богатства в царстве Макондо. Голос умирающей пробивал духоту
алькова и как бы сообщал каждой означенной вещи особую весомость. Когда
столь важная бумага была скреплена расползающейся подписью Великой Мамы,
а ниже - подписями двух свидетелей, тайная дрожь пробрала до печенок
всех, кто теснился в толпе у ее дома, накрытого тенью пропыленных минда-
лей.
Затем дошел черед до полного подробнейшего перечня всего, чем она
владела по своему моральному праву. Опираясь на монументальные ягодицы,
Великая Мама невероятным усилием воли заставила себя выпрямиться - так
делали все ее предки, не забывавшие о собственном величии даже в предс-
мертный час, - и, укладывая слово к слову, убежденно и властно стала пе-
речислять по памяти свои необозримые богатства:
- Земные недра, территориальные воды, цвета государственного флага,
национальный суверенитет, традиционные политические партии, права чело-
века, гражданские свободы, первый магистрат, вторая инстанция, арбитраж,
