Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#14| Flamelurker
Demon's Souls |#13| Storm King
Demon's Souls |#12| Old Monk & Old Hero
Demon's Souls |#11| Мaneater part 2

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Маркес Гарсиа Весь текст 266.69 Kb

Рассказы

Предыдущая страница Следующая страница
1  2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 23
   - В конце концов, для этого я ее и сделал.
   Хосе Монтьель шел за ним до самой гостиной.
   - Не валяй дурака, Бальтасар, - настаивал он, пытаясь его  задержать.
- Забирай свою штуковину и не делай больше глупостей. Все равно не  зап-
лачу ни сентаво.
   - Неважно, - сказал Бальтасар. - Я сделал ее Пепе в подарок. Я  и  не
рассчитывал ничего за нее получить.
   Пока Бальтасар пробивался сквозь толпу любопытных, которые  толкались
в дверях, Хосе Монтьель, стоя посреди гостиной, кричал ему вслед. Он был
бледен, а глаза его все больше наливались кровью.
   - Дурак! - кричал он. - Забирай сейчас же свое  барахло!  Не  хватало
еще, чтобы в моем доме кто-то распоряжался, дьявол тебя подери!
   В бильярдной Бальтасара встретили восторженными криками. До  сих  пор
он думал, что просто сделал клетку лучше прежних своих клеток  и  должен
был подарить ее сыну Хосе Монтьеля, чтобы тот не плакал, и что  во  всем
этом нет ничего особенного. Но теперь он понял, что многим судьба клетки
почему-то небезразлична, и расстроился.
   - Значит, тебе дали за нее пятьдесят песо?
   - Шестьдесят, - ответил Бальтасар.
   - Стоит сделать зарубку в небесах, - сказал кто-то. - Ты первый, кому
удалось выбить столько денег из дона Хосе Монтьеля. Такое надо  отпразд-
новать.
   Ему поднесли кружку пива, и он ответил тем, что заказал на всех  при-
сутствующих. Так как пил он впервые в жизни, то к вечеру был уже  совсем
пьян и стал рассказывать о своем фантастическом плане: тысяча клеток  по
шестьдесят песо за штуку, а потом миллион клеток, чтобы вышло шестьдесят
миллионов песо.
   - Надо наделать их побольше, чтобы успеть продать  богатым,  пока  те
живы, - говорил он, уже ничего не соображая. - Все они больные  и  скоро
помрут. Какая же горькая у них жизнь, если им даже волноваться нельзя!
   Два часа без перерыва музыкальный  автомат  проигрывал  за  его  счет
пластинки. Все пили за здоровье Бальтасара, за его счастье и удачу и  за
смерть богачей, но к часу ужина он остался один.
   Урсула ждала его до восьми вечера с блюзом жареного мяса, посыпанного
колечками лука. Кто-то сказал ей, что Бальтасар  в  бильярдной,  что  он
одурел от успеха и угощает всех пивом, но она не  поверила,  потому  что
Бальтасар еще ни разу в жизни не пил. Когда она легла, уже около полуно-
чи, Бальтасар все еще сидел в ярко освещенном заведении, где были столи-
ки с четырьмя стульями вокруг каждого и рядом, под открытым небом,  пло-
щадка для танцев, по которой сейчас разгуливали выпи. Лицо  его  было  в
пятнах губной помады, и, хотя он был не в силах подняться  с  места,  он
думал о том, что хорошо было бы лечь в одну постель  с  двумя  женщинами
сразу. Расплатиться с хозяином ему было нечем, и он оставил в залог  ча-
сы, пообещав уплатить все на другой день. Позже, лежа посреди улицы,  он
почувствовал, что с него снимают ботинки, но ради них  ему  не  хотелось
расставаться с самым прекрасным сном в его жизни. Женщины,  спешившие  к
утренней мессе, боялись на него смотреть: они думали, что он мертв.



   Габриэль Гарсия Маркес
   Счастливое лето госпожи Форбс
   Рассказ

   ё Перевод с испанского Ростислава РЫБКИНА  Форматирование  и  правка:
Б.А. Бердичевский

   К вечеру, вернувшись домой, мы увидели, что к  косяку  входной  двери
прибита огромная морская змея, гвоздь пронзил ее там, где  кончалась  ее
голова, и змея была черная и мерцающая, и казалась, с ее еще живыми гла-
зами и острыми как у пилы зубами, дурной ворожбой цыган. Мне только  не-
давно исполнилось девять лет, и теперь меня охватил ужас, сравнимый лишь
с ужасом, какой испытываешь в кошмарах, и я не мог произнести ни  слова.
А мой брат, который был на два года моложе и сейчас нес наши кислородные
баллоны, маски и ласты, бросил их, страшно закричал  и  помчался  прочь.
Когда госпожа Форбс, отставшая от нас, услышала его крик, она  была  еще
на каменной лестнице, которая, извиваясь, поднималась по скалам от прис-
тани к нашему дому; бледная и встревоженная госпожа Форбс  нас  догнала,
но увидев, что пригвоздено к косяку, сразу поняла, чего мы  так  испуга-
лись. Госпожа Форбс часто повторяла, что когда двое детей вместе, каждый
из них отвечает за себя и за другого, поэтому, услышав крики моего  бра-
та, накинулась на нас обоих и стала отчитывать за  несдержанность.  Быть
может, потому, что она сама тоже испугалась, но только не  хотела  этого
сказать, она говорила сейчас по-немецки, а  не  по-английски,  как  того
требовал заключенный с нею как с бонной контракт. Но  едва  отдышавшись,
она сразу вернулась к английскому, похожему в ее устах на стук камешков,
и к свойственной ей одержимости педагогикой.
   - Это muraena helena1, - сказала нам госпожа Форбс, - она так называ-
ется потому, что считалась у  древних  аллинов  священной  рыбой.  Вдруг
из-за кустов каперсов появился Оресте, местный юноша, который учил нас с
братом подводному плаванию. Маска у него была сдвинута на  лоб,  на  нем
были крошечные плавки и кожаный пояс с шестью разными ножами, потому что
подводную охоту он не представлял себе иначе как вплотную, тело к  телу,
единоборство с морским животным. Лет ему было около двадцати, в глубинах
моря он проводил больше времени, чем на суше, и  казалось,  что  он  сам
морское животное с телом, всегда  вымазанным  машинным  маслом.  Госпожа
Форбс, когда увидела его впервые, сказала моим родителям, что более кра-
сивого человека невозможно себе вообразить. Но сейчас ему не  помогла  и
красота: ему тоже пришлось выслушать нотацию, только  по-итальянски,  за
мурену, которую он прибил к двери, чтобы напугать детей - никакого  дру-
гого объяснения этой выходке не могло быть. Затем госпожа Форбс приказа-
ла, чтобы с почтением, которого заслуживает упоминаемое в мифах  сущест-
во, он мурену снял, а нас послала одеваться к ужину.
   Оделись мы в одно мгновение, тщательно следя за тем, чтобы не  допус-
тить при этом ни малейшей ошибки, потому  что  проведя  две  недели  под
властью госпожи Форбс, хорошо усвоили, что на свете нет дела более труд-
ного, чем жизнь. Пока в полумраке ванной мы с братом  принимали  душ,  я
почувствовал, что брат все еще думает о мурене.
   - Глаза у нее были как у человека, - сказал он мне.
   В душе я с ним согласился, но от него это скрыл и успел еще до  того,
как кончил мыться, перевести разговор на другую тему. Но когда я  первым
вышел из-под душа, он попросил, чтобы я не уходил и подождал его.
   - Но ведь сейчас еще светло, - сказал я ему.
   Я раздвинул занавески. Была середина августа, за  окном  тянулась  до
противоположного края острова пышущая зноем, но похожая на лунную равни-
на, а в небе неподвижно стояло солнце.
   - Не потому, - сказал брат, - просто я боюсь бояться.
   Однако когда мы сели за стол, брат, судя по всему, успокоился, и при-
шел он такой аккуратный, что даже удостоился  похвалы  госпожи  Форбс  и
двух поощрительных баллов вдобавок к уже накопившимся за неделю.  А  мне
за то, что я, опаздывая, заспешил и вошел в столовую дыша слишком часто,
она два балла за поведение сбавила. Каждые пятьдесят баллов должны  были
вознаграждаться двойной порцией десерта, но ни мне, ни  брату  никак  не
удавалось подняться выше пятнадцати. А это жаль, серьезно: потом нам уже
никогда не приходилось есть таких вкусных пуддингов, какие готовила гос-
пожа Форбс.
   Каждый раз, прежде чем приступить к еде, мы, стоя перед  пустыми  та-
релками, молились. Госпожа Форбс не была католичкой, однако по  условиям
контракта должна была заставлять нас молиться шесть раз в  день,  и  для
того, чтобы контракт выполнять, ей пришлось выучить наизусть наши молит-
вы. Потом мы все трое садились, стараясь не дышать,  причем  она  в  это
время наблюдала за малейшими деталями нашего поведения и звонила в коло-
кольчик только когда поведение становилось  безупречным.  Тогда  Фульвия
Фламинеа, кухарка, выносила неизменный вермишелевый суп,  навсегда  свя-
завшийся в нашей памяти с этим ненавистным летом.
   Раньше, когда с нами были родители, каждая трапеза была праздником. С
непосредственностью, от которой всем становилось весело, Фульвия  Флами-
неа, носясь и кудахча вокруг стола, подавала нам еду, и в  конце  концов
тоже присаживалась к столу и ела понемногу из тарелки каждого. Но с  тех
пор, как хозяйкой нашей судьбы стала госпожа Форбс, Фульвия Фламинеа по-
давала нам кушанья в таком мертвом молчании, что  было  слышно,  как  на
плите в кухне кипит суп. Мы ужинали, не отрывая спины от  спинки  стула,
пережевывая поочередно десять раз на одной стороне рта и десять на  дру-
гой, не сводя взгляда с железной и в то же время томной увядающей женщи-
ны, читающей нам наизусть лекцию о хороших манерах. Казалось,  будто  мы
на воскресной мессе, но там хоть пение послушаешь.
   В день, когда мы увидели приколоченную к косяку мурену, госпожа Форбс
стала нам объяснять за ужином, что такое  долг  перед  родиной.  Фульвия
Фламинеа, едва не паря в воздухе, который от голоса госпожи Форбс стано-
вился разреженным, после супа подала нам куски  изжаренного  на  вертеле
белоснежного, удивительно ароматного мяса. Мне, который с той поры пред-
почитает рыбу любой другой пище, земной или небесной, это блюдо  согрело
сердце, напомнив о нашем доме в Гуакамайяле. Но брат  отодвинул  тарелку
даже не попробовав.
   - Мне не нравится, - сказал он.
   Госпожа Форбс прервала свою лекцию.
   - Ты этого не знаешь, - сказала она, - раз не пробовал.
   Она посмотрела на кухарку предостерегающе, но было уже поздно.
   - Мурена самая нежная рыба на  свете,  figlio  mio2,-  сказала  брату
Фульвия Фламинеа. - Попробуешь и сам увидишь. Ни выражение лица, ни  го-
лос госпожи Форбс не изменились. Со свойственным ей холодным равнодушием
она стала нам рассказывать, что в древности мурену подавали  только  ца-
рям, а воины оспаривали друг у друга право на ее желчь, так  как  счита-
лось, что съевший желчь мурены становится сверхъестественно храбрым. По-
том госпожа Форбс повторила то, что мы уже слышали от нее много  раз  за
это короткое время, а именно: что с хорошим вкусом к еде  не  рождаются,
однако если не воспитать его в детстве, потом его  уже  никогда  не  ра-
зовьешь. Поэтому нет никаких разумных оснований мурену не есть. Я попро-
бовал ее еще до того, как услышал, что это, и отношение  к  ней  у  меня
навсегда осталось противоречивым: вкус у мурены был нежный, хотя  и  пе-
чальный, но образ пригвозденной к притолоке змеи угнетающе действовал на
мой аппетит. Огромным усилием воли брат заставил себя  взять  кусочек  в
рот, но на этом дело кончилось: его вырвало.
   - Иди в ванную, - тем же  равнодушным  голосом  сказала  ему  госпожа
Форбс, - умойся тщательно и возвращайся есть.
   Мне стало его невероятно жаль, потому что я знал, как страшно  ему  в
сумерки идти одному в другой конец дома и оставаться  в  ванной  столько
времени, сколько нужно, чтобы умыться. Но он  вернулся  очень  скоро,  в
чистой рубашке, бледный; было видно, что он старается подавить дрожь,  и
он очень хорошо выдержал строгую проверку своей опрятности. Потом госпо-
жа Форбс отрезала кусок мурены и приказала продолжать. С большим трудом,
но я проглотил еще кусочек. Зато мой брат даже не взял в руки вилку.
   - Я эту рыбу есть не буду, - сказал он.
   Решимость его не есть рыбу была так очевидна, что  госпожа  Форбс  не
стала с ним спорить.
   - Хорошо, - сказала она, - но ты не получишь сладкого.
   То, что мой брат отделался таким легким наказанием, придало мне  сме-
лости. Я положил на тарелку крест-накрест нож и вилку,  как,  учила  нас
госпожа Форбс, полагается делать, когда ты кончил есть, и сказал:
   - Я тоже не буду есть сладкое.
   - И телевизор смотреть не будете, - сказала она.
   - И телевизор смотреть не будем, - сказал я.
   Госпожа Форбс положила на стол салфетку, и мы все трое встали,  чтобы
помолиться. Потом, предупредив, что за время, пока она закончит ужин, мы
должны уснуть, она отослала нас в спальню. Все наши поощрительные  баллы
Предыдущая страница Следующая страница
1  2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 23
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама