дух>. Совершенно естественно, чтобы и личное дискурсивное сознание раз-
ных лиц свидетельствовало бы об единой истине единообразно. Это вытекает
из единства истины, и этого требует церковная любовь, которая эту свое-
личную дискурсию снова растворяет в соборности. Совершенно естественно и
неустранимо для церковного самосознания осуществлять общение коллектив-
но-общественное в делах веры. Этому соответствует общая богословская ра-
бота, которая состоит из постоянного обмена мнений и - на этой почве -
соборования. Это соборование совершается в тех формах, которые
свойственны и доступны по условиям места и времени: личное собеседова-
ние, как и письменное общение, научно-богословское общение на съездах,
церковных собраниях и соборах. Оно имеет и свои ступени в смысле выра-
ботки и созревания общего мнения. Соборы не суть парламенты мнений, где
они принимаются на основании большинства, но средоточие общецерковной
мысли, выражаемой чрез ее авторитетных представителей. Церковь, исходя
из единства жизни, необходимо стремится и к единству сознания и единству
учения. Это единое учение, в известных границах, получает и нормативное
значение и становится предметом проповеди. Непосредственный конкретный
опыт Церкви содержит зерно догмата (если так можно выразиться, догмати-
ческий миф), из которого возникает догмат, как определение истины в сло-
ве и понятиях. Это определение имеет исторически обусловленный и в этом
смысле прагматический характер. Догмат выражает известную сторону истины
либо полемически - в отрицание тех или иных уклонений от истины (таков
характер всех христологических догматов), либо он представляет собою
церковный ответ на вопрошание эпохи, причем, конечно, в этом прагмати-
ческом, исторически обусловленном ответе содержится общая церковная ис-
тина, которая иначе как исторически и не может быть найдена и дана чело-
вечеству. Но, конечно, при всей верности догматов им нельзя приписывать
исчерпывающего значения, они суть только вехи, не более. Целостный опыт
содержит в своей глубине больше, нежели всякое его словесное, рацио-
нальное выражение в понятиях, и нельзя забывать основного положения, что
primuna vivere deindе philosophari et dogmatisari.
Но в каком же отношении находится коллективный опыт Церкви к соборно-
му? Соборное, сверхличное сознание не может оставаться только сверхлич-
ным, - оно становится необходимо и личным опытом, личным достоянием, оно
опосредетвуется в личном сознании. Конкретно-религиозное бытие в истине
отражается и в созерцательно-умозрительном ее осознании. Конечно, харак-
тер этой опосредственности, степень осознания и знания для разных лич-
ностей различны в зависимости от общего их состояния: здесь различаются
простецы и ученые, дети и взрослые, профаны и богословы и т.д. Религиоз-
ное личное самосознание свойственно каждому, но оно может оставаться
смутным и нерасчлененным, а может расширяться и углубляться; в последнем
случае возникает богословствование и богословие, И то, и другое есть
нормальный рефлекс целостного религиозного опыта. Личное самосознание и
личное богословствование естественно и закономерно ищет расширить, углу-
бить, утвердить себя, оправдать свою веру, отожествить ее с сознанием
сверхличным, соборным, церковным. Опосредствованная сознанием, эта вера
снова стремится слиться со своим первоисточником целостним церковным
опытом, который свидетельствуется церковным преданием. Поэтому ботос-
ловствование, которое, как личное творчество и личное самосознание в
Церкви, необходимо отличается личным характером, не может и не должно
оставаться своеличным (ибо в этом и есть первоисточник ереси как разде-
ления), но стремиться стать богословием предания, в нем найти для себя и
связь и оправдание. Это не означает и не должно означать, что оно должно
быть простым повторением своими словами уже имеющегося в предании, как
это понимают узкие и формальные умы <книжники и фарисеи> наших дней.
Напротив, оно должно быть всегда новым, живым и творческим, ибо не оста-
навливается жизнь Церкви, и предание не есть мертвое законничество бук-
вы, но дух ее животворящий. Предание есть живое, творческое предание,
новое в старом и старое в новом. Поэтому всякая новая, точнее, по новому
высказанная богословская мысль ищет себя оправдать, обосновать, раскрыть
на основании общецерковного предания, в самом обширном смысле, т.е.
включая сюда, прежде всего, свящ. писание, а далее предание словесное и
монументальное. Если мы познакомимся с актами. соборов, то увидим, ка-
кое. место там занимает это обоснование из церковного предания каждого
из соборных суждений. Поэтому послушность преданию и согласность с ним
есть внутренняя норма для личного церковного самосознания. Осознание
церковного опыта в соборности необходимо является личным: это есть стоя-
ние пред Богом души, Бог и мое я в живом и непрестанном соотношении. Но
оно не может остановиться на этом личном самоопределении, потому что оно
стремится стать всеобщим, пройдя путь чрез коллективность к новой, опос-
редствованной соборности. Иными словами, личное церковное сознание, лич-
ное богословствование вступает в общение с другими, в котором каждым
вносится свой особый дар. Происходит соборование, устное и письменное,
личное и общественное. Это соборование есть живое дыхание Церкви в от-
дельных ее членах и отдельных поместных церквах, которое всегда соверша-
ется с разною силою, но никогда вполне не замирает. Это есть, можно ска-
зать, догматическая жизнь Церкви. Члены Церкви, питаясь единым церковным
опытом и в нем находя для себя основание, стремятся найти и осуществить
это единство и в своем опосредственном сознании, в словесно-рациональном
его выражении, в соборности суждения. И хотя могут быть различные образы
соборования, помимо прямых соборов, однако церковные собрания или соборы
в точном смысле являются наиболее естественными и прямыми средствами со-
борования13, и это место соборы и занимают в жизни Церкви, начиная уже с
первого апостольского собора в Иерусалиме. Таким образом, соборы являют-
ся, прежде всего, фактическим выражением духа соборности и осуществлени-
ем соборования. Их нельзя понимать как только внешнее установление, ко-
торое силою божественного или церковного закона возвещало бы истину,
иначе недоступную отдельным членам. Соборы естественно занимают свое
место в Церкви, которое позднее получает силу и постоянного церковного
установления (соборы в епархиях должны собираться дважды в год и т.д.),
Однако это установление канонического законодательства, jus
ecclesiasticum, имеет только практический, а не догматический характер.
Церковь, лишенная возможности созыва соборов по тем или иным причинам,
не перестает быть Церковью, притом, оставаясь соборною во внутреннем
смысле, потому что такова ее природа. При отсутствии соборов все же ос-
таются еще другие способы соборования или церковного общения (как было
еще во времена апостольские в отношениях разных поместных церквей).
Нужно заметить, что в наш век печати и развитых средств сообщения со-
боры утеряли большую часть того значения, какое им было присуще в преж-
ние времена, хотя бы в эпоху вселенских соборов. Вселенское соборование
в наши дни осуществляется непрестанно путем печати и научного общения.
Однако соборы и теперь сохраняют свое особое, исключительное место в со-
боровании, потому что они, и только они имеют возможность непосредствен-
ного переживания соборности Церкви. Съезды церковных представителей, в
том случае, если этим съездам дано бывает сделаться церковным собором,
осуществляют собой соборное сознание Церкви по данному вопросу, ранее
опосредствованное единоличными суждениями; им дано выявлять соборность
Церкви и чрез то самим становиться воистину соборами. Тогда они в созна-
нии истинной соборности, а вместе и в искании ее, говорят о себе: изво-
лися Духу Святому (живущему в Церкви) и нам, т.е. они ставят знак ра-
венства между собою и Церковью как соборной жизнью в Духе Св. Всякий
съезд церковный молитвенно желает стать собором. Однако не все собрания
церковные являются церковными соборами, хотя на это и притязают, а по
внешним признакам этому и удовлетворяют. Достаточно вспомнить разбойни-
чий Ефесский лжесобор, иконоборческий собор 754 г., флорентийский собор,
которые не признаются Церковью за соборы. Нужно твердо помнить, что со-
бор, даже и вселенский, не есть внешний орган безошибочного провозглаше-
ния истины quand meme, как особый орган Церкви, для того 'нарочито уста-
новленный. Такое предположение, прежде всего, приводило бы к заключению,
что Церковь до соборов и без соборов перестает быть соборною и непогре-
шительною. Но и помимо этого, самая идея внешнего органа провозглашения
истины соборной поставляет его над Церковью и внешнему факту церковного
собрания приписывает необходимо действие Св. Духа14. Церковную истину
может свидетельствовать и знать только Церковь в соборности и самотоже-
отвенности своей. И о том, что данное собрание епископов есть собор,
свидетельствующий от лица Церкви истину церковную, это может знать
только Церковь, которая и говорит свое молчаливое (а иногда и не молча-
ливое) да на самосвидетельство собора: <изволися Духу Св. и нам>. Для
этого самосвидетельства Церкви не существует и не может существовать ни-
каких предустановленных внешних форм. Здесь опять надлежит вспомнить
слово Господне о Духе Св.: <голос Его (Духа) слышишь, а не знаешь, отку-
да приходит и куда уходит>. Жизнь Церкви есть чудо, которое нельзя под-
чинить внешнему закону. Признание церковного собрания собором, возвещаю-
щим церковную истину (и в этом смысле вселенским) в Церкви, совершается
или же не совершается, это есть просто исторический факт. Также истори-
ческим фактом является и то, что, для приятия Церковью, недостаточно од-
ностороннего провозглашения себя истинным собором со стороны церковного
собрания. Это вовсе не есть <рецензия> в формально-правовом смысле. Это
не значит, что постановления собора еще нуждаются в подтверждении чрез
всеобщий плебисцит, и вне его не имеют силы. Такого плебисцита не су-
ществует. Однако происходит прояснение как бы некоторой самоочевидности,
что голос собора был действительно (или же не был) голосом соборности
церковной, только и всего. И никаких внешних органов или способов засви-
детельствовать эту внутреннюю церковную самоочевидность нет и быть не
может, это надо прямо и решительно сказать. И кого это отсутствие внеш-
них признаков истины в Церкви смущает, тот просто не верит в Церковь и
не знает ее. Действие Духа Св. в Церкви есть неисследимое чудо, соверша-
ющееся в человеческих делах и сознаниях. И грозным симптомом этой полу-
веры является церковный фетишизм, ищущий оракула Духа Св. и находящий
его то единолично в папе, то в епископском сословии или его соборе. С
католической стороны в последнее время издеваются над идеей церковной
соборности, как над порочным кругом, который в ней содержится: собор-
ность соборов свидетельствуется церковной соборностью, а соборное созна-
ние Церкви свидетельствуется церковными соборами. Однако жизненно этот
логический круг не является порочным, он выражает лишь самотожество
Церкви в ее обнаружениях. Спрашивают: где, когда и как подтверждается
вселенскость соборов? Но, в то же время, следует помнить, что сила пос-
тановлений даже вселенских соборов не понималась, как самоочевидная, по-
тому что они подтверждались: почти каждый вселенский собор прямо или
косвенно подтверждал предыдущий (вторым был подтвержден первый, дальней-
шие соборы подтверждали неприкосновенность никео-константинопольского
символа веры, седьмой собор был подтвержден т. наз. восьмым Константино-
польским). Это было бы совершенно непонятно, если бы соборы сами по себе
