власти церковного, т. е. богослужебного, проповедания, как и активного
участия в совершении священнодействия, во время которого слово пропове-
дуется, то от них этим не отнимается права прицерковного, внебогослужеб-
ного, а уже тем более внецерковного проповедания. И во всяком случае,
кроме богослужебного проповедания, известные ограничения в учительстве
мирян вводились по соображениям дисциплинарно-практическим, но отнюдь не
харизматическим, не в силу несовместимости его со званием мирянина. В
Церкви нет места немоте, безгласию и слепому послушанию, ибо говорит
апостол: <стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергай-
тесь игу рабства> (Гал. 5).
Но если так обстоит дело даже в отношении к церковному учительству,
то тем более у мирян не может быть отнято право богословствования и на-
учного исследования вопросов христианства, а таковое в наши дни есть,
силою вещей, и учительство. Свобода его может быть введена в известные
границы, блюдомые иерархией, однако она не может и не должна быть отня-
та. Богословская мысль есть самосознание Церкви, она есть ее дыхание,
которое не может быть остановлено. Помимо общего помазания христиан Ду-
хом Божиим, не надо забывать, может быть и нарочитое избранничество, ко-
торое древле называлось пророческим служением, а ныне, если и не называ-
ется так - по известной робости, а также и трудности его распознавания и
вытекающей отсюда в отдельных случаях спорности, - но, конечно, не оску-
девает в Церкви. (Теперь выражение <пророки> и "пророчество> стали
больше литературным эпитетом, нежели выражением религиозного убеждения о
том, что пророчество не иссякло и не должно иссякнуть в Церкви. ) Апос-
тол прямо возбраняет уничижать пророчество и угашать дух (Фесс. 5,
19-20). Но дух дышит, где хочет, и пророческий дар духа не связан с ие-
рархическим служением (хотя может и с ним соединяться). Конечно, разли-
чение духов и опознание истинного пророчествования является труднейшим
делом для Церкви, при котором всегда угрожает возможная ошибка (почему и
извещает апостол: <все испытывайте, доброго держитесь > (1 Фесс. 5, 21).
Однако он же предостерегает и от угашения духа, которое является пос-
ледствием формального запрещения для мирян свободного богословствования.
Последнее не может быть несвободным, оставаясь искренним: свобода здесь
означает не свободомыслие, в котором просто игнорируется учение церков-
ного предания и, вообще, воцаряется своеволие, но искреннее, личное
вдохновение и вживание в то, что кристаллизовано в учении церкви, стрем-
ление осуществить церковный опыт и опыт личной мысли и чувства. Так это
есть и по существу, ибо церковное предание есть вместе с тем и личный
опыт, который осуществляется в личностях. И эта область свободного цер-
ковного вдохновения, так же как и научного изучения, есть преимуществен-
но область <пророчества> в современном смысле этого слова. И она, конеч-
но, не может быть ограничена только иерархией (хотя она в священстве
имеет и свои особые источники ведения и вдохновения, как и особый опыт,
недоступный мирянам). Эта область принадлежит всему христианскому миру,
и о нем сохраняет силу слово пророка Моисея: <о если бы все были проро-
ками в народе Божием> (Числ. 11, 29). Но это и значит, чтобы все учи-
тельствовали, друг друга назидая, по слову апостола (I Фесс. 5, 11). Та-
ким образом, разделение Церкви на учащую и учимую не имеет такого смыс-
ла, чтобы им отменялось всеобщее учительство христиан в меру духовного
возраста каждого. Оно должно быть понято в смысле лишь извечных преиму-
ществ, принадлежащих иерархии как таковой, во-первых, в церковном пропо-
ведании, а во-вторых, в особой авторитетности ее церковного учительства
и блюдения над общим учительством церкви. Как же определяется это пос-
леднее? Ответ на этот вопрос может быть дан лишь в связи с учением об
органе церковной непогрешительности.
О внешнем непогрешительном авторитете в Церкви
Обладает ли личной непогрешительностью церковного и догматического
суждения какой бы то ни было член Церкви, взятый в отдельности, как та-
ковой? Нет, не обладает. Даже католическая доктрина не приписывает папе
личной непогрешительности, а только ех cathedra. Способен заблуждаться,
точнее, вносить свою личную ограниченность, которая пред лицом истины
церковной есть уже грех и заблуждение, каждый член Церкви в своем догма-
тическом искании. И это есть естественная, попускаемая степень заблужде-
ния, без которой не существует искания и которая исправляется Церковью.
О таком мудрствовании писал ап. Павел: <подобает (???) и разномыслиям
(ересям - ????????) быть между вами, да откроются искуснейшие> (I Кор.
11, 19). Но это разделение - ересь, должное в начале, становится уже
обособляющим своемыслием, заблуждением, ересью в случае противления ра-
зуму церковному, погрешность становится ошибкой, ошибка утверждается в
заблуждение, заблуждение в ересь. И церковная история свидетельствует,
что от возможности заблуждения не обеспечивает никакое иерархическое по-
ложение: были еретики папы (Либерий и Гонорий, не говоря о частных про-
тиворечиях между суждениями разных пап, из чего явствует наличие заблуж-
дения у тoro или другого), были еретики патриархи, на кафедре и Царег-
радской, и Александрийской, и епископы, и пресвитеры, и миряне. Если бы
о возможности личного заблуждения во всяком положении и не свиде-
тельствовала история, то она явствует вытекающей достаточно просто из
факта индивидуальности, которая уже связана и с индивидуализмом, т. е.
личной ограниченностью. На обладание личной богословской непогреши-
тельностью никто не может притязать, и она не связана ни с каким саном.
Конечно, иерархи, как носители священнической харизмы, более предохраня-
емы от заблуждения, нежели простые миряне. Однако иерархическая харизма,
делая священнослужителя органом посредства в передаче благодати, сама по
себе еще не делает лично святым ее носителя, и потому и он остается не
защищен от греха и заблуждения в человеческой немощи своей, и заблужде-
ние, если оно его постигает, является даже особенно тяжким. Тем не менее
благодать священства не остается бездейственной и облекает мышление его
носителей особой силой и наделяет его особой авторитетностью. И это име-
ет силу как относительно отдельных иерархов, так и в особенности их со-
вокупного голоса. Здесь мы переходим к учительской власти и авторитету
иерархии.
Церковные писатели: св. Игнатий Богоносец, св. Ириней, св. Киприан
убеждают верующих соединяться около своего епископа, причем учение епис-
копа является нормой церковной истины и критерием церковного предания.
Догматически отчетливого выражения эта мысль не получает, хотя св. Ири-
ней говорит даже о том, что епископы имеют cum episcopatus successione
certum vcritatis charisma, предвосхищая язык будущего Ватиканского собо-
ра, хотя, впрочем, ограничительное certum лишает эту мысль догматической
четкости. Эта особая авторитетность епископского суждения, связанная с
саном, принадлежит отдельному епископу, как таковому, а еще более как
благодатному главе церкви, которая соединена с ним единством благодатной
жизни, любви и единомыслия. Епископ, выражающий исповедание Церкви и яв-
ляющийся устами ее, является соединенным с нею союзом любви и единомыс-
лия, согласно литургийному возгласу, предваряющему произнесение Символа
веры: <возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы>. Иными словами,
право выражать церковное учение принадлежит епископу, не как стоящему
над общиной, но в общине, как ее глава. Подобным же образом и совокуп-
ность епископов, епископат вселенской или поместной церкви, объединенный
на нарочитом собрании или же пребывающий в заочном единении и общении
чрез письменное сношение или посредство, имеет высший авторитет при вы-
ражении вероучения лишь в единении с Церковию и в согласии с нею; иными
словами, он не законоподательствует и не повелевает над церковью незави-
симо от нее, но является ее благодатным представителем. Авторитет епис-
копата есть, в сущности, авторитет Церкви, которая, имея. иерархическое
строение, естественно износит свое самоопределение устами епископата.
Из положения епископата в Церкви, представляющего собой церковную
власть в качестве совершителя таинства, вытекает, что этою властью, - в
происхождении своем и существе сакраментальною, облекаются и вероучи-
тельные определения. Они являются канонами или церковными законами, ко-
торым надо повиноваться в силу повиновения Церкви. Таким образом, иерар-
хия в лице епископата становится как бы и внешним вероучительным автори-
тетом, регулирующим и упорядочивающим догматическую жизнь Церкви. Разу-
меется, эти вероучительные определения, отдельного ли иерарха или всего
епископата, облеченные силой церковной власти епископа и совершаемые ех
cathedra во исполнение обязанностей епископского служения, следует отли-
чать от личного богословского мнения того же епископа как частного бо-
гослова или писателя. Последнее вовсе не является обязательным к руко-
водству паствы и отнюдь не обладает качеством <непогрешительности>. Его
авторитетность измеряется степенью одаренности и духовности писателя,
для которой свое значение имеет и священный сан. Только действия во ис-
полнение пастырского служения имеют обязательную силу для пасомых. Они
облечены и соответствующей санкцией, потому что церковные кары угрожают
неповинующимся, и церковный меч отсекает непокорных от церковного тела,
временно или окончательно, анафематствуя еретиков. Церковная жизнь, упо-
рядочиваемая и регулируемая церковной властью, не может представлять со-
бой анархию, в которой предоставляется каждому полное усмотрение. Нас-
колько Церковь есть единство веры, связанное иерархическим преемством,
она имеет свои вероучительные определения, за которыми стоит весь авто-
ритет и сила Церкви, охраняемый церковной властью. Поэтому то общее по-
ложение, что в установлении вероучительных истин епископат действует в
единении с паствой и выступает как его представитель, соединяется с
признанием власти епископата повелительно выражать церковные определения
и требовать им подчинения. Следовательно, в жизни Церкви может наступать
такой момент, когда епископат чувствует себя облеченным правомочием воз-
вещать от имени Церкви, быть ее устами. А отсюда один шаг до ватиканско-
го заключения о том, что епископу, в силу особого дара возвещать церков-
ную истину (charisma veritatis), принадлежит непогрешительность ех
cathedra (пока мы оставляем в стороне вопрос, является ли такой автори-
тет личным или коллективным). Возникает учение о внешнем непогреши-
тельном органе церковного учения. Есть ли, нужен ли и возможен ли тако-
вой в Церкви? Сначала кажется, что на все три вопроса жизнь и учение да-
ют утвердительный ответ. Существует власть епископата, которая простира-
ется и на охранение чистоты вероучения, это бесспорно. Она необходима
для Церкви, как плотина против анархического своемыслия, разрушающего
единство Церкви. Она возможна, ибо фактически проявлялась и проявляется
в Церкви. Однако весь вопрос заключается в том, каков смысл этого вероу-
чительного властвования. Иерархия своею властью охраняет уже принятое
Церковью учение, церковное предание, и она же на основании церковного
постановления, в случае новых вероучительных определений, становится на
страже их действительного вхождения в церковное предание. Первое не воз-
буждает сомнений: естественно, что depositum fidei - то, что Церковь уже
имеет, охраняется иерархической властью, хотя содержится и всею Цер-
ковью. Большую принципиальную остроту имеет второй вопрос: вновь прини-
маемые вероучительные определения, однажды будучи приняты, охраняются
иерархией. Но, если они ею же и провозглашаются, откуда получают они
