рваные линии, будто рот Настурции не из живой ткани, а из сухих щепо-
чек.
- Наставничек тоже мне.- шарит глазами вокруг себя,- покажи, где же-
лезные рублевки закапываешь.- Со злостью решимость постоять за себя
тает. Настурция кривит губы и слезы обиды выкатываются из серых округ-
ляющихся глаз.
Колодец не жалеет Настурцию давно, порешив, что жалеть глупо, а тем
более девиц ее типа: сейчас рыдает, через минуту хохочет, и снова ры-
дает, и все-то им трын-трава.
На работу не хочется, и Мордасов хвалит себя за предусмотрительность:
хорошо, что вывесил "Санитарный день", а намеревался в начале "Сани-
тарный час", можно б и "Учет" да уж в этом месяце по три раза на неде-
ле учитывали, а его любимая "По техническим причинам" треснула попо-
лам, осколки выставлять не годится, а Стручок, гад, обещает склеить уж
полгода, то-то повинно глядел на Мордасова сегодня у машины, Коло-
дец-то про "По техническим причинам" и думать забыл, а Стручок помнит,
а глупцы мелят, будто в пропитых мозгах ничего не застревает.
Настурция корит себя за резкость. Дура. Подумаешь, ничего такого ей не
сказали, а от Колодца она зависит капитально; сейчас возьмет да отка-
жется везти ее до станции и тогда в пеших порядках по кривым улицам да
на каблуках, да в жару, еще через лесок сшибать о корневища носки едва
надеванных туфель, от досады еще и зуб прихватит по новой, будь он не-
ладен.
Колодец кивает на машину.
- Загружайся!
И впрямь слезы высохли в момент, как капля ацетона. Настурция ловко
устраивается на переднее сиденье со сноровкой, приходящей от ежеднев-
ного употребления, подобно чистке зубов; в городе до вокзала и с вок-
зала ее подвозят, когда за деньги, когда за так: ей ли не знать, что
не всякий стребует мзду с такой, как она.
Едут молча и Колодец ерничает про себя, что даже его, человека привыч-
ного, колени Притыки отвлекают от вождения и средство повышенной опас-
ности в его руках прыгает и скачет из стороны в сторону по-жеребячьи,
а колени Настурции трясутся вверх-вниз и мелькают округлыми белыми
пятнами, стоит лишь чуть скосит глаза от лобового стекла.
Машина пересекает пыльную площадь, Колодец успевает убедиться, как
двое, прочитав табличку в окне магазина, покорно отваливают от крыль-
ца, стоящего на двух грубо сложенных кирпичных столбиках, раствор из
швов поспешной кладки сочится, как излишек крема меж тонких листов
слоевого торта.
Электричка Притыки через двадцать минут. Настурция обретается в Москве
и то, что она столичная, а Мордасов пригородный, тоже причина скрыто
дремлющей неприязни, момент межплеменной розни, извечный конфликт дво-
рянства - неважно какого свойства - и беспородности.
В один день три раза переговоры - многовато, смысл виделся только в
последних, именно в них от Шпындро зависел, если не исход целиком, то
направленность обсуждения. Игорь Иванович старался, фирмач не мог не
видеть, вел себя негоциант - не подкопаешся - сух, не многоречив, про-
токольно любезен, не более.
Шпындро оценил предложение фирмы толково, не захваливая, даже вкрапив
несущественные недостатки в мякоть неоспоримых достоинств; имела зна-
чение и последовательность изложения, не велика мудрость, а многие
упускают из вида - запоминается последнее, особенно начальниками, у
них перегруз сведений, помнят только итоговое решение, иногда даже не
дословно, не смысл, а так сказать запах - положительный или наоборот.
При описании предложенной в торги продукции Шпындро недостатки сгреб в
самое начало и потом до конца наращивал про достоинства и кончил, как
скульптор резцом высек из камня: не вижу адекватных замен! Самый высо-
кий чин кивнул Шпындро: мол, отшлифуйте в рабочем порядке и на под-
пись. Выгорело. Шпындро откинулся на спинку кресла.
Фирмач даже не глянул в его сторону - молодчина, свое дело знает туго.
В коридоре к Игорю Ивановичу подошел Филин, прижал к стене, начал из-
любленными междометиями и покряхтываниями осыпать, засовывая папиросу
и ломая спички, будто взволнован прошедшим обсуждением.
- Ты чего его тащил? - Филин снова вещал из дымного облака и привыч-
ность обстановки успокаивала Шпындро.
- По всем документам его товар лучший.- Шпындро умолк: Филину смешно
его слушать, что он первогодок, помимо качеств товара имелось столько
всякого-разного, что в день не проговоришь.
- Ну, ну.- Филин скроил гримасу, не оставляющую сомнений: за дурака
что ль держишь, я браток третий десяток лет здесь в егерях-загонщиках,
мне ль про дичь разлюбезную не знать всю подноготную.
Шпындро еще не успокоился после сообщения на переговорах и сейчас вид-
но: побледнел сверх меры. Филин вовсе не имел в виду дознаться до при-
чин поддержки Шпындро продукции именно этой фирмы; разве секрет, что у
каждого свои производители-любимчики и любовь эта произрастает на поч-
ве не бескорыстной тяги, а в результате многолетних прополок и поли-
вок, и щедрого внесения удобрений тем, кто хочет продать.
- В субботу в путь? - Уточнил Филин, давая передых Шпындро и намекая,
что в коридоре прицепился только по этой причине. Шпындро кивнул.-
Зайдем, потолкуем.
Секретарь проводила начальника и подчиненного калькулирующим взглядом,
учитывающим и частоту появления в последнее время Шпындро в начальст-
венном кабинете и простоту обращения с ним Филина, почти обнявшего по-
бедителя последних переговоров за плечи и торжество, плохо скрытое в
глазах Шпындро - унюхал, что его берет - и многое другое, что словами
не передашь, а при опыте известном ощущаешь, будто самое что ни на
есть материальное.
Пропуская Шпындро перед собой, Филин кивнул секретарю, мол, ко мне ни-
кого - занят.
Сели. Шпындро прицелился метнуть анекдот для разгона, но решил не то-
ропить события; пошутили не зло о высоком начальстве и готовность Фи-
лина к вышучиванию министерского олимпа подчеркнула его расположение к
Шпындро. В данный момент! Игорь Иванович понимал: момент потому и мо-
мент, что не длится вечно, и надо так все обставить, чтобы до его от-
бытия за рубеж приязни не сменился противоположным; вывести отношения
на высокий уровень доверия - попотеешь, но удержать их на нем и того
труднее, всякий проходил, как после тесных уз, контактов запоем, начи-
нает трескаться монолит взаимности и тем глубже трещины, тем ветвис-
тее, чем радужнее и доверительнее сложились отношения до кризиса.
- Слушай,- Филин выложил перед собой сразу пять папирос, каждую раз-
мял, вытряхнул крошки табака. Шпындро проникся: разговор долгий.- Слу-
шай, ты бабку эту в деле проверял?
Шпындро усмехнулся, мужчины, как заговорщики переглянулись, что гово-
рить, сказанул Филин не без подтекста, не без двойного дна. Игорь Ива-
нович решил не трусить, кивнул с готовностью, мол, проверял, даже руки
развел - пользовался и не единожды.
- Боязно.- Филин пыхал дымом, как паровозная труба.- На склоне лет к
знахарке. А?.. Хотя и не такие, как мы не брезговали. А?.. Если приж-
мет, выбирать не приходится,- и ошеломляя виртуозной тактикой мгновен-
ного переключения.- Значит говоришь не тянул фирмача? Не подсоблял
классовому врагу?
Шпындро уже уяснил: страшного не будет, Филин повозится с ним, как сы-
тая кошка с мышью и отпустит, так, лапкой помотает и все. Даже париро-
вать колкость не сподобился, сразу видно - начальство крови не жаждет,
развлекается. Филин курил жадно, уверовав заранее, что таинственная
бабка перво-наперво пресечет курение и еще беспокоило пунктирно, то
вспыхнет, то отпустит: что ж Шпындро решил отделаться единственно ста-
рухой без поддержки дачного строительства патрона? На понижение. иг-
рать не годится. Филин, конечно, ничего не скажет, не проявит нездоро-
вый, так сказать с отблеском алчности, интерес, полагая, что Шпындро и
сам догадается: расположение расположением, а жизнь диктует. От напора
дурманящего дыма плыло перед глазами и дочери привиделись обе, взбре-
дет же в голову такая странность: арена цирковая, Филин на четверень-
ках в жабо, будто собачка или обезьянка скачет по кругу, а дочери в
откровенных костюмах, заголив все, что можно, а пожалуй и нельзя, рас-
хаживают по бортику арены, щелкают кнутами здоровенными, будто перед
ними не согбенный папаша на склоне лет, а выездка горячих коней.
Филин отложил папиросу, успокоился, постепенно вывел разговор на Кру-
гова: хотел проверить, станет ли Шпындро топить соперника. Не удержал-
ся, шельма, от шпилек, но топил по всем правилам чиновной магии: ни
единого дурного слова, все кругами, экивоками, недомолвками, закатыва-
нием глаз и упиранием взора в пол, мол, против товарища не хочу, но.
Филин любовался: до чего ж отшлифовали людей, как же так, вроде лучший
друг Кругову, ни одной откровенно злокачественной оценки и все же за-
мордовал по всем статьям.
Филин для себя уж решил сделать ставку на Шпындро - проходим он, ника-
ких зацепок против, ведь посылают не за достоинства, а по случаю ог-
лупляющего проверяльщиков отсутствия недостатков, по гладкости анкет-
ной, по незапятнанности послужного списка Шпындро многих превосходил.
Блюл себя строго в стенах учреждения, все правила, даже из тех, что и
осторожные перестали соблюдать, все предписания душных лет, болотных и
мглистых исполнял истово, а ведь молодой, поражался Филин, мне и то
нет-нет шибанет в голову и хочется взбрыкнуть, а как же этот довел се-
бя до такой покорности, удручающей даже на вид. Конечно, управляемый
человек ценен руководству, однако, если б полная подчиненность нижес-
тоящего, его вековечное "не моги возразить" было наиценнейшим товаром
в иерархиях, тогда б рабовладельческий строй не знал равных по произ-
водительности, ан нет, не вышло. Филин прикурил четвертую папиросу.
Куда меня занесло? Рабовладение! Хватил, братец!
Всерьез его занимала только дача - достроить бы! - последняя ставка
всей жизни.
Поговорили задушевно о семьях, о болезнях, о жизни, умещающейся цели-
ком в стенах присутствия, помечтали об отпускной поре, обмолвились о
рыбалках, кострах, палатках, лодочных моторах,и автомобильных прице-
пах, перебрасывались словами долго и охотно, как бы заключив основопо-
лагающее в их сложно сплетенных отношениях. Шпындро размяк под добрым
взглядом Филина и. не удержался.
- Затеял дела домашние, ну вроде полуремонт, полуприведение в порядок
антресольного хозяйства и мест общего пользования, дело хлопотное, мо-
жет и не затевать, если.- он, будто стряхнул многолетнюю напуганность,
то набегающую на лицо, то исчезающую вовсе, как разные цвета скачущие
по диковинной тропической рыбе,- когда ехать-то?
Главное сказано и Шпындро благостно откинулся назад.
- Х-м! - Высверк пламени на спичке, дымное облако.- Х-м! Сразу уж и
ехать. Шустрые вы. Х-м! - Снова туча дымная поплыла из края в край ка-
бинета: кто ж дачу мне продвинет, мил человек, кто ж раздобудет эти
чертовы пробойники или как их там, чтоб толковый фундамент подвести, а
вагонку для кухни где умыкнуть, уж и деньги на нее отложены.- Слушай,-
Филин встрепенулся, сейчас он обращался на ты, а случалось и на вы, и
эта чересполосица, на диво удобная, как бы сигнализировала об отноше-
ниях, о котировке слушателя в миг беседы. Сейчас Шпындро котировался
высоко.- Слушай, у тебя нет ходов, чтоб вагонку достать?
Шпындро помрачнел: думал обойтись бабкой да женским гардеробом для со-
вок из завальников-запасников жены, а всплыла вагонка: теперь размыш-
ляй и тут образ скупо улыбающегося Мордасова подоспел на помощь. Коло-
дец все мог достать и не раз доказывал это; и еще почему-то Шпындро
рассудил, раз станция под боком у Мордасова, разгрузки-перегрузки,
должна водиться вагонка, это же не задник гастронома на центральной
улице, где кроме батона колбасы да закатанного в баночную жесть дефи-
цита ни чем не разживешься. Станция пахла вагонкой или Шпындро ничего
