проблему. Гречка!
Бац! Смотрю тащит в подсобку, а там клети железные полны под завязку
гречкой. Бери, говорит, сколько влезет. Я беру, а самой любопытно,
гречку-то зачем заныкивать, не утерпела, гречка-то пятьдесят шесть коп
кило, дешевка, неужто из нее можно лишек выжать? Чего, говорю, гречку
не держишь в торговом зале, не икра поди?
Тома глянула прозрачно, потянулась, накладные карманы на белом халате
прилипли к ляжкам и просвечивают в них сквозь тонкое полотно разноц-
ветные денежки. Видишь ли, Настурция, на любом рынке в области пакет
ядрицы за два эр с песнями отлетает, сейчас ко мне ребята заскочат на
жигулях, так вот эта клеть о двустах пачках, как дитя в приноровленную
колыбель, ссыпается и задремывает в багажнике, будто его и предназна-
чили гречку перевозить, все двести пачек одна в одну. Ребятам крупу
сдам по полтора рубля, а они толкнут по два, клеть перегрузить минут-
ное дело: мне две кати, будто думки на полати, всегда кстати. Гречне-
вая похлопала по набитым деньгами карманам. Вскоре зашел человек, су-
меречный и важный. Гречневая отдала ему деньги, выгребла из карманов
не считая, усмехнулась - при себе чего держать; на вопрос в глазах
Настурции с придыханием и отнюдь не шутейным ужасом бросила вслед ухо-
дящему мужчине, убедившись, что оцинкованная дверь за ним захлопну-
лась:
- Человек Амирана!
Сейчас Колодец ожидал Гречневую, раскрыв банку персикового компота и
колдуя над ней деревянной расписной ложкой, приподнесенной квасницей
бабкой Рыжухой после того, как Колодец участливо поинтересовался судь-
бой ее дочери. "Слышь, Рыжуха, твоя плоть унд кровь все мужиков усла-
щает, скажи, чтоб тормознула, не то спиданется и на вынос. Поняла,
бабка! Конец тогда счастливому материнству. А дочурке еще тридцати не
прокукарекало, до срока в могиле обустраиваться не вижу резона!" Рыжу-
ха понимающе кивнула, голова без шеи, подпертая мощными грудями кру-
чинно клонилась к полу, глаза разъезжались в разные стороны, толстый
подбородок дрожал растормошенный страхом еще не подцепленной болячки.
"И то сказать. Я ее стращаю, а она - думаешь мне, мать, не боязно? еще
как! а только жить способа иного не углядываю для себе. Мож мне бетон
мешать в каменных от цементной пропитки портках или асвальт месить на
дороге?" Асфальт - вельможно поправил Колодец и бабка Рыжуха, чтобы
уйти от неприятного разговора тут же согласно заворковала: "Верно,
верно, асфальт, совсем за лотком родную речь сгубила!"
День возвращения по случаю совпадения с пятницей удался и Колодец коий
раз ласкал себя мыслью о том, что не убоялся возвысить процент отдачи
долга, опасался бунтанут - ничего, съели и утерлись, куда денутся.
Прикинул на глазок влезет ли персик-богатырь в рот разом, без откусы-
вания и запихнул сладкоблестящий плод ложкой, раздувая щеки. В этот
момент и вошла Гречневая. Колодец не то что говорить, дыхнуть не мог.
Бу-бу-бу-му-му! повел рукой, предлагая сесть.
- Недосуг мне рассиживаться,- Гречневая по виду напоминала наизнамени-
тейшую актрису и не только в городе или стране, а всемирно, так ска-
зать, известную; наметанным глазом определила предназначенный ей па-
кет, ухватила пальцами в кольцах и в ответ протянула Колодцу прозрач-
ный отечественный пластиковый конверт безо всяких рисунков, глубоко
функциональный и скромный, а внутри сверток бумажный. Колодец не спра-
вился с персиком, из угла рта вытек струйкой сладкий сок и закапал
квитанцию. Мордасов припал к пакету-дару и повел носом.
- Угорек там, копченый,- подмигнула Гречневая и, желая весомее угодить
Мордасову, присовокупила,- для бабули, Сан Прокопыч. Спрячь сей мо-
мент, не то Настурция нагрянет, умнет дочиста. Притыка-Горемыка до уг-
ря охоча, а отказывать себе не привыкла.
Тут Мордасов по-первости впечатления совладал с персиком и выдавил на-
поминающее - а кто ж себе откажет в здравом-то рассудке? но персик так
просто не дался, забил липким куском дыхалку, Колодец кромешно закаш-
лялся, прошибло потом под волосьями на лбу и даже слеза выкатилась из
близоруко сощуренного глаза.
Гречневая удалилась плавно и подчеркнуто достойно, как дама в криноли-
не в последнем акте спектакля, билеты на который Колодцу отписал
Шпындро через свою жену, спектакль числился в дефиците, не пойти -
глупость, пьеса вроде про старое время, еще короли и шуты, и безмолв-
ные воины - работа для бедняг, плохо успевавших в студиях, но, как на-
мекнул Шпын, надо угадывать, уметь читать между строк и тогда полное
совпадение с действительностью можно узреть, действительность просту-
пает, как если с переводной картинки смываешь мутную, скрывающую соч-
ность цветов бумажку. Колодец ничего не узрел, в зале скучал, а деви-
ца, приглашенная им, икала и затыкала рот сильно надушенным платком;
от искусства и надушенной соседки у Колодца кружилась голова, он иног-
да проваливался в сон и удушливые запахи, загоняющие в дремоту сами же
его оттуда извлекали, нещадно щекоча ноздри.
Наконец персик, что касается мякоти, исчез и Колодец с облегчением
выгреб рябую косточку, повертел и швырнул в распахнутое окно, как раз
к ногам пьянчужек, что гомонили в кругу, плечо к плечу, горючим уже
заправились и теперь неторопливо делили плавсырную закусь. На косточ-
ке, брошенной Колодцем все пьяные взоры скрестились и с готовностью
метнулись к окну, за которым перекусывал Сан Прокопыч; как ни пьяны
вечные должники, однако снасильничали себя выкроить по улыбке, у кого
какая образовалась, и Мордасов успел отметить: не в конец пропащие лю-
ди, раз еще цену лести умещают в своих пропитых башках. Помахал своим
агнцам ладошкой, как президенты из открытых автомобилей, и принялся за
второй персик.
Бабка Рыжуха доставила квасу, как раз Мордасов отрезал бритвенно ост-
рым ножом копченого угря, запивка подоспела ко времени. Глаза Рыжухи
будто прилипли к куску копчености, источающему нестерпимо призывный
запах. Угощать Колодец не намеревался, еще чего, своей бабуле донести
бы. Рыжуха плела про станционные новости и беспорядки, а глазами ела
угря так яростно, что Колодец раза два глянул на кус внимательно, оце-
нивающе, не поменел ли в размерах по вине доселе необнаруженного ес-
тественного закона. Чтоб прекратить волнение и искус Рыжухи притушить,
расправился с куском скоротечно, запил добрым кваском, на ощупь вынул
из-под стола колготки для дочери Рыжухи, протянул, шелестя оберткой.
- Пять пачек, мать, по восемь,- Мордасов закрыл банку с персиками
крышкой и поставил в холодильник, чего плодам расжариваться в пекле.
- А преж-то по семь шли?..- робко встрепенулась Рыжуха.
- Мать, прежние не той вязки, тут петля тоньше, цвет выгоднее ногу по-
дает. Лишний рубль для дочерниного промысла, мать, не жалей. Фриволь-
ница твоя останется довольна.
- Фри. что? - Язык у Рыжухи заплелся, споткнулся о неизвестное и в
глазах зажегся недобрый огонь: может рскорбление? непонятность страш-
на, лучше б по-матерному огулял - привычно, а в этой фри. подвох ви-
делся.- Фри. что?
Мордасов властно прервал:
- Деньги гони, небось медяки в бамажки уж переплавила. Невдомек тебе,
чудо-чулки, подставляться одно удовольствие. Сам бы подписался задом
вихлять, да кто позарится.
Рыжуха не утерпела, вспылила умеренно:
- Моя не подставляется.
- Брось сметанку из воды сбивать, мать.- Колодец поднялся,- всяк подс-
тавляется, однако ж по-разному, кто передком, кто чем может. Без подс-
тавки оклад-жалование никому не причитается. Так что все равны. Давай
двигай, вон мои орлы-соколики чичас жар души унд тела отправятся ква-
сом заливать, а ты не на вахте, пост оставила, а вдруг враги нагрянут?
а на посту никого, тогда что? Иди, иди.- Передразнил.- Моя не подстав-
ляется! Ишь мудрилы! Человек для того и выпущен в мир-свет гулять,
чтоб подставляться, а иначе на черта он здесь воздух меж деревьев и
цветов отравляет.- Колодец выговорился, открыл шкаф, протянул Рыжухе
японский термос с цветами и толстой ручкой - сторговал у Шпына.
- Заправь доверху протертой смородиной, для моей бабули.
Рыжуха нетвердо взяла термос:
- Боюс ухайдакаю ещщо, крышку и ту не отверну толком.
- Дочь приспособь, она уж не промахнется, у ней навык к стране восхода
образовался.
Из ресторана, отобедав, вернулась Настурция, промытая, с парикмахерски
рельефно уложенными волосами, светящаяся внутренним светом и довольст-
вом сытости и чистоты; не понятно, как и миновала обильно посыпанную
пылюгой площадь, не замаравшись. Настурция узрела шкурку угря и в по-
казной капризности поджала губы:
- А мне?
Рыжуха отвела глаза, будто именно она сподобилась умять кус, причитаю-
щийся Настурции. Колодец видел - Настурция шутит и сыта. Мордасов по-
винно пожал плечами, мол, не углядел, не выдержал натиска Рыжухи, а
квасница - вот незадача - от жары ли, от напряжения облизнула губы
по-змеиному мелькнувшим языком.
- Вишь, облизывается,- не утерпел ерник Мордасов,- всласть значит
проскочил угорек!
- Врет Сан Прокопыч,- взмолилась Рыжуха и телеса ее похоже жалобно за-
колыхались под тонкой тканью, а с шеи в ложбинку меж бескрайних грудей
заструился пот.
- Я. вру? - Кровь схлынула с лица Мордасова, Колодец входил в роль,
праведное негодование считалось его лучшим сценическим достижением.-
Запомни, мать, я никогда не вру. У нас люди значительные - а я из та-
ковских - никогда не врут, самое большее заблуждаются, искренне, но
чтоб врать - ни-ни. запомни. и я равняюсь на маяки,- Мордасов подмиг-
нул Настурции - и товарищ Притыка равняется на маяки.
По лицу Рыжухи легко читалось непонимание - как это равняться на маяки
и что это такое? смутное ощущение того, чего ожидает общество от этого
равнения, конечно, присутствовало, но известное насилие над языком и
смыслом было очевидно даже кваснице.
Тут Настурция заметила краешек торчащей из сумки Рыжухи пачки с кол-
готками; внезапность броска ошеломила даже железобетонно невозмутимого
Мордасова. Притыка ухватила с торжеством и уже неподдельною злостью
пачку и помотала сверкающим конвертом перед носом Мордасова. Рыжуха
смекнула, что некстати встряла в противостояние корыстей и попятилась
к двери. Мордасов скрытно колупнул колготные запасы Притыки, образую-
щиеся из сдачи на комиссию интуристовскими переводчицами, и сейчас
опасался, что всплывут его манипуляции с ценами.
Настурция засверкала глазом, колко, с нестерпимой яростью, так она
отбривала неугодных кавалеров, проштрафившихся скаредностью или жлобс-
ким обхождением, и злобность блеска заставляла широкоплечих молодцев
гнуть головы к земле и пятиться мелкошажно, не отдавая и себе отчета,
что их - неустрашимых по природе своей - заставляло пугаться.
- Почем слупил? - Настурция уперла руки в боки, притиснула Рыжуху под
стенд с грамотами; вышло, что как раз из левого уха квасницы вылилась
затейливая подпись по кремовому тисненному листу и, казалось, тряхни
Рыжуху без жалости - из ушей у нее высыпится и еще много-много подпи-
сей, которыми можно украсить-уснастить разные грамоты от Москвы до са-
мых до окраин.
- Почем слупил? - Не унималась Настурция и похоже собиралась начать
карабкаться по телесам Рыжухи, чтоб добраться до бесстыжих глаз пособ-
ницы Мордасова в недобром деле, наносящем урон стараниям Притыки.
- Почем слупил?
Рыжуха партизанила безответностью и Настурция вмиг смекнула, что из
квасницы каленым железом не выжечь признания в ущерб Мордасову; и лиш-
ний раз Притыка уяснила, что вес Колодца на площади намного превосхо-
дит ее собственный, надо б угомониться, упрятать гонор подальше, как
товар никчемный, во всяком случае, в побоище за авторитет с Мордасо-
вым.
- Схлынь,- едва сдерживая хохоток, одернул сотоварищницу Мордасов,-
ишь допрос третьей степени. учинила! оставишь нас без квасу, а до се-
