верные слуги, Ваше величество, в связи с чем я и приношу Вам свои
поздравления.
- Опять Бангалор, - рыкнул Аластер в наступившей тишине. - Неужели им все
еще неймется?
- После той страшной войны жители островов не должны желать новой, -
неуверенно откликнулся Далмеллин.
- Ничего подобного, - сказал Аббон Сгорбленный. - Это не второе и даже не
третье поколение. Они уже все успели забыть; а что еще помнят, то
перепутали так, что ни один демон не найдет концов. И даже наш славный
Сивард Ру не справится. Слишком много наслоений лжи на одну тонкую ткань
правды.
- Значит ли это, что мне нужно готовиться к войне? - задал главный вопрос
Локлан Лэрд.
- Великий Роан не воюет, - мягко напомнил император.
- А если его вынудят? - спросил Гуммер. - Не терять же все, добытое
столетиями упорного труда наших предков, только потому, что согласно закону
мы не воюем. К тому же, закон гласит немного другое: мы не нападаем и не
ведем захватнических войн.
- Война - это не самая страшная беда, - внезапно сказал Сивард Ру. - Войну
мы пережуем и выплюнем, и глазом при этом не моргнем. Но у меня иные
соображения. Я рассуждаю так: что бы стал делать я на месте любого
гипотетического врага? Воевать? С такой огромной империей, с такой силой, с
таким народом; а потом я бы еще учел присутствие гвардии, славной на весь
мир; наличие грозных союзников... Я бы многое учел и решил, что Великий
Роан мне не по зубам. Но вот одна точка на огромном теле всегда может стать
уязвимой, если направить все усилия на то, чтобы поразить ее и только ее.
- Удар молота не принесет вреда шелковому плащу, - заметил Далмеллин. - Но
острая игла проколет его с легкостью.
- Император - вот, кто может стать основной целью наших врагов - кем бы они
ни были. Символ Великого Роана; надежда подданных; воплощение мудрости,
величия и славы всего государства; залог благополучия. Если мы, его слуги,
не убережем нашего повелителя, то кто поверит нам в остальном. Кто доверит
нам свою жизнь и жизнь своих детей? Тогда и наступит момент торжества
нашего противника. На его месте я бы просто предложил себя, а лучше -
своего ставленника - в качестве защитника, и был бы уверен в успехе: дело
беспроигрышное. Еще удобнее навести нас на ложный след в поисках врага, а
когда цель будет достигнута, отдать сообщника на заклание, а самому
сделаться положительным героем. Добавьте к этому возможные личные счеты - и
план готов. А звезды только подмаргивают этому подлецу и подначивают его.
Аббон! - спросил Сивард. - Ты не можешь как-нибудь запретить этим
сверкающим поганцам мешать нам спокойно жить?
- Увы, увы, мой друг, - отвечал маг. - Могу только предупредить. И
поделиться своими предчувствиями.
- Взять бы твои предчувствия, - пробормотал рыжий Сивард про себя, но его
услышали, - взять бы и засунуть их...
- Итак, Ваше величество, - торопливо подвел итог наместник Ашкелона. - Вам
надлежит со всей осторожностью относиться к тому, что Вы прежде полагали
мелочами; и предупредите принцессу Арианну. А мы обещаем Вам сделать все от
нас зависящее, чтобы больше не докучать Вам этими неприятными разговорами.
- Ваши бы слова да Богу в уши! - вздохнул Локлан Лэрдский. - Но, боюсь, так
просто мы не отделаемся. Если кто-то решился на такой отчаянный шаг, то
вряд ли он бросит свою опасную игру на середине.
- Он не играет, - подал голос молчавший до сих пор Теобальд. - Он очень
серьезен; серьезнее нас с вами, и он знает, что будет делать дальше, а вот
мы можем только догадываться. И я не стану скрывать, что это меня
беспокоит: я не люблю даже упоминаний об этом прекрасном уголке мира -
Бангалорском архипелаге. Мне кажется, что зло все еще незримо витает над
этим местом.
- Благодарите Всевышнего, что зло это не зовется Далихаджаром Ядовитым, а
все остальное мы преодолеем - негромко сказал Аббон Флерийский. - Меня
тошнит от одного этого созвучия - насколько же дурной у него был вкус, раз
он позволил своему имени звучать так по-дурацки претенциозно?
- Далихаджар давно мертв, но, кто знает, что еще могло случиться на краю
мира? Нет никаких гарантий, что время от времени мир не будет порождать
такое же или большее зло, - откликнулся Локлан Лэрдский. - Если Вселенная
существует лишь потому, что в ней свято соблюдается принцип равновесия, то
на Великий Роан должно приходиться очень много горя и зла где-то там, по
иную сторону...В защиту же злого гения Далихаджара могу только заметить,
что по-дурацки звучит не само его имя, а перевод на наш язык. На
бангалорском это звучало не так уж и плохо.
- Сегодня днем, - серьезно сказал Аббон, не ввязываясь в дальнейшую
дискуссию об именах и иностранных языках, - я намереваюсь посетить
принцессу Арианну и подробно расспросить ее о времени рождения, о
сопутствующей тому погоде и прочих мелочах. Буду весьма признателен Вам,
герцог Аластер, либо Вам, Ваше величество, если Вы познакомите меня с этой
очаровательной юной особой и попросите ее подробно и обстоятельно ответить
на мои вопросы.
- Ты что, не сделал этого раньше? - возмутился Сивард Ру.
- Конечно, сделал, - с неподражаемым достоинством отвечал маг. - Однако
теперь все может измениться в течение одной-двух ночей. Остаток сегодняшней
я собираюсь провести в наблюдениях за созвездиями и планетами; а днем
поговорю с принцессой.
- Я займусь этим, - пророкотал Аластер.
На том и разошлись - каждый в свою потайную дверь. Зал Совета опустел.
* * *
Арианна проснулась около восьми утра и сладко потянулась. Несмотря на
обилие впечатлений вчерашнего дня и на то, что спать она легла далеко за
полночь, принцесса чувствовала себя свежей и отдохнувшей. К тому же она
находилась в состоянии приятного возбуждения, прежде ей незнакомого.
Будущее рисовалось самыми светлыми красками; а тайны императорского двора
казались теперь не страшными, но захватывающе интересными.
Ее опочивальня, еще вчера видевшаяся тесной золотой клеткой, в которой ей
предстояло провести чуть ли не всю оставшуюся жизнь, сегодня была оценена
по достоинству: ее недаром заново отделывали и обставляли к приезду ее
высочества. Действительно небольшое помещение, находящееся в конце длинной
анфилады комнат, отведенных принцессе и ее ближайшим фрейлинам, было убрана
в светлых, пастельных тонах. Толстые ковры - бежевые в бледно-голубые розы
- устилали весь пол; небесно-голубой шелковый балдахин над кроватью был
украшен султаном из бежевых, розовых, белых и голубых перьев. Повсюду
стояли высокие вазы из оникса, опала и молочно-белого агата с
восхитительными цветами. Бежевые шелковые шпалеры были затканы серебристыми
пчелами; бледно-голубые занавеси в розовые цветы мерно колыхались под
дуновением нежного теплого ветра. Все вещи радовали глаз и успокаивали
мятущуюся душу. Внимание принцессы привлекло зеркало в раме из розового
дерева и маленький столик перед ним, уставленный крохотными, изящными
безделушками, коробочками, шкатулками и флакоными изысканной и благородной
формы.
Арианну немного лихорадило, ей казалось, что кровь бежит по жилам как-то
быстрее; и даже пузырится, как кипящая вода в гейзере, каких было много на
ее родине.
Первым делом ей пришло в голову поинтересоваться своей внешностью. Это тоже
было ново: воспитанная в суровых традициях предков, знающая о том, что она
предназначена Ортону, с первых же лет своей жизни, принцесса никогда не
задумывалась над тем, хороша ли она собой. Это не имело прежде никакого
значения. К тому же, девушка чуть ли не всерьез полагала себя дурнушкой:
этому сильно способствовало ее первое неудачное чувство, закончившееся
разочарованием. Но вчерашний разговор с императором, его доброта и
искреннее восхищение ею, а также его несомненная внешняя привлекательность
заставили Арианну всерьез переволноваться. Она уже думала, что слезы и
усталость после долгого пути безнадежно ее изуродовали и состарили, что она
не произвела на Ортона выгодного впечатления. Поэтому девушка резво
соскочила с постели и встала перед огромным зеркалом, в котором она
отражалась во весь рост.
Из серебристой глади глянула на нее совершенно незнакомая, очаровательная
особа - немного, правда, заспанная и встрепанная, но невероятно
привлекательная. Принцесса была истинной северянкой: волосы у нее были того
светлого оттенка, который принято называть льняным; безупречный овал лица и
изысканная форма точеного, с тонкими, маленькими ноздрями носа поражали
воображение. Глаза казались осколками серого северного неба; брови были
густыми и изогнутыми, а ресницы - длинными и пушистыми. Могла Арианна
гордиться и своей белой, атласной кожей; и совершенным сложением. На
розовых пухлых губах витала мечтательная улыбка.
- Что ж, - сказала принцесса, вдоволь налюбовавшись своим отражением. - Я
теперь очень даже мила; и будет вполне естественно и прилично позвать
служанок и принарядиться к утреннему выходу.
И она нетерпеливо дернула шелковый шнур с привязанной к нему гроздью
маленьких золотых звоночков. Через несколько минут на пороге бесшумно
возникли две ее фрейлины и три служанки, приехавшие вслед за своей госпожой
из Лотэра.
- Распакуйте мои сундуки и принесите мне побольше нарядов: я хочу выбрать
лучший, - приказала Арианна.
Уезжая из дому, расставаясь с матерью и старой няней, она горько рыдала.
Поглощенная собственным горем и скорбью разлуки, она понятия не имела о
том, какое приданое дал ей отец; что находится в бесчисленных сундуках,
ларцах, шкатулках и плетеных коробах. Ее это не интересовало. Теперь же она
вспомнила о некоторых вещах, которые ей явно потребуются сию минуту, и
стала волноваться, додумались ли служанки захватить их с собой.
Через двадцать минут ее опочивальня могла с успехом конкурировать с любой
городской ярмаркой по яркости и количеству разбросанных в живописном
беспорядке вещей, по бестолковости ведущихся тут разговоров и по тому, как
разбегались глаза у всех присутствующих.
- Я надену это... Нет, вот это, - то и дело восклицала принцесса, крутясь
перед зеркалом. - Уложи мне волосы; нет, распусти... Ну, не знаю...
Фрейлины улыбались и переглядывались: в отличие от своей госпожи они
неоднократно влюблялись сами и были любимы; а потому прекрасно знали, что
является причиной этой внезапной страсти к нарядам и влечению к столичной
моде. Арианна еще сама не понимала, что творится с ней, а ее служанки уже
шептались между собой о том, что, кажется, брак вовсе не династический и о
принуждении и долге говорить не приходится.
Когда принцесса наконец нарядилась, даже женщины, которые, как известно,
скупы на похвалы соперницам любого ранга, тихо вздохнули от восхищения.
Арианна превзошла сама себя.
Длинные густые волосы были собраны надо лбом в замысловатую прическу, но
зато свободно спускались по спине до самых подколенок; в этом светлом
водопаде то и дело мелькали слезинки жемчужин и небольших бриллиантов. На
принцессе было пышное платье с жемчужным лифом и тремя юбками - жемчужной,
жемчужно-голубой и голубовато-серой. Тонкие руки были полностью закрыты
пышными рукавами, зато плечи кокетливо обнажены. Крохотные башмачки,
расшитые жемчугом и опалами, ловко сидели на ее изящных ножках.
Драгоценностей же почти не было: перемерив целую груду ожерелий, браслетов
и серег, Арианна решила отказаться от них, и не прогадала - ибо варварская
пышность считалась в Великом Роане признаком отсутствия всякого вкуса. Не
зная об этом наверняка, но руководствуясь интуицией, принцесса с честью
вышла из этого положения.
Однако сперва ее ждало глубокое разочарование. Когда она, сияя красотой и
очарованием, торопилась по огромному, уходящему вдаль коридору по
направлению к малой трапезной, император вышел ей навстречу. Принцесса
порозовела и взглянула на него блестящими глазами, но Ортон остался
совершенно равнодушен. Он просто любезно приветствовал ее, обронив пару
