ничего не значащих фраз, и пригласил позавтракать.
Если бы не это огорчение, Арианна воздала бы должное тем кулинарным
шедеврам, которыми потчевали ее императорские повара. Но от того, что Ортон
был с ней так холоден, она расстроилась, и с удивлением поняла, что вот-вот
расплачется. Прежде уравновешенной и невозмутимой принцессе было трудно
понять, что творится у нее на душе; и посоветоваться не с кем. Она в
отчаянии обвела глазами трапезную, ища, кого бы позвать на помощь; но, увы,
никого подходящего не обнаружила.
Правда, у стен и за спинками их кресел стояли бесстрастные
великаны-гвардейцы; Арианна помнила, что в случае нужды она должна
обращаться именно к ним - но не во время же завтрака, когда на нее глазеют
десятки вельмож. Нет, она вовсе не забыла и о том, что император мог
оказаться не настоящим, а двойником; и тогда можно было объяснить его
равнодушный взгляд. Но Арианна втайне надеялась на встречу со своим будущим
супругом, она ведь так старалась, чтобы ему понравиться; и то, что все
старания пошли прахом, наполняло ее маленькое сердечко каким-то зимним
холодом, заставляя его сжиматься от тоски. Арианна уже грустила по
императору Великого Роана - Ортону I Агилольфингу; но рядом не было ее
доброй няни, чтобы объяснить, что означает подобная грусть.
Она уткнулась в тарелку, надеясь, что никто не заметит ее не вовремя
покрасневших глаз.
- Доброе утро, венценосный гриб! - внезапно произнес кто-то громким и
отчетливым голосом.
В зале засмеялись; вельможи, придворные и даже лакеи оживились и
зашевелились. Арианна обернулась на звук этого удивительно знакомого
голоса, и увидела, что в двери входит шут.
Правду говорили о тайнах императорского двора; если бы она вчера не слышала
от Ортона своими ушами о существовании двойников; если бы ее с детства к
этому не готовили, принцесса наверняка бы потеряла сознание от
неожиданности и изумления. Единственное, что различало двух молодых людей -
это их одежда. Император этим утром был наряжен в темно-синий строгий
костюм, шитый серебром и украшенный черными жемчужинами по вороту; а шут
красовался в своей разноцветной, пестрой одежде да позванивал бубенчиками.
- Позволю себе заметить, братец мой, - обратился он к императору, - что ты
на самом деле гриб грибом. Перед тобой сидит сокровище - настоящее
украшение нашей страны; и ты, вместо того, чтобы говорить ей любезности,
жуешь вот эту куриную ножку! Ты невежа... А ножку отдай, отдай...
Простите его, Ваше высочество! - обернулся он к принцессе. - Что с него
возьмешь? Государственная персона - никакого воображения.
- Я как раз собирался сказать принцессе Арианне, что она великолепно
выглядит, - молвил император. - Но не хотел уточнять очевидное - нужно быть
слепым, чтобы не заметить ее красоты и очарования. Я покорен; и весь наш
двор тоже. Просто ты, братец, несправедлив ко мне; верно, встал не с той
ноги.
- С какой бы ноги я ни встал, я счастлив! - пропел шут, кружась по залу с
куриной ножкой, отобранной у государя. - Я вот стану тут, в стороночке, у
окошка; буду любоваться на принцессу и завидовать тебе; а заодно расскажу,
что во дворе делается.
Например, Лодовик Альворанский отправляется на охоту: ловчие и егеря
собрались внизу, а его все еще не могут добудиться. Звери скоро спать
лягут, а он все еще не готов...
Принцесса невольно улыбнулась. Странное дело, казалось бы, что ей до мнения
шута; но приятно. И она уже весела и радостна. Может, все дело в том, что
она смотрит на него, слушает его голос и представляет, что это говорит с
ней Ортон, ее Ортон - не эти подделки, а настоящий император. Принцесса
была уже почти уверена в том, что ее супруг и намного красивее и гораздо
учтивее обоих своих двойников.
- Аббон Флерийский входит во дворец с бокового входа, - продолжал
комментировать шут. - Сталкивается с Аббоном Сгорбленным, и оба шарахаются
друг от друга в разные стороны. Посланник Аммелорда идет со свитой в парк -
так что ты, братец, туда не ходи. Замучает.
Все в трапезной на сей раз расхохотались уже вслух: слишком уж уморительную
рожицу скроил шут. А всем было известно, каким утомительным и скучным
собеседником может быть младший брат Аммелордского короля. Сам король не
смог прибыть по причине сломанной ноги: злые языки утверждали, что это он
пытался спустить своего братца с лестницы, да промахнулся ненароком.
Следующие полчаса ничем не отличались от предыдущих: шут комментировал
увиденное и острил - когда удачно, когда не очень. Наконец император встал
и произнес:
- Дорогая принцесса, я вынужден покинуть Вас, несмотря на глубокое
сожаление, которое я в связи с этим испытываю. Меня ждут дела чрезвычайной
важности.
- Конечно, государь, - склонилась в поклоне Арианна. Император вышел, за
ним последовали большинство вельмож и гвардейцев.
- Вы свободны, господа, - обратилась принцесса к тем придворным, которые из
вежливости присоединились к ней. Когда их шумная толпа покинула трапезную,
там остались только она сама, шут и несколько гвардейцев. Великаны
по-прежнему неподвижно стояли у дверей.
- А я останусь с тобой, - обратился шут к принцессе. - Видишь ли, я очень
ценная персона: я неудачно шучу и говорю глупости; так что самую трудную
работу я за тебя буду выполнять. А ты можешь поговорить с Аббоном
Флерийским - он очень хотел побеседовать с тобой, но стесняется. Хочешь,
познакомлю? Он такое приворотное зелье варит! Но тс-сс, - приложил шут
палец к губам, - это секрет. О нем знает всего лишь половина империи; а
вторая половина до сих пор находится в счастливом неведении.
- Как тебя зовут? - спросила Арианна. Она не слушала, что говорит шут, но
думала о том, что император разрешил ей обращаться за помощью именно к
этому человеку.
- Как могут звать копию Ортона? Ортоном, конечно.
- Я ..., - волнуясь начала принцесса, - я хотела бы поговорить с ним, ну,
ты понимаешь... Он сказал, что тебе можно всецело доверять; а у меня уже
голова кругом.
- Как не понять, - серьезно и печально молвил шут. - Он тоже все понимает,
но иначе нельзя, ты уж потерпи. А вечером вы встретитесь. Честное слово.
- Правда? - расцвела принцесса. И тут же горячо попросила, - ты только ему
не говори, что я им интересовалась. Просто мне нужно было побеседовать; а
так, я вполне всем довольна и не собираюсь докучать Его величеству.
- Не скажу, - заверил ее шут. - Я все понимаю. Двери отворились, и в зал
вошел черноглазый человек лет сорока с небольшим, одетый со вкусом и весьма
нарядно. На нем была фиолетовая мантия, отороченная по рукавам мехом и
расшитая таким количеством драгоценных камней, что они стучали, словно град
по мостовой. Он быстрыми шагами пересек пространство от дверей до окна и
остановился возле принцессы.
- Ваше высочество, позвольте представиться: я Аббон Флерийский -
императорский астролог. Это я считаю своим главным титулом; ну, есть и
другие - князь, барон и так далее, но их так много, что я все время путаюсь
и не рискую произносить вслух. Если пожелаете, зачитаю, где-то они у меня
записаны в свитке... И я рад засвидетельствовать не только свое искреннее
почтение, но и глубокое восхищение, ибо, как истинный ценитель красоты я
удовлетворен еще больше, чем верноподданный императора.
- Это комплимент, - перевел шут. Принцесса улыбнулась. С этими двумя она
чувствовала себя легко и непринужденно.
- У меня к Вам огромная просьба, - сказал придворный астролог. - Его
величество ее полностью поддерживает; и потому я нижайше прошу выслушать
меня.
- Говорите, говорите.
- Мне необходимо составить Ваш гороскоп, Ваше высочество; и сделать это, по
возможности, два раза - до и после Вашего бракосочетания. Могу ли я
рассчитывать на Ваше содействие?
- Конечно, тем более, что мне все равно пока делать нечего.
Принцесса оперлась на предложенную ей руку и вышла из трапезной вместе с
Аббоном. Шут проводил их долгим взглядом.
- Ну, а мне чем бы заняться? - обратился он к гвардейцам. - Принцесса мне
недоступна, пойти что ли побеседовать с Сивардом - давненько он меня не
слышал. Наверное, живет спокойно. Непорядок...
* * *
Уже сгущались сумерки, когда император посетил астролога в его лаборатории,
где все явственно - мудрый человек сказал бы, слишком даже явственно -
указывало на занятия ее обитателя. Здесь во множестве находились перегонные
кубы и причудливо изогнутые колбы и реторты; невероятное количество
запечатанных и распечатанных сосудов с едкими и остро пахнущими жидкостями;
огромная карта звездного неба; два глобуса и одна небесная сфера таких
размеров, то на нее было страшно смотреть. А также три стола, заваленные
горами свитков; и груды книг в тяжелых, темных, пыльных переплетах -
кожаных, с золотым тиснением и металлическими накладками - во всех углах.
- Что? - поинтересовался Аббон. - Прием закончился? Или поток гостей иссяк?
- Ни в коем случае. Но там ведь не требуется мое присутствие; в крайнем
случае Аластер и Теобальд справятся с проблемой. Да и Сиварда я попросил
присмотреть за близнецом.
- Твоя правда. Маг потоптался возле самого большого перегонного куба,
выцедил из него полстакана светлой, прозрачной жидкости и спросил:
- Хочешь?
- А что это?
- Приворотное зелье, конечно.
- Нет, спасибо. Я как-нибудь обойдусь.
- И зря, - сказал маг, залпом осушая стакан. - Хорошо охлажденный напиток,
освежает и бодрит. Я теперь добавляю еще немного кардамона и ма-аленькую
щепоточку перца, - он сложил пальцы щепотью, показывая, насколько маленькой
является упомянутая порция пряностей. - Стало гораздо вкуснее; и клиенты
утверждают, что быстрее действует.
- Не томи, - сказал император. - Когда ты начинаешь рассказывать историю от
праотца и делиться секретами колдовского мастерства, дела обстоят из рук
вон плохо. Я тебя успел изучить за время знакомства.
- Ага, - фыркнул Аббон. - Я сам себя за четыреста лет не познал, и для меня
моя душа потемки, а ты уже во всем разобрался... Правильно, мальчик, к
сожалению, правильно. Все очень плохо.
- Так я и знал, - поморщился император. - Мне сегодня сон дурной снился.
- Страшный?
- Да нет, вроде; глупый и неприятный, так будет вернее. Только не
выспрашивай, что именно, я все равно не помню. Только вот ощущение и
осталось, как от грязи или нестерпимой боли. Что с Арианной?
- Пока, ничего. Но это только пока, мальчик мой. Через несколько месяцев
наступит трагический, переломный момент в ее жизни - и тогда все будет
висеть на тоненьком волоске. А нам останется только молиться, чтобы этот
волосок не порвался над бездной.
- Может, ее отправить отсюда куда-нибудь? В Гравелот, например. Там и
звезды другие, и планеты - ведь все немного иначе. Или я путаю?
- Вроде бы и нет; в принципе так и поступают, сломя голову убегая от беды,
но я еще ни разу не слыхал, чтобы такой способ давал положительные
результаты. Есть даже история - как раз на такой случай. Рассказать?
Император кивнул головой, и Аббон продолжил:
- Говорят, как-то одному добродетельному и нестарому еще человеку
предсказали, что ему суждено умереть вечером следующего дня. И даже описали
обстоятельства, при которых это произойдет. Но человеку очень не хотелось
умирать, и потому он решил обмануть свою смерть. Согласно предсказанию, он
должен был умереть у себя дома; и вот, он наголо побрился, надел пеструю и
яркую одежду, совсем не похожую на то, что он носил прежде, и отправился в
кабак. Заказал там кувшин вина и стал попивать его. Рассуждал он при этом
приблизительно так: _смерть меня в этом виде никогда не признает* и пришел
я в другое место, и веду себя совершенно иначе_.
И вот наступил урочный час. Заходит в кабачок злая-презлая смерть и говорит
сердито: _Уф, обыскалась везде этого негодника - нигде его нет. Посижу
чуточку, отдохну, а если он не появится, заберу вместо него того лысого
