а несмотря на свою молодость он побывал уже во многих странах - ему не
доводилось видеть такие широкие, чистые, до блеска отмытые улицы; такие
красивые клумбы и цветущие деревья; такие великолепные дома. Они въезжали в
город со стороны порта Майна, но даже на окраине Роана не было ни хибарок,
ни покосившихся лачуг, ни тощих собак, облаивающих и пышные кортежи, и
дребезжащие телеги; ни нищих, которые обычно не давали прохода богатым
путешественникам, особенно в праздничные дни. Короче, никаких признаков
бедности Трой не обнаружил.
Особенно же его потрясли янтарные купола и яшмовые колоннады двух базилик;
стены зданий, украшенные барьельефами; статуи, украшавшие площади,
вымощенные белым камнем, и тенистые аллеи. Прежде Трой никогда не видел,
чтобы такое количество деревьев и кустов росло прямо в черте города -
укрепленные города Альворана и Аммелорда напоминали каменные мешки, которые
раскалялись в летнюю жару и в которых зимой было чрезвычайно холодно.
И порт, и пригород, и сама столица были настолько хороши, что юноша не мог
насмотреться: вертел головой и постоянно дергал дядюшку за рукав, чтобы
поделиться впечатлениями.
Посол Шовелен вел себя гораздо сдержаннее. Во-первых, он был стар, и даже
цвета казались ему не такими яркими и насыщенными, как любимому племяннику.
Во-вторых, в Великом Роане он бывал уже несколько раз, и из них два раза
посещал столицу. Первое потрясение давно уже прошло, и теперь граф был, в
основном, озабочен проблемой, как бы пристроить Троя ко двору
Агилольфингов. Собственное государство и собственный монарх на фоне империи
казались ему не просто слабыми, но и до смешного игрушечными. Шовелен
считал, что им просто повезло, что западный сосед не воюет - иначе Альворан
давно уже стал бы одной из провинций Роана. К слову, многие государства
просто присоединились к империи, отдав себя под ее протекторат. Так
поступили в свое время и графство Анамур, и княжество Эйда.
Трой каждую пышную постройку принимал за императорский дворец, и когда
кортеж проезжал мимо очередного здания, он не знал, радоваться ему или
разочаровываться. Однако юноша пришел в совершеннейший восторг, когда они
подъехали к берегу реки Алой. Могучий поток нес свои воды в море Луан;
вверх и вниз по течению скользили баржи и гребные галеры, лодки и ладьи с
резными носами. Это было завораживающе красивое зрелище. Но еще более
удивительным Трою показался огромный, изогнутый мост, впившиймся своими
могучими лапами в оба берега.
Посольство стояло теперь на левом; а правый, противоположный, высился перед
ними.
Там и располагался императорский дворец, одновременно служащий крепостью.
Красотой он не уступал постройкам левобережной части столицы, но был
гораздо мощнее и надежнее. Его окружали высокие стены, сложенные из
звонкого камня; а над стройными, вытянувшимися к небу башнями реяли
зелено-золотистые стяги с изображением дракона. Огромная круглая луна
лениво лежала на самом краю черепичной крыши; а вдоль моста протянулась
бесконечная цепь людей с горящими факелами в руках.
Только сейчас Трой понял, что уже стемнело, и значительную часть пути они
проделали в сгущавшихся сумерках.
В резиденцию императора прибыли ближе к полуночи. Послам отвели две
огромных комнаты в западном крыле дворца; человек десять слуг бесшумно,
словно совы, расставили багаж; проводили господ в бассейн для омовения и
уложили спать. Трой был настолько переполнен чувствами, что порывался
прорваться к дядюшке в комнату, чтобы побеседовать с ним часок-другой перед
сном, однако граф пресек эти попытки в зародыше. Он позволил себе
напомнить, что их ожидают завтра к малому выходу императора, и на эту
встречу он, граф, возлагает особенные надежды. А потому категорически
требует, чтобы возлюбленный племянник немедленно же отошел ко сну, чтобы на
следующий день быть свежим и красивым, как цветок. Трой привык подчиняться
Шовелену настолько, что не просто лег, но и, поворочавшись с боку на бок,
провалился, выпал из реальности и очнулся только утром, когда теплый
солнечный луч умостился на его щеке.
Посол был уже у него в комнате, одетый и причесанный особенно тщательно. От
внимания Троя не укрылось, что Шовелен предпочел одеться по столичной моде:
в высокие сафьяновые сапоги, синий бархатный колет с прорезями на пышных
рукавах и небесно-голубую шелковую рубаху простого кроя с широким отложным
воротником. В правом ухе графа сверкал звездчатый сапфир. Избранная гамма
подчеркивала и усиливала и без того бездонную синеву его глаз, и убавляла
лет этак пятнадцать-двадцать.
- Дядюшка! - вскричал Трой, садясь в необъятной постели. - Был бы я
девицей, влюбился бы в Вас всенепременно.
- Тогда хорошо, что ты не девица, - ворчливо отвечал граф, стараясь
сдержать довольную улыбку. - Вставай, лежебока. Умывайся и давай наряжать
тебя со всей обстоятельностью, соответствующей важности момента. То есть -
по-королевски.
Шовелен взялся за дело серьезно, и потому Трой был готов через полчаса. Он
чувствовал себя крайне нарядным в костюме вишневого цвета с золотым шитьем.
Украшения из бриллиантов и гранатов придавали ему особый шик, но не
бросались в глаза. Граф особенно часто подчеркивал, что все истинно
красивые и дорогие вещи не должны затмевать своего хозяина и привлекать к
себе внимание. Изысканный вкус требует, чтобы предметы и украшения только
выгодно подчеркивали внешность своего обладателя, и не более.
Принесшие завтрак молоденькие служанки немедленно зарделись при одном
только взгляде на юношу, что было особо отмечено и оценено как хороший
признак.
Посол позавтракал со вкусом и аппетитом. Будучи человеком искушенным, он
догадывался, что отдохнуть и поесть сегодня им как следует не удасться:
приемы обычно длятся долго, и отнимают много сил. Но как он ни уговаривал
Троя, как ни соблазнял разнообразными кулинарными шедеврами, юноша
отказывался. Он был слишком взволнован предстоящим событием, и кусок просто
не лез ему в горло. Наконец появился лакей с сообщением, что император
готовится к выходу; и гости собираются в парадном зале.
Выйдя из своих апартаментов Трой и Шовелен присоединились к свите своего
повелителя - короля Лодовика - и пошагали бесконечными коридорами по
направлению к парадному залу. Вскоре юноша перестал удивляться увиденному,
потому что обычный разум в состоянии вместить только определенное
количество впечатлений, а затем, чтобы не повредиться, отсеивает все
лишнее. Именно по этой причине Трой как должное воспринимал и полированные
яшмовые полы, поражающие естественными узорами камня; и ониксовые колонны,
поддерживающие потолки из небесно-голубого лазурита и бирюзы; и невероятное
количество золота, серебра и камней, которыми сверкали и искрились почти
все предметы. А картины, оружие, статуи и гобелены просто меркли на этом
фоне, несмотря на всю свою красоту. Остальные вели себя приблизительно так
же, как и молодой человек - сперва восторгались, но после затихли - есть
предел и восхищению. Только король Лодовик выглядел хмурым и подавленным:
он давно уже прикинул приблизительную стоимость одного этого коридора, и
сразу понял, что, заложи он все свое королевство, может, и сумел бы его
воссоздать в своем дворце.
В парадном зале внимание Троя привлекли только люди. Это вовсе не значит,
что парадный зал больше ничем не поражал глаз; однако придворные императора
и его гвардия превзошли все виденные до сей поры чудеса.
Вопреки очевидной роскоши, окружающей их, вельможи и военачальники Великого
Роана были одеты скромно и неброско. И от этого только выигрывали,
выделялись на фоне ослепительной обстановки. Граф Шовелен, пользуясь тем,
что в огромной зале находилось не менее тысячи человек, и все они
перешептывались, отчего было довольно шумно, обратил внимание своего
племянника на их костюмы. В них преобладала сдержанная гамма и предпочтение
явно отдавалось черному, белому и жемчужно-серому цветам. Встречались и
более яркие одежды, но они ни в коем случае не были пестрыми.
Драгоценности, стоившие целое состояние, тоже не бросались в глаза, а
только дополняли ансамбль, придавая ему изысканность и шик. Изо всех членов
свиты короля Лодовика только граф и его племянник могли похвастаться таким
же стилем.
Придворные дамы моментально покорили сердце молодого повесы, причем все
скопом. Он переводил восхищенный взгляд с одного свежего и милого лица на
другое - очаровательное и сияющее зрелой, полновесной красотой - и никак не
мог определить для себя, какое же нравится ему больше. Молоденькие фрейлины
привлекали его своей безыскусностью и естественностью; остальные же женщины
пребывали в удивительном состоянии неопределенного возраста, преимущества
которого проявлялись в их изысканности, пикантности и обаянии - короче в
том, что приходит только с годами.
Где-то там, как на другом конце бескрайнего поля, император принимал
поздравления от союзных монархов. Те, кто не приехали сами, прислали пышные
посольства. А среди множества подарков обязательно находился хотя бы один
особенный, со смыслом, имеющий символическое значение; и его вручали лично
Ортону I, произнося при этом речь. Каким бы кратким ни старался быть каждый
оратор, в общей сложности они говорили слишком долго. А поскольку очередь
Лодовика еще не наступила, то Трой даже разглядеть императора не мог из-за
бушующего человеческого моря.
Поневоле блуждающий взгляд его, пресытившись женской красотой во всем ее
многообразии и великолепии, перебрался на солдат императорской гвардии. Тут
Трой даже задохнулся и с удивлением спросил себя: как же он их раньше не
заметил?
Воины эти были не просто высокими и не просто хорошо сложены. Возможно,
именно так и выглядят небожители; просто люди об этом не знают. Все, как
один, гвардейцы были выше на голову самого высокого человека, которого
когда-либо видел Трой. Широкие плечи и мощные грудные клетки казались
способными выдержать тяжесть горных хребтов или удары таранов. Лица воинов
- удлиненные, с тонкими, аристократическими чертами, - были безупречно, но
как-то непривычно красивы и безмятежно спокойны. И хотя Трой видел
множество непохожих друг на друга людей, роанские воины поразили его
воображение - впрочем, если бы юноше пришлось объяснять: чем, то он бы
наверняка не справился с этой задачей. Зато поражаться и восхищаться
нарядами он мог с чистой совестьюодеты и вооружены гвардейцы были и вовсе
удивительно - это бросилось в глаза всем.
Выросший в графском замке; обученный воинскому искусству лучшими учителями,
каких только можно купить за деньги; посетивший затем множество стран -
Трой знал толк в доспехах и оружии. Тем более его потрясли латы гвардейцев
- черные, с зеленоватым отливом, крылатыми наплечниками и с двумя рядами
шипов вдоль позвоночника. Шлемы были выполнены в виде голов драконов, и
надо лбом горели в металле рубиновые или изумрудные глаза. Высокие гребни
опускались до середины лопаток. Тонкие талии были перетянуты черными
поясами, на которых висели в ножнах по десять метательных ножей. Основное
же оружие у каждого гвардейца было свое, выбранное сообразно собственным
вкусам и пожеланиям. Тот, кто знал толк в таких вещах, с уверенностью мог
сказать, что мечи, секиры, копья и кинжалы императорских воинов стоили
гораздо дороже, чем многие сокровища, хранящиеся во дворце. Нигде и никогда
в мире не появлялось что-либо подобное. И Трой откровенно любовался воинами
до тех пор, пока дядя не привел его в чувство, тронув за локоть. Оказалось,
что сейчас речь держит Лодовик Альворанский, и свита его, соответственно,
находится у самого трона.
Юноша тут же поднял взгляд, разыскивая императора, и испытал следующее
потрясение, надолго выбившее его из колеи. Ему, конечно, удалось удержать
себя в рамках приличия, и он надеялся, что никто особо не обратил внимания
на его вытаращенные глаза и приоткрытый от удивления рот. Трой сознавал,
