- Мне в тот же день пришло в голову обыскать все это пространство, однако,
как старательно мои гвардейцы и люди Сиварда ни прочесывали каждую пядь
земли, удача отвернулась от нас. И только сегодня, вообразите - только
сегодня - я решил осмотреть верхушки деревьев. Видите ту голубую ель?
- Да, конечно.
- А рядом два дуба - побольше, и поменьше и пораскидистей?
- Естественно.
- На маленьком дубе один из воинов отыскал крохотный клочок зеленой мантии.
Он уже понес ее к Аббону на изучение. Может, тот что-нибудь сможет сказать
нам о владельце этого одеяния.
- Велик ли лоскут?
- В пятую часть ладони. Он зацепился за острый сучок довольно основательно,
потому его не снесло ни ветром, ни дождем. Вы ведь помните, какая гроза
бушевала в ту ночь, когда император сочетался браком?
- И все это время лоскуток оставался там.
- Вот именно.
- Значит, Вы уже смело можете утверждать, что покойный Финнгхайм ничего не
придумывал и сам не стал жертвой иллюзии - здесь действительно побывал
обыкновенный человек из плоти и крови, - граф увидел, как лукаво смотрит на
него Аластер, и поспешил поправиться. - Во всяком случае, мантия у него
была материальной.
- Вполне.
- А где же тогда наш доблестный Сивард?
- О, ему я не завидую. Теперь он должен как-то так исхитриться, чтобы
осмотреть все мантии, накидки, плащи и прочие одежды подобного цвета;
причем ему нужно поспеть всюду - и здесь, и в летней резиденции императора.
Ведь в день убийства гостей здесь было гораздо больше.
- Да, Сиварду нелегко.
- Но он любит решать такие трудные задачи; думаю, ему не так уж и много
времени потребуется, чтобы выяснить, у кого есть похожие одеяния. Если Вы
хотите, граф, то можете пойти со мной. Я как раз направляюсь к Аббону,
чтобы поинтересоваться его догадками.
- С удовольствием, герцог.
- А где же Ваш племянник? - спросил Аластер, когда они шли длинными
коридорами мимо постоянно кланяющихся слуг.
- Мальчик играет в морогоро со своим учителем. Он там, на лужайке, у
фонтана. Ему очень полюбился парк Его величества.
У молодой императрицы несколько часов подряд выдались свободными. Она
решила воспользоваться прекрасной погодой и побродить по парку, красотой
которого не уставала восхищаться. Шестеро гвардейцев следовали за ней в
нескольких шагах, не спуская глаз со своей повелительницы. Арианна
постепенно привыкала к их постоянному присутствию. Если прежде безмолвные
фигуры вызывали в ней чувство смущения и смутного беспокойства, то теперь
она напротив, чувствовала себя не слишком уютно, когда не замечала их
рядом. Как и обещал Аластер, гвардейцы не докучали ей, но и не оставляли
одну ни на секунду. Арианне уже случалось обращаться к ним за помощью -
правда, речь шла о каких-то пустяках - и они выполнили все настолько четко
и слаженно, что ей оставалось только удивляться. Великаны были преданы
своей государыне и душой, и телом. Она никогда раньше не сталкивалась с
таким отношением: конечно, свои телохранители были и при дворе Майнингенов,
и у любых других монархов, но те только выполняли свой долг. Никогда
охранники не относились к своим хозяевам так бережно и с таким теплом. Хотя
они и молчали большую часть времени, не переговариваясь даже между собой,
Арианна буквально чувствовала, как они хранят ее, словно добрые духи
постоянно находятся рядом.
Прекрасно знать, что тебя хранят добрые духи.
Она собирала цветы на зеленой лужайке у ручья, когда ее кто-то тихонько
окликнул.
- Ваше прекрасное величество, можно преподнести Вам жемчужину для Вашего
букета?
Арианна удивленно подняла глаза и увидела перед собой шута, который держал
в руках обворожительный цветок причудливой формы, какого она никогда прежде
не встречала. Он был похож на звезду ярко-лилового цвета с бледными
сиреневыми и розовыми прожилками.
- Чудо, как хорош, - улыбнулась девушка. - А где Вы его нашли, Ортон?
- Открою Вам маленькую тайну, - шут присел рядом с ней на траву и вручил ей
цветок, - я его не искал. Я его самым нахальным образом стащил у нашего
садовника, из оранжереи. Этот ценитель высокого сперва хотел подарить
цветок императору, потом Вам, а потом просто не решился его срезать. Тем не
менее, срок жизни этого крошечного чуда подходит к концу, и мы рискуем так
никогда и не полюбоваться его прелестью и вдохнуть его аромат. Поэтому я
немного запутал доброго старика, отправив его одновременно в пять или шесть
мест, а сам, пользуясь случаем, сорвал цветок и поспешил на поиски. Мне
повезло. Вы встретились мне почти сразу - а это добрый знак.
- Как он называется? - спросила Арианна, недоумевая, отчего краснеют ее
щеки. Она прилагала титанические усилия к тому, чтобы не обращать на это
внимания, но смущалась все сильнее и сильнее.
- Его еще никак не называют, - улыбнулся Ортон-шут, - но я бы внес свое
предложение в ученый диспут. Ему имя "Арианна" - он настолько же прекрасен,
насколько и Вы.
- Разве можно говорить мне такие вещи? - робко сказала императрица.
- А почему бы и не сказать чистую правду. Вот если бы Вы были просто
хорошенькой или уж вовсе дурнушкой, я бы понял, отчего Вы запрещаете мне
говорить комплименты - они бы смахивали на лесть или грубую ложь. Но Вы
прекраснее, чем можно выразить словами; и я не чувствую за собой никакой,
ну ровным счетом никакой вины.
- А где Его величество? - задала Арианна каверзный вопрос. Она уже успела
отчаянно соскучиться по своему супругу и не могла дождаться вечера. Если
шут был свободен, значит, император не нуждался в его услугах, и она могла
бы попытаться отыскать его во дворце.
- Не знаю, - усмехнулся шут. - Я сбежал.
- Но почему?
- Устал, Ваше обворожительное величество. Очень устал передразнивать
государя.
Арианна подумала, что надо бы запретить шуту называть ее прекрасной и
обворожительной, но она по сути своей не была кокеткой; и поскольку слова
Ортона были ей только приятны, то она и не осмелилась кривить душой и
изображать гнев или недовольство там, где его и в помине не было. Похоже,
что шут это заметил, и оценил ее тонкость и сдержанность. Во всяком случае,
в его удивительных синих глазах отразилось необычное выражение, более всего
похожее на одобрение.
Но невозможно помыслить, чтобы шут одобрял или порицал свою госпожу. И
Арианна не допустила этой мысли.
- Вы правда устаете, Ортон? - спросила она после недолгой паузы. -
Объясните мне, отчего. Я столько слышала историй об императоре и его
близнеце-шуте, столько всяких вариантов этого предания, что поневоле
становится интересно, что здесь правда, а что вымысел. Что на самом деле
чувствует зеркало государя Великого Роана?
- О! Это страшный вопрос, Ваше величество. На него невозможно ответить, и
не отвечать тоже нельзя. Скажите, если Вы не сочтете мой вопрос
оскорблением, Вы видели своего отца во время официальных приемов?
- Конечно, и много раз. А почему Вас это интересует?
- Вам нравилось, как он себя ведет, - продолжал шут, не отвечая ей.
- Нет. Очень часто мне бывало просто страшно, - сказала Арианна, не кривя
душой. - Он становился жестоким, категоричным. Нет, он мне не нравился.
Когда человек чувствует неограниченную власть в своих руках, он меняется.
Вы это хотели сказать?
- Да, Ваше мудрое величество. И когда десятки иноземных государей кланяются
нашему императору, его лицо постепенно меняется. Сперва он ведет себя, как
нормальный человек; но потом... Потом появляется жесткая складка у губ,
свидетельствующая о том, что он доволен и полон презрения к "низшим";
вздергивается подбородок, а глаза становятся тусклыми и ленивыми.
Сдвигаются брови, выражая чувство собственной значимости; и рот кривится в
нелепой усмешке...
- Это неправда! - воскликнула императрица горячо. - Ортон вовсе не такой.
- Мы все такие, дай нам только волю. Я такой, и Вы, Арианна. Человеку очень
трудно не поддаваться искушению, если его искушают всем миром. Поэтому я и
приставлен зеркалом к государю. Не забывайте к тому же, что если Ортон и не
такой, то есть другие.
- А они...
- А они, кто больше, кто меньше, тоже подвержены этой болезни. И если бы Вы
знали, Ваше величество, как неприятно смотреть на собственное лицо,
изуродованное целой гаммой чувств, которые могли бы стать и моими, сложись
судьба иначе. Закон о шуте, введенный Браганом - не просто мудрый закон. Но
и единственно спасительный. Иначе наши государи сгоряча за семь веков
такого бы наворотили.
- Возможно, - не стала спорить девушка. - Если бы у короля Лотэра была
власть Агилольфингов, мир бы утонул в крови.
Она увидела тревожный взгляд шута и продолжила с печальной улыбкой:
- Тойлер Майнинген в меньшей степени был мне отцом и в большей - королем.
Королем грозным, часто несправедливым и жестоким. Он никогда не был добр ни
к моей матери, ни ко мне, ни к младщей сестре. Возможно, он любил бы своего
сына; но ты должен знать, что мой брат умер в раннем детстве. И от этого
удара отец так никогда и не оправился.
Арианна была так захвачена собственными воспоминаниями, что и не заметила,
как вдруг сразу перешла с шутом на "ты". По своему положению он и не должен
был рассчитывать на большее, но Ортон был слишком не похож на обычного
шута, и молодая императрица относилась к нему особенно. Сейчас ее обращение
было выражением дружеских чувств, а не пренебрежения повелителя к
подданому.
- Император Морон IV, - молвил внезапно Ортон, - был человеком
справедливым, но перенесшим много горя и страданий. Его шут должен был
бороться с мрачностью и тоской, а это всегда нелегко.
- А ты?
- А мне повезло. Государь искренне счастлив, и мне приятно быть зеркалом
счастливого человека. За это я должен благодарить Ваше величество.
- Не называй меня так, - попросила Арианна. - Я теряюсь от такого
обращения. Ты удивительный человек, и мне кажется, что мой титул отдаляет
нас друг от друга, а мне бы этого не хотелось. Мне нужен такой друг, как
ты, Ортон.
Шут склонился, целуя ей руку, все еще сжимавшую букет, словно соглашаясь с
ее просьбой, а Арианна внезапно подумала: "Господи! Что я такое говорю!"
Но ничем не выдала своих мыслей.
Аббон сидел спиной к двери за тяжелым столом и разглядывал лоскут зеленого
шелка через огромное увеличительное стекло, оправленное в бронзу. У стекла
была длинная тяжелая ручка в виде древесного ствола, обвитого змеиными
кольцами.
- А, Аластер, граф, добрый день, - сказал он, не отрываясь от созерцания
находки.
- Ты видишь и не оборачиваясь? - полюбопытствовал Аластер.
- Мог бы сказать, что я почти всемогущ, но сейчас передо мной стоит
стеклянная колба, и вы в ней отражаетесь во всем своем великолепии. У Вас
очень красивый плащ, граф. Он Вам к лицу.
- Вы очень любезны, - легко поклонился Шовелен. - Это подарок племянника, и
мне вдвойне приятно слышать похвалу.
- А что ты скажешь о небезызвестном зеленом плаще? - спросил герцог
Дембийский, устраиваясь поудобнее на крышке сундука. Остальные сидения в
комнате мага казались ему слишком ненадежными при его огромном росте.
- Что же можно о нем сказать... - проятнул Аббон. - Прежде всего, я изложу
простые соображения. Ткань слишком дорогая, чтобы заподозрить в
покушавшемся кого-то из слуг.
- Он мог взять на время одежду своего господина, - предположил граф.
- Сомневаюсь, слишком рискованно. Подобный проступок мог быть обнаружен, а
убийца всегда стремиться замести следы. Не уверен, что покушение на
государя доверили бы какому-нибудь деревенскому мяснику.
Чтобы совершить убийство такого рода, нужно все тщательно продумать. Да и
что было нужно этому человеку? Сходство, конечно, но сходство
относительное. Ведь издали не видно ткани, а необходимо лишь подчеркнуть
цвет и силуэт. Я совершенно уверен в том, что любой в данном случае
воспользуется собственной одеждой. Я бы, например, взял новую, в которой
