господина императорского шута, однако спрашивал меня вовсе не он.
- Вы хотите сказать, что он присылал к Вам слуг с записками или устными
приказаниями? - не удержался от вопроса Сивард.
- Юноша, - обратился к нему библиотекарь, - если бы я хотел сказать это, я
бы это и сказал. Я бы составил фразу приблизительно следующего содержания:
"Господин императорский шут присылал ко мне посредников с просьбой
подобрать литературу по названному вопросу, что и было мной сделано
тогда-то и тогда-то". Но, - он поднял вверх указательный палец, высохший,
сморщенный, в рыжих старческих пятнах, - дело заключается совсем в другом.
Ко мне приходил сам государь, переодевшись господином императорским шутом.
И он сам копался в книжном собрании, не допуская меня к своей персоне.
Таким образом, предполагалось, что я не должен знать, какие именно вопросы
его интересовали.
- Стоп! - сказал Аббон Флерийский. - Я, барон, знаю, что Вы мудры и опытны,
и мне вовсе не хотелось бы подвергать сомнению истинность Ваших слов, но
согласитесь, что Вы сообщили нам слишком много неясного...
- Понимаю, понимаю, - согласился Олден, протирая свое увеличительное стекло
шелковым пышным рукавом. - Я сам виноват, что не стал рассказывать по
порядку. Во-первых, как я вижу, у вас, господа, вызывает естественное
недоумение тот факт, что я отличил господина шута от государя. Я прав?
- Конечно. До сих пор предполагалось, что они неотличимы.
- Это так, - улыбнулся библиотекарь. - Но не для меня. Видите ли, господин
шут - человек, кстати, весьма образованный, - листает книги иначе, чем
государь. Он берет их указательным пальцем за правый верхний угол и
осторожно переворачивает. А государь листает за нижний правый угол,
несколько раз перебрав пальцами для удобства. Эти две манеры слишком резко
отличаются друг от друга, чтобы быть присущими одному и тому же человеку.
- А как же Вы узнали, какие книги интересовали государя, если он Вас не
пригласил с собой? - задал Сивард следующий вопрос.
- Тут еще легче. Государь отправился вон к тем шкафам, а к ним никто не
притрагивался вот уже года три, с тех пор, как я составлял последний
каталог. Как Вы знаете, ключи от этого собрания находятся у немногих; и
посторонний не имеет доступа к тем полкам. Так вот, я просто посмотрел, на
каких книгах этой полки не было пыли. Пять или шесть томов государь просто
вынул, а затем поставил обратно, наскоро пролистав - это тоже видно по
следам пыли. А три тома изучал довольно серьезно. Он пробыл здесь около
шести или семи часов.
Я бы никогда не стал раскрывать секреты государя, если бы не тот факт, что
он был немного не в себе - на это я обратил особое внимание.
Сивард и Аластер переглянулись. Старик явно уловил этот взгляд и, кашлянув,
заметил:
- Позволю себе сказать, что это был тот государь, который интересуется
историей охоты и холодным оружием.
Теперь четверо мужчин смотрели на него, не отрываясь.
- Я напугал вас, господа? - спросил библиотекарь.
- Нет, - серьезно отвечал Аластер. - Но Вы только что предъявили нам
неопровержимые доказательства того, что Вы владеете одной из самых
серьезных государственных тайн. Ведь если я Вас правильно понял, Вы имели в
виду, что государей несколько?
- Конечно, конечно. Именно это, молодой человек. Такому старому зануде, как
я, видны многие мелочи, которым никто другой не придаст значения. Когда
государь является ко мне несколько раз в неделю, нетрудно сделать вывод,
что вкусы его разительно меняются.
Скажем, в понедельник он бегло просматривает новую книгу в коллекции и
откладывает ее на потом, явно не заинтересовавшись, зато в четверг с
восторгом ее читает. Так бывает, господа, и с обычными людьми, однако не с
таким постоянством. Разумное объяснение может быть только одно: несколько
человек, похожих как две капли воды, и все же вполне самостоятельных, живут
одной общей жизнью. И у них это выходит. Поверьте, что никто бы не
догадался об этом секрете, если бы не разная манера читать, листать
страницы. Тот, кто отвечает за вопросы безопасности, должен особо
присмотреться к подобным деталям.
- Великий Боже! - выдохнул граф Шовелен, до сих пор не проронивший ни
слова.
- А в чем заключалось ненормальное состояние государя? - спросил Аббон
Флерийский, которого мало сейчас интересовали подробности дедуктивного
метода барона-библиотекаря.
- Ну, разве не достаточно того, что он переоделся другим? Я много лет служу
Агилольфингам: знал и покойного императора - Морона IV, и нынешнего знаю с
младых ногтей; но до сих пор ничего подобного не наблюдал. Ведь государи
стали отличаться друг от друга не так уж и давно. Иначе я бы нашел время
поговорить об этом с его светлостью.
Барон даже не скрывал, что из всех присутствующих Аластер представляется
ему самым надежным и заслуживающим наибольшего доверия.
- Как давно? - быстро спросил Сивард.
- Месяцев пять или около того, - отвечал Олден, подумав. - Меньше полугода,
это точно. И потом, не истолковывайте мои слова превратно: я не говорил,
что все государи стали отличаться так уж разительно. Некоторая несхожесть
наблюдалась мной весьма давно, но была настолько терпимой, что я и полагал
большей доблестью хранить эту тайну, нежели тревожить окружающих по
пустякам. И не смотрите на меня волком, юноша, - обратился он к
одноглазому. - Не думайте, что если я догадался, то и другие вполне могли.
Другие не сидят с его величеством по три-четыре часа в замкнутом помещении
и не смотрят сквозь увеличительное стекло, как он листает книги. Понимаете,
если не знать, то подобная идея и в голову не придет... Да, о чем это я?
Ага... Около полугода тому государь, которого интересовала охота и холодное
оружие, долго не появлялся в хранилище. А когда появился, то я обратил
внимание на то, что его обращение с книгами стало другим: не таким бережным
и аккуратным. Он словно все время кипел изнутри, но ничем не выдавал себя
за исключением тех моментов, когда клал книги на стол или ставил их на
полку. Мелочь, скажете вы, но мелочей в моем деле не бывает.
Когда человек небрежно сует не на свое место прежде любимый и бережно
хранимый том, дело неладно.
- Что же Вы молчали до сих пор, барон? - с досадой воскликнул рыжий.
- А кто я такой, чтобы обсуждать слова и поступки, а тем более - действия
моего государя? - спросил Олден. - Я ответил вам только потому, что
догадываюсь - речь идет о вещах очень серьезных.
- Нам нужно идти, барон, - сказал Аластер. - Мы признательны за то, что Вы
помогли нам. До свидания.
И он двинулся к выходу. За ним последовал, раскланявшись, граф Шовелен и
бледный и взволнованный Аббон Флерийский. Сивард на мгновение задержался у
выхода, разглядывая старика.
- Должен выразить Вам свое искреннее восхищение, - сказал он. - Когда эта
заваруха закончится, если Вы позволите, явлюсь к Вам поговорить о том, о
сем.
- С удвольствием, - церемонно поклонился Олден. - Думаю, у нас найдется
много тем для увлекательной беседы.
Но когда одноглазый уже повернулся, берясь за ручку двери, старик
воскликнул:
- Подождите, юноша! Один вопрос, всего один. Как же Вы сами их различаете?
- А никак, - ответил Сивард со странной улыбкой. - Вообще не различаю. Для
этого есть Аластер и его гвардейцы: они просто знают наверняка.
Тиррон, архонт Бангалора, вернулся в свои покои после торжественного
приема, на котором присутствовали послы более десяти иностранных
государств. Прием длился около трех часов, и архонт был окончательно
измучен их бесконечными речами. Переводчики старались вовсю, но большая
часть сказанного, была слишком невразумительной, чтобы хороший перевод мог
спасти дело.
Жители Ходевенского континента были настоящими варварами: и те, что жили на
севере, и те, что обитали на юге. Их единственным занятием была война.
Правда, иногда они торговали, но это тоже больше было похоже на вооруженный
грабеж - во всяком случае, с точки зрения цивилизованных людей. Варварские
царьки очень долго делили между собой центральную часть континента, и более
шести или семи сотен лет история его представляла из себя сплошную цепь
кровопролитных войн и бессмысленных убийств. Однако ничто не может длиться
вечно; и ко времени описываемых нами событий на Ходевене установился шаткий
мир.
Бангалор с его неисчислимыми богатствами и благословенным климатом всегда
привлекал завоевателей с Ходевена. Однако несколько внезапных смертей
подряд начисто отбили у тамошних правителей охоту выступать против
небольшого островного государства с оружием в руках. Теперь они налаживали
торговые и дружеские связи, утомляя и себя, и архонта бесконечными
посольствами.
Тиррон едва стоял на ногах.
С огромным трудом он перенес долгую и мучительную процедуру освобождения от
пышных парадных одежд и громоздкой, огромной короны-сооружения, давившей
ему на плечи невыносимой тяжестью. Архонт изнывал от усталости и его
тошнило от многочисленных сверкающих одежд и украшений, которые цепляли на
него во время торжественного выхода на люди. Он изумлялся своим придворным,
которые каждый день носили на себе эти драгоценные гири, и радовались, если
случалось перещеголять остальных так называемым великолепием. Тиррон
отказывался понимать их, таскающих на себе головные уборы из золота и
серебра, украшенные рогами, выполненные в виде птичьих голов или морд
свирепых хищников.
Со стороны это выглядело внушительно и даже красиво - это он признавал. Но
ежедневное пребывание в этом сверкающем склепе, который нужно было таскать
на себе в любую жару - такое положение вещей было выше его понимания.
Правда, придворные, в отличие от архонта, не имели права ходить с закрытым
лицом; и в этом он им искренне завидовал. Его собственная корона была еще
более страшной и напоминала ему клетку. Как, впрочем, и все, что его
окружало.
Архонт отказался от обеда и сразу повалился в постель, приказав укрыть себя
несколькими теплыми одеялами. Несмотря на это и на то, что в огромном
камине разожгли огонь, отчего в небольшой комнате на вершине башни стало
тепло, как на солнцепеке, его тело сотрясала крупная дрожь, и холодный пот
заливал простыни. Старый слуга, находившийся при Тирроне еще в дни его
молодости, несколько раз менял своему хозяину рубахи и постель.
Лекаря не звали.
Все знали, что архонта терзает страшный недуг, доставшийся ему по
наследству от предков. Ни одного мужчину из рода Аберайронов не миновала
эта тяжелая болезнь, и исцеления от нее не было.
Тиррон лежал пластом, укрытый одеялами до подбородка и сходил с ума от боли
и сознания собственного бессилия. Временами он терял сознание, и тогда
оглушительная темнота и пустота наваливались на него, а затем вновь
отступали.
Вечером, когда зажгли свечи и задернули шторы на окнах, к Тиррону явился
человек в серебряной маске.
Он вошел без стука, внезапно и бесшумно, заставив архонта вздрогнуть от
ужаса при своем появлении.
- Плохо? - спросил равнодушно.
Тиррон едва нашел силы, чтобы разлепить пересохшие, шелушащиеся губы и
ответить:
- Да. Сегодня еще хуже.
Человек в серебряной маске протянул высохшую костлявую руку и нащупал
жесткими пальцами пульс. Жилка билась и вздрагивала под кожей бешено и
неровно.
- Тебе недолго осталось, архонт, - процедил Эрлтон сквозь зубы. - Тебе
снова нужно принимать лекарство.
- Дай, дай скорее, - прохрипел Тиррон.
- Нет, сперва нам нужно договориться о цене.
- Чего ты хочешь? - архонт не смог произнести слова вслух, и человек в
серебряной маске скорее догадался о смысле сказанного по движению его губ.
- Новой услуги.
- Я сделаю.
- Ты отдашь приказ напасть на Великий Роан!
Как бы ни было плохо архонту, как ни туманилось его сознание, как ни
безразличны были сейчас ему земные дела, он оторопел.
- Ты безумен! - выдохнул он. - Это же самоубийство.
