Правда, он не был настолко самонадеян, чтобы считать себя единственным и
неповторимым, но строго придерживался фактов, а факты гласили, что
соперников его можно было пересчитать буквально по пальцам. К тому же, все
или почти все они были расположены к Аббону и всячески готовы содействовать
в любом его начинании. Подобное положение вещей привело к тому, что
придворный чародей роанских императоров был уверен в себе и сомнениями
терзался крайне редко. И по очень весокму поводу.
Сейчас был именно такой случай.
Когда Большой Ночной Совет закончился, и все его члены разошлись по своим
потайным ходм, Аббон поспешил к себе в лабораторию. Те разговоры, которые
он вел накануне с Аластером Дембийским и начальником Тайны службы,
натолкнули его на мысль, что он ищет на Бангалоре вовсе не то, что нужно,
а, может, и не там. И он хотел исправить упущенное и проверить себя.
Была середина ночи. Чародей падал с ног от усталости, но о спокойном сне
даже помыслить не мог.
Раздобыв из самого большого своего сундука знаменитое Озерцо Слез - что-то
вроде хрустального шара, используемого колдунами средней руки, только
гораздо мощнее - Аббон уставился в него покрасневшими, слезящимися от
напряжения глазами.
Он был почти уверен в том, что разгадал замысел врага, и теперь пытался
отыскать его самого; если и не его, то хотя бы его тень - или тень его
помысла, чтобы представлять себе, с кем свела его в смертельном поединке
изменчивая и коварная судьба.
Время шло, а картина, которую он наблюдал в Озерце - не менялась.
Двенадцать магистров Ордена Черной Змеи ... Двенадцать не особо сильных
магов, которые ни в какое сравнение не шли с самим Аббоном. Ни один из них
в отдельности, и даже все они скопом не имели достаточно сил, чтобы
совладать с силой не-живущего Агилольфинга. И допустить, что это они
организовали дерзкое похищение, наняли убийц Терея и заставили их так
отчаянно рисковать?!.. Должна же быть какая-то веская причина - и причины
этой, и цели, во имя которой двенадцать магистров пошли на подобное
преступление, Аббон не видел, хоть ты тресни!
Он рассматривал их пристально и долго - сидевших за столом в форме
двенадцатилучевой звезды, пялившихся в ее центр, будто они видели там
что-то, недоступное прочим смертным - и смертельный страх сковывал его.
Аббон Флерийский отчаянно боялся всего непонятного.
Он прожил на свете достаточно долго, чтобы знать, что именно необъяснимые
поступки бывают самыми опасными. Ибо безумие всегда страшнее, чем злой
умысел, в котором присутствуют хоть крохи разума, и их можно попытаться
отыскать...
Двенадцать ничего не значащих в истории Лунггара магистров - что объединяло
их, что их вдохновляло?
А больше там никого и не было...
Жемчужное море всегда прекрасно. Оно лежит, словно ребенок в уютной
колыбели, в объятиях высоких берегов, и сильные ветры, дующие над океаном,
не тревожат его покой. Синяя безбрежная гладь простирается на огромное
расстояние, и ни морщинки, ни складочки на ней. Веселые дельфины резвятся в
теплой воде, наперегонки плавая с самыми быстроходными судами.
Берега Жемчужного моря утопают в пышной зелени таких ярких и разнообразных
оттенков, что будь это картина, написанная художником и взятая в раму, ей
бы просто не поверили. Сказали бы: нет такой красоты в мире; нет такого
пронзительно-чистого неба с розовыми и белыми перьями легких облаков, с
таким сверкающим, отмытым солнцем; нет такого прозрачного воздуха и такого
желтого песка. Нет таких изумрудных деревьев, усыпанных спелыми плодами.
Здесь издавна добывали жемчуг, оттого и море получило свое название.
Небольшие ладьи каждое утро выходили в спокойные воды залива, разрезая их
бирюзовое покрывало и оставляя за собою пенный белый след. Опытные
ныряльщики, прижимая к груди сетки с грузом, подвешенные на веревке,
прыгали один за другим в прозрачную воду, и даже на большой глубине было
видно, как они ползают по дну среди камней и водорослей, собирая жемчужные
раковины. Зрелище это было настолько восхитительным, что владельцы судов
зарабатывали и тем, что брали на борт пассажиров, желающих посмотреть, как
ловят жемчуг.
Вода здесь была всегда теплой; и в Анамуре, и в Ашкелоне царило вечное
лето.
Порт Возер был шумным и многолюдным; здесь всегда толпились люди и
приставало огромное количество кораблей, галер, ладей и небольших парусных
лодок. Тут же, на берегу, рыбаки предлагали свой улов, и хозяева харчевен,
постоялых дворов, а также богатых ресторанов и гостиниц покупали у них рыбу
и морских животных. Торговцы громко расхваливали бусы и украшения из
мелкого жемчуга и раковин; капитаны подбирали себе матросов; матросы искали
суда, на которые могли бы наняться на год-другой.
Особенно процветали в Возере толмачи, ибо такое количество разношерстного
люда не могло объясниться друг с другом, что за хороший толковый перевод
платили большие деньги. Ведь иногда из-за непонимания срывались важные
сделки.
Словом, никого не удивило, что флотилия из полутора десятка судов под всеми
парусами, плывущих словно медленные птицы, вошла в залив и бросила якоря
недалеко от берега. Туда моментально поспешили таможенники - человек
десять, чтобы выяснить, чем собираются торговать новоприбывшие, или же с
какой иной целью они прибыли в Великий Роан.
Возер недаром назвался Южными воротами империи.
Кораблей было достаточно много, и потому начальника порта не удивило, что
таможенники задерживаются. Он изредка поглядывал в ту сторону и время от
времени видел, как их большая гребная лодка переходит от одного судна к
другому. Ему и в голову не приходило, что что-то может быть неладно. Жители
империи привыкли к миру и покою, к безопасности и полной своей защищенности
настолько, что скажи им кто-нибудь, что вот-вот разразится сражение - и они
подняли бы этого человека на смех.
Конечно, в Возере был гарнизон, но воины, сколько ни оглядывали
окрестности, стоя на вершине высоких башен, видели только шумную веселую
толпу, да бесконечные торговые ряды, в которых постоянно шли горячие споры.
Прибывшие недавно корабли вызвали легкое недоумение у начальника гарнизона
только тем, что флаги и паруса на них были явно эмденские, а эмденцам было
далековато плыть до Ашкелона. Чаще всего они отправлялись торговать в Инар,
реже - в Аммелорд и на остров Ойнаа. Но куда только не занесет торгового
человека в поисках товара и прибыли - удивляться особо нечему. Скорее уж,
восхищаться упорству и отваге морехода.
Теплая тропическая ночь легким покрывалом опустилась на побережье
Жемчужного моря. Затихли голоса в порту, улеглись бушевавшие весь день
страсти. Только волны легкими толчками били в борта кораблей, и те отвечали
слабым скрипом просмоленных досок. На берегу стоял ни с чем не сравнимый
запах водорослей, рыбы и морской воды - соленый и свежий. От нагретых за
день камней поднимался пар. Небо подмигивало мириадами золотых искорок,
которые складывались в причудливые узоры.
Дозорный смотрел в небо, восторгаясь его красотой. Прежде он мечтал
поступить в университет Ойтала или Эр-Ренка, хотел стать звездочетом, но
судьба распорядилась иначе, и вот он проходит военную службу в ашкелонском
порту. Тоже неплохо. Но любовь к созвездиям он сохранил навсегда. Вот, у
самого горизонта, сияет и переливается Царский Венец; вот Вепрь топорщит
щетину на загривке; вот Жеребец несется по небесному полю, разметав по
ветру свою пышную гриву; вот Лучник целится в Горного Льва... Вот... Стоп!
А это что такое?
Юноша еще не успел сообразить, что делает, а уже трубил тревогу, поднимая
гарнизон на ноги. Солдаты высыпали на крепостные стены и застыли на
какое-то мгновение в изумлении. Порт пылал; горели торговые суда, а
прибывшая утром флотилия подошла ближе к берегу, и уже причаливали на
мелководье лодки, полные вооруженных людей.
Воины императора бросились в атаку, не раздумывая ни секунды.
Нападавшие рассчитывали на внезапность и неожиданность, а также на то, что
несколько веков абсолютного мира и покоя сильно ослабят боевой дух роанцев.
Они считали, что достаточно только как следует пригрозить им оружием, и
исход битвы будет решен. Но они не учли, что люди, живущие в прекрасной
стране и уверенные в завтрашнем дне, захотят сберечь этот день для себя и
своих детей.
Когда два отряда воинов сшиблись на песчаной отмели, которую ночной отлив
полностью обнажил, из города на помощь своему гарнизону хлынула толпа
вооруженных граждан. Они бежали, размахивая факелами и выкрикивая угрозы и
проклятия. Торговцы вооружились дубинами и топорами для рубки дров и
разделки мяса, большинство из которых они впопыхах схватили на кухне.
Охотники на бегу вытаскивали из колчанов длинные, спирально оперенные
стрелы, дававшие большую точность выстрела. Купцы трусили в окружении своих
телохранителей, вооруженных мечами и короткими копьями. Первые ряды
нападавших уже достигли портовых таверн, когда двери разом распахнулись и
из них повалили разъяренные матросы, размахивая ножами, кинжалами, секирами
и даже обломками мебели.
Нападавшие оказались зажаты между воинами гарнизона, матросами и
горожанами. А в заливе в это время тронулись с места уцелевшие корабли и
атаковали вражескую флотилию. Среди тех, кто командовал мирными торговыми
судами, было много опытных моряков, и им не раз случалось отстаивать свою
жизнь и добро в сражениях с морскими пиратами - битвы были им не в
диковинку, и неприятелю пришлось туго.
Ранним утром Сивард Ру спустился к парадному выходу и остановился перед
роскошным экипажем, запряженным четверкой огненно-рыжих, почти красных,
унанганских жеребцов - стоивших, кстати, целое состояние. Он подождал,
пока маленький грум распахнет перед ним дверцы, взобрался на подножку и
плюхнулся на широкое бархатное сидение, заваленное пышными подушками.
Сивард отчаянно тер глаза и то и дело клевал носом, но даже в этом сонном
состоянии он не переставал напряженно думать.
В отличие от бесконечного множества придворных императора, Сивард Ру не
отличался знатным происхождением. Строго говоря, он и дворянином-то не был
до тех пор, пока Аббон Флерийский не подсказал тогдашнему государю Морону
IV дать ему рыцарское звание, чтобы прочие вельможи не смотрели косо на
нового начальника Тайной службы. Странно, правда, что эта идея пришла в
первую очередь магу, который к титулам и званиям сам относился весьма
скептически; хотя ему это было делать легче легкого - его собственные
пышные титулы и фамилии занимали отдельный лист в Большой Голубой книге
имперского дворянства. Послушавшись мудрого совета, Сиварду дали дворянство
и небольшой маркизат, и первое время он настолько этим гордился, что даже
заказал у белошвеек целую прорву воздушных батистовых платочков с
монограммой и гербом, вышитым в уголке. Однако потом он привык к тому, что
стал маркизом, и ему случалось часто забывать об этом факте своей
биографии: ничто не вечно - вздохнул бы мудрец, - и особенно, слава.
Мало кто знал, что в начале своей головокружительной карьеры Сивард Ру был
вором. Правда, вором необыкновенным, и прежний начальник Тайной службы
только что с собой не покончил из-за его проделок, а сколько сердечных
приступов имел - не перечесть.
Воровское братство в империи было серьезной организацией, крепко стоявшей
на ногах. У нее было все, что нужно в таких делах: деньги, добровольные
помощники, тайные осведомители, собственная территория, на которой воры
были полновластными хозяевами и - самое главное - блестящие умы. В
воровской гильдии существовали свои законы, гораздо более жестокие, нежели
официальные; и вместе с гильдией контрабандистов она составляла серьезную
силу. Возможно, это происходило еще и по той причине, что грабителей и, тем
более, убийц в Великом Роане было мало. Человеческая натура - слишком
сложная штука, чтобы можно было запросто искоренить в ней дурные
наклонности; но все же убийцы являлись абсолютными изгоями: не было ни у
