и то, что он не приехал к ним и не дал знать о себе, с теми толками, ко-
торые он слышал об Анне и Вронском, Степан Аркадьич догадывался, что
что-то не ладно между мужем и женою.
Это было одно неприятное. Другое немножко неприятное было то, что но-
вый начальник, как все новые начальники, имел уж репутацию страшного че-
ловека, встающего в шесть часов утра, работающего, как лошадь, и требую-
щего такой же работы от подчиненных. Кроме того, новый начальник этот
еще имел репутацию медведя в обращении и был, по слухам, человек совер-
шенно противоположного направления тому, к которому принадлежал прежний
начальник и до сих пор принадлежал сам Степан Аркадьич. Вчера Степан Ар-
кадьич являлся по службе в мундире, и новый начальник был очень любезен
и разговорился с Облонским, как с знакомым; поэтому Степан Аркадьич счи-
тал своею обязанностью сделать ему визит в сюртуке. Мысль о том, что но-
вый начальник может нехорошо принять его, было это другое неприятное
обстоятельство. Но Степан Аркадьич инстинктивно чувствовал, что все об-
разуется прекрасно. "Все люди, все человеки, как и мы грешные: из чего
злиться и ссориться?" - думал он, входя в гостиницу.
- Здорово, Василий, - говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридо-
ру и обращаясь к знакомому лакею, - ты бакенбарды отпустил? Левин -
седьмой нумер, а? Проводи, пожалуйста. Да узнай, граф Аничкин (это был
новый начальник) примет ли?
- Слушаю-с, - улыбаясь, отвечал Василий. - Давно к нам не жаловали.
- Я вчера был, только с другого подъезда. Это седьмой?
Левин стоял с тверским мужиком посредине номера и аршином мерил свежую
медвежью шкуру, когда вошел Степан Аркадьич.
- А, убили?- крикнул Степан Аркадьич. - Славная штука! Медведица?
Здравствуй, Архип!
Он пожал руку мужику и присел на стул, не снимая пальто и шляпы.
- Да сними же, посиди! - снимая с него шляпу, сказал Левин.
- Нет, мне некогда, я только на одну секундочку, - отвечал Степан Ар-
кадьич. Он распахнул пальто, но потом снял его и просидел целый час,
разговаривая с Левиным об охоте и о самых задушевных предметах.
- Ну, скажи же, пожалуйста, что ты делал за границей? где был? - ска-
зал Степан Аркадьич, когда мужик вышел.
- Да я был в Германии, в Пруссии, во Франции, в Англии, но не в столи-
цах, а в фабричных городах, и много видел нового. И рад, что был.
- Да, я знаю твою мысль устройства рабочего.
- Совсем нет: в России не может быть вопроса рабочего. В России вопрос
отношения рабочего народа к земле; он и там есть, но там это починка ис-
порченного, а у нас...
Степан Аркадьич внимательно слушал Левина.
- Да, да! - говорил он. - Очень может быть, что ты прав, - сказал он.
- Но я рад, что ты в бодром духе; и за медведями ездишь, и работаешь, и
увлекаешься. А то мне Щербацкий говорил - он тебя встретил, - что ты в
каком-то унынии, все о смерти говоришь...
- Да что же, я не перестаю думать о смерти, - сказал Левин. - Правда,
что умирать пора. И что все это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью
своею и работой ужасно дорожу, но в сущности - ты подумай об этом: ведь
весь этот мир наш - это маленькая плесень, которая наросла на крошечной
планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, - мысли,
дела! Все это песчинки.
- Да это, брат, старо, как мир!
- Старо, но знаешь, когда это поймешь ясно, то как-то все делается
ничтожно. Когда поймешь, что нынче-завтра умрешь и ничего не останется,
то так все ничтожно! И я считаю очень важной свою мысль, а она оказыва-
ется так же ничтожна, если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведи-
цу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, - чтобы только
не думать о смерти.
Степан Аркадьич тонко и ласково улыбался, слушая Левина.
- Ну, разумеется! Вот ты и пришел ко мне. Помнишь, ты нападал на меня
за то, что я ищу в жизни наслаждений?
Не будь, о моралист, так строг!..
- Нет, все-таки в жизни хорошее есть то... - Левин запутался. - Да я
не знаю. Знаю только, что помрем скоро.
- Зачем же скоро?
- И знаешь, прелести в жизни меньше, когда думаешь о смерти, - но спо-
койнее.
- Напротив, на последях еще веселей. Ну, однако, мне пора, - сказал
Степан Аркадьич, вставая в десятый раз.
- Да нет, посиди!- говорил Левин, удерживая его. - Теперь когда же
увидимся? Я завтра еду.
- Я-то хорош! Я затем приехал... Непременно приезжай нынче ко мне обе-
дать. Брат твой будет, Каренин, мой зять, будет.
- Разве он здесь? - сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал,
что она была в начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены дипломата,
и не знал, вернулась ли она, или нет, но раздумал расспрашивать. "Будет,
не будет - все равно".
- Так приедешь?
- Ну, разумеется.
- Так в пять часов и в сюртуке.
И Степан Аркадьич встал и пошел вниз к новому начальнику. Инстинкт не
обманул Степана Аркадьича. Новый страшный начальник оказался весьма об-
ходительным человеком, и Степан Аркадьич позавтракал с ним и засиделся
так, что только в четвертом часу попал к Алексею Александровичу.
VIII
Алексей Александрович, вернувшись от обедни, проводил все утро дома. В
это утро ему предстояло два дела: во-первых, принять и направить отправ-
лявшуюся в Петербург и находившуюся теперь в Москве депутацию инородцев;
во-вторых, написать обещанное письмо адвокату. Депутация, хотя и вызван-
ная по инициативе Алексея Александровича, представляла много неудобств и
даже опасностей, и Алексей Александрович был очень рад, что застал ее в
Москве. Члены этой депутации не имели ни малейшего понятия о своей роли
и обязанности. Они были наивно уверены, что их дело состоит в том, чтоб
излагать свои нужды и настоящее положение вещей, прося помощи прави-
тельства, и решительно не понимали, что некоторые заявления и требования
их поддерживали враждебную партию и потому губили все дело. Алексей
Александрович долго возился с ними, написал им программу, из которой они
не должны были выходить, и, отпустив их, написал письма в Петербург для
направления депутации. Главным помощником в этом деле должна была быть
графиня Лидия Ивановна. Она была специалистка в деле депутаций, и никто,
как она, не умел муссировать и давать настоящее направление депутациям.
Окончив это, Алексей Александрович написал и письмо адвокату. Он без ма-
лейшего колебания дал ему разрешение действовать по его благоусмотрению.
В письмо он вложил три записки Вронского к Анне, которые нашлись в отня-
том портфеле.
С тех пор, как Алексей Александрович выехал из дома с намерением не
возвращаться в семью, и с тех пор, как он был у адвоката и сказал хоть
одному человеку о своем намерении, с тех пор особенно, как он перевел
это дело жизни в дело бумажное, он все больше и больше привыкал к своему
намерению и видел теперь ясно возможность его исполнения.
Он запечатывал конверт к адвокату, когда услыхал громкие звуки голоса
Степана Аркадьича. Степан Аркадьич спорил со слугой Алексея Александро-
вича и настаивал на том, чтоб о нем было доложено.
"Все равно, - подумал Алексей Александрович, - тем лучше: я сейчас
объявлю о своем положении в отношении к его сестре и объясню, почему я
не могу обедать у него".
- Проси! - громко проговорил он, сбирая бумаги и укладывая их в бювар.
- Но вот видишь ли, что ты врешь, и он дома!- ответил голос Степана
Аркадьича лакею, не пускавшему его, и, на ходу снимая пальто, Облонский
вошел в комнату. - Ну, я очень рад, что застал тебя! Так я надеюсь... -
весело начал Степан Аркадьич.
- Я не могу быть, - холодно, стоя и не сажая гостя, сказал Алексей
Александрович.
Алексей Александрович думал тотчас стать в те холодные отношения, в
которых он должен был быть с братом жены, против которой он начинал дело
развода; но он не рассчитывал на то море добродушия, которое выливалось
из берегов в душе Степана Аркадьича.
Степан Аркадьич широко открыл свои блестящие, ясные глаза.
- Отчего ты не можешь? Что ты хочешь сказать? с недоумением сказал он
по-французски. - Нет, уж это обещано. И мы все рассчитываем на тебя.
- Я хочу сказать, что не могу быть у вас, потому что те родственные
отношения, которые были между нами, должны прекратиться.
- Как? То есть как же? Почему? - с улыбкой проговорил Степан Аркадьич.
- Потому что я начинаю дело развода с вашею сестрой, моею женой. Я
должен был...
Но Алексей Александрович еще не успел окончить своей речи, как Степан
Аркадьич уже поступил совсем не так, как он ожидал. Степан Аркадьич ох-
нул и сел в кресло.
- Нет, Алексей Александрович, что ты говоришь!- вскрикнул Облонский, и
страдание выразилось на его лице.
- Это так.
- Извини меня, я не могу и не могу этому верить...
Алексей Александрович сел, чувствуя, что слова его не имели того
действия, которое он ожидал, и что ему необходимо нужно будет объяс-
няться, и что, какие бы ни были его объяснения, отношения его к шурину
останутся те же.
- Да, я поставлен в тяжелую необходимость требовать развода, - сказал
он.
- Я одно скажу, Алексей Александрович. Я знаю тебя за отличного, спра-
ведливого человека, знаю Анну - извини меня, я не могу переменить о ней
мнения - за прекрасную, отличную женщину, и потому, извини меня, я не
могу верить этому. Тут есть недоразумение, - сказал он.
- Да, если б это было только недоразумение...
- Позволь, я понимаю, - перебил Степан Аркадьич. - Но, разумеется...
одно: не надо торопиться. Не надо, не надо торопиться!
- Я не торопился, - холодно сказал Алексей Александрович, - а совето-
ваться в таком деле ни с кем нельзя. Я твердо решил.
- Это ужасно!- сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. - Я бы одно
сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это!- сказал он. -
Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с
моею женой, поговори с ней. Она любит Анну, как сестру, любит тебя, и
она удивительная женщина. Ради бога, поговори с ней! Сделай мне эту
дружбу, умоляю тебя!
Алексей Александрович задумался, и Степан Аркадьич с участием смотрел
на него, не прерывая его молчания.
- Ты съездишь к ней?
- Да я не знаю. Я потому не был у вас. Я полагаю, что наши отношения
должны измениться.
- Отчего же? Я не вижу этого. Позволь мне думать, что, помимо наших
родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские
чувства, которые я всегда имел к тебе... И истинное уважение, - сказал
Степан Аркадьич, пожимая его руку. - Если б даже худшие предположения
твои были справедливы, я не беру и никогда не возьму на себя судить ту
или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношения должны изме-
ниться. Но теперь, сделай это, приезжай к жене.
- Ну, мы иначе смотрим на это дело, - холодно сказал Алексей Александ-
рович. - Впрочем, не будем говорить об этом.
- Нет, почему же тебе не приехать? Хоть нынче обедать? Жена ждет тебя.
Пожалуйста, приезжай. И главное, переговори с ней. Она удивительная жен-
щина. Ради бога, на коленях умоляю тебя!
- Если вы так хотите этого - я приеду, - вздохнув, сказал Алексей
Александрович.
И, желая переменить разговор, он спросил о том, что интересовало их
общих, - о новом начальнике Степана Аркадьича, еще не старом человеке,
получившем вдруг такое высокое назначение.
Алексей Александрович и прежде не любил графа Аничкина и всегда расхо-
дился с ним во мнениях, но теперь не мог удерживаться от понятной для
служащих ненависти человека, потерпевшего поражение на службе, к челове-
ку, получившему повышение.
- Ну что, видел ты его? - сказал Алексей Александрович с ядовитою ус-
мешкой,
- Как же, он вчера был у нас в присутствии. Он, кажется, знает дело
отлично и очень деятелен.
- Да, но на что направлена его деятельность? - сказал Алексей Алек-
