вдруг противник соглашается и перестает спорить. Это-то самое он хотел
сказать.
Она сморщила лоб, стараясь понять. Но только что он начал объяснять,
она уже поняла.
- Я понимаю: надо узнать, за что он спорит, что он любит, тогда мож-
но...
Она вполне угадала и выразила его дурно выраженную мысль. Левин ра-
достно улыбнулся: так ему поразителен был этот переход от запутанного
многословного спора с Песцовым и братом к этому лаконическому и ясному,
без слов почти, сообщению самых сложных мыслей.
Щербацкий отошел от них, и Кити, подойдя к расставленному карточному
столу, села и, взяв в руки мелок, стала чертить им по новому зеленому
сукну расходящиеся круги.
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях жен-
щин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка, не
вышедшая замуж, найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это
тем, что ни одна семья не может обойтись без помощницы, что в каждой
бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
- Нет, - сказала Кити покраснев, но тем смелее глядя на него своими
правдивыми глазами, - девушка может быть так поставлена, что не может
без унижения войти в семью, а сама...
Он понял ее с намека.
- О! да! - сказал он, - да, да, да, вы правы, вы правы!
И он понял все, что за обедом доказывал Песцов о свободе женщин,
только тем, что видел в сердце Кити страх девства и униженья, и, любя
ее, он почувствовал этот страх и униженье и сразу отрекся от своих дово-
дов.
Наступило молчание. Она все чертила мелом по столу. Глаза ее блестели
тихим блеском. Подчиняясь ее настроению, он чувствовал во всем существе
своем все усиливающееся напряжение счастия. .
- Ах! я весь стол исчертила!- сказала она и, положив мелок, сделала
движенье, как будто хотела встать.
"Как же я останусь один без нее?" - с ужасом подумал он и взял мелок.
- Постойте, - сказал он, садясь к столу. - Я давно хотел спросить у вас
одну вещь.
Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
- Пожалуйста, спросите.
- Вот, - сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о, э, н, м, б,
з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили: когда вы мне ответили: этого не мо-
жет быть, значило ли это, что никогда, или тогда?" Не было никакой веро-
ятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее
с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Она взглянула на него серьезно, потом оперла нахмуренный лоб на руку и
стала читать. Изредка она взглядывала на него, спрашивая у него взгля-
дом: "То ли это, что я думаю?"
- Я поняла, - сказала она, покраснев.
- Какое это слово? - сказал он, указывая на н, которым означалось сло-
во никогда.
- Это слово значит никогда, - сказала она, - но это неправда!
Он быстро стер написанное, подал ей мел и встал. Она написала: т, я,
н, м, и, о.
Долли утешилась совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем
Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках
и с улыбкой робкою и счастливою, глядящую вверх на Левина, и его краси-
вую красивую фыгуру, нагнувшуюся над столом, с горящими глазами устрем-
ленными то на стол, то на нее. Он вдруг просиял: он понял. Это значило:
"тогда я не могла иначе ответить".
Он взглянул на нее вопросительно, робко.
- Только тогда?
- Да, - отвечала ее улыбка.
- А т... А теперь? - спросил он.
- Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала! -
Она записала начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: "что-
бы вы могли забыть и простить, что было".
Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал
начальные буквы следующего: "мне нечего забывать и прощать, я не перес-
тавал любить вас".
Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой.
- Я поняла, - шепотом сказала она.
Он сел и написал длинную фразу. Она все поняла и,не спрашивая его: так
ли? взяла мел и тотчас же ответила.
Он долго не мог понять того, что она записала, и часто взглядывал в ее
глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те
слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастьем глазах ее он
понял все, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще
не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и запи-
сала ответ: Да.
- В secretaire играете? - сказал старым князь, подходя. - Ну, поедем
однако, если ты хочешь поспеть в театр.
Левин встал и проводил Кити до дверей.
В разговоре их все было сказано; было сказано, что она любит его и что
скажет отцу и матери, что завтра он приедет утpом.
XIV
Когда Кити уехала и Левин остался один, он почувствовал такое беспо-
койство без нее и такое нетерпеливое желание поскорее, поскорее дожить
до завтрашнего утра, когда он опять увидит ее и навсегда соединится с
ней, что он испугался, как смерти, этих четырнадцати часов, которые ему
предстояло провести без нее. Ему необходимо было быть и говорить с
кем-нибудь, чтобы не остаться одному, чтоб обмануть время. Степан Ар-
кадьич был бы для него самый приятный собеседник, но он ехал, как он го-
ворил, на вечер, в действительности же в балет. Левин только успел ска-
зать ему, что он счастлив и что он любит его и никогда, никогда не забу-
дет того, что он для него сделал. Взгляд и улыбка Степана Аpкадьича по-
казали Левину, что он понимал как должно это чувство.
- Что ж, не пора умирать? - сказал Степан Аркадьич, с умилением пожи-
мая руку Левина.
- Нннеет! - сказал Левин.
Дарья Александровна, прощаясь с ним, тоже как бы поздравила его, ска-
зав:
- Как я рада, что вы встретились опять с Кити, надо дорожить старыми
дружбами.
Но Левину неприятны были эти слова Дарьи Алеандровны. Она не могла по-
нять, как все это было высоко и недоступно ей, и она не должна была
сметь упоминать об этом.
Левин простился с ними, но, чтобы не оставаться одному, пpицепился к
своему бpату.
- Ты куда едешь?
- Я в заседание.
- Ну, и я с тобой. Можно?
- Отчего же? поедем, - улыбаясь, сказал Сергей Иванович. - Что с тобой
нынче?
- Со мной? Со мной счастье! - сказал Левин, опуская окно каpеты, в ко-
тоpой они ехали. - Ничего тебе? а то душно. Со мной счастье! Отчего ты
не женился никогда?.
Сергей Иванович улыбнулся.
- Я очень рад, она, кажется, славная де... - начал было Сергей Ивано-
вич.
- Не говори, не говори, не говори! - закричал Левин, схватив его обеи-
ми руками за воротник его шубы и запахивая его. "Она славная девушка"
были такие простые, низменные слова, столь несоответственные его
чувству.
Сергей Иванович засмеялся веселым смехом, что с ним редко бывало.
- Ну, все-таки можно сказать, что я очень рад этому.
- Это можно завтра, завтра, и больше ничего! Ничего, ничего, молча-
ние!- сказал Левин и, запахнув его еще раз шубой, прибавил:- Я тебя
очень люблю! Что же, можно мне быть в заседании?
- Разумеется, можно.
- О чем у вас нынче речь? - спрашивал Левин, не переставая улыбаться.
Они приехали в заседание. Левин слушал, как секретарь, запинаясь, чи-
тал протокол, которого, очевидно, сам не понимал; но Левин видел по лицу
этого секретаря, какой он был милый, добрый и славный человек. Это видно
было по тому, как он мешался и конфузился, читая протокол. Потом нача-
лись речи. Они спорили об отчислении каких-то сумм и о проведении ка-
ких-то труб, и Сергей Иванович уязвил двух членов и что-то победоносно
долго говорил; и другой член, написав что-то на бумажке, заробел снача-
ла, но потом ответил ему очень ядовито и мило. И потом Свияжский (он был
тут же) тоже что-то сказал так красиво и благородно. Левин слушал их и
ясно видел, что ни этих отчисленных сумм, ни труб, ничего этого не было
и что они вовсе не сердились, а что они были все такие добрые, славные
люди, и так все это хорошо, мило шло между ними. Никому они не мешали, и
всем было приятно. Замечательно было для Левина то, что они все для него
нынче были видны насквозь, и по маленьким, прежде незаметным признакам
он узнавал душу каждого и ясно видел, что они все были добрые. В особен-
ности его, Левина, они все чрезвычайно любили нынче. Это видно было по
тому, как они говорили с ним, как ласково, любовно смотрели на него даже
все незнакомые.
- Ну что же, ты доволен? - спросил у него Сергей Иванович.
- Очень. Я никак не думал, что это так интересно! Славно, прекрасно!
Свияжский подошел к Левину и звал его к себе чай пить. Левин никак не
мог понять и вспомнить, чем он был недоволен в Свияжском, чего он искал
от него. Он был умный и удивительно добрый человек.
- Очень рад, - сказал он и спросил про жену и про свояченицу. И по
странной филиации мыслей, так как в его воображении мысль о свояченице
Свияжского связывалась с браком, ему представилось, что никому лучше
нельзя рассказать своего счастья, как жене и свояченице Свияжского, и он
очень был рад ехать к ним.
Свияжский расспрашивал его про его дело в деревне, как и всегда, не
предполагая никакой возможности найти что-нибудь не найденное в Европе,
и теперь это нисколько не неприятно было Левину. Он, напротив, чувство-
вал, что Свияжский прав, что все это дело ничтожно, и видел удивительную
мягкость и нежность, с которою Свияжский избегал высказыванья своей пра-
воты. Дамы Свияжского были особенно милы. Левину казалось, что они все
уже знают и сочувствуют ему, но не говорят только из деликатности. Он
просидел у них час, два, три, pазговаривая о разных предметах, но подра-
зумевал одно то, что наполняло его душу, и не замечал того, что он надо-
ел им ужасно и что им давно пора было спать. Свияжский проводил его до
передней, зевая и удивляясь тому странному состоянию, в котором был его
приятель. Был второй час. Левин вернулся в гостиницу и испугался мысли о
том, как он один теперь с своим нетерпением проведет остающиеся ему еще
десять часов. Не спавший чередовой лакей зажег ему свечи и хотел уйти,
но Левин остановил его. Лакей этот, Егор, которого прежде не замечал Ле-
вин, оказался очень умным и хорошим, а главное, добрым человеком.
- Что же, трудно, Егор, не спать?
- Что делать! Наша должность такая. У господ покойнее; зато pасчетов
здесь больше.
Оказалось, что у Егоpа была семья, тpи мальчика и дочь швея, котоpую
он хотел отдать замуж за пpиказчика в шоpной лавке.
Левин по этому случаю сообщил Егору свою мысль о том, что в бpаке
главное дело любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что
счастье бывает только в тебе самом.
Егор внимательно выслушал и, очевидно, вполне понял мысль Левина, но в
потвеpждение ее он пpивел неожиданное для Левина замечание о том, что
когда он жил у хороших господ, он всегда был своими господами доволен и
тепеpь вполне доволен своим хозяином, хоть он фpанцуз.
"Удивительно добрый человек", - думал Левин.
- Ну, а ты, Егор, когда женился, ты любил свою жену?
- Как же не любить, - отвечал Егор.
И Левин видел, что Егор находится тоже в восторженном состоянии и на-
меревается высказать все свои задушевные чувства.
- Моя жизнь тоже удивительная. Я сызмальства... - начал он, блестя
глазами, очевидно заразившись восторженностью Левина, так же как люди
заражаются зевотой.
Но в это время послышался звонок; Егор ушел, и Левин остался один. Он
почти ничего не ел за обедом, отказался от чая и ужина у Свияжских, но
не мог подумать об ужине. Он не спал прошлую ночь, но не мог и думать о
сне. В комнате было свежо, но его душила жара. Он отворил обе форточки и
сел на стол против форточек. Из-за покрытой снегом крыши видны были
узорчатый с цепями крест и выше его - поднимающийся треугольник созвез-
дия Возничего с желтовато-яркою Капеллой. Он смотрел то на крест, то на
