вое для него, несмотря на то, что и любопытство и беспокойство о том,
зачем его звали, тревожили его, - как только он остался один, выйдя из
гостиной, он тотчас же вспомнил свои утренние мысли. И все эти соображе-
ния о значении славянского элемента во всемирной истории показались ему
так ничтожны в сравнении с тем, что делалось в его душе, что он мгновен-
но забыл все это и перенесся в то самое настроение, в котором был нынче
утром.
Он не вспоминал теперь, как бывало прежде, всего хода мысли (этого не
нужно было ему). Он сразу перенесся в то чувство, которое руководило им,
которое было связано с этими мыслями, и нашел в душе своей это чувство
еще более сильным и определенным, чем прежде. Теперь с ним не было того,
что бывало при прежних придумываемых успокоениях, когда надо было восс-
тановить весь ход мысли для того, чтобы найти чувство. Теперь, напротив,
чувство радости и успокоения было живее, чем прежде, а мысль не поспева-
ла за чувством.
Он шел через террасу и смотрел на выступавшие две звезды на потемнев-
шем уже небе и вдруг вспомнил: "Да, глядя на небо, я думал о том, что
свод, который я вижу, не есть неправда, и при этом что-то я не додумал,
что-то я скрыл от себя, - подумал он. - Но что бы там ни было, возраже-
ния не может быть. Стоит подумать - и все разъяснится!"
Уже входя в детскую, он вспомнил, что такое было то, что он скрыл от
себя. Это было то, что если главное доказательство божества есть его
откровение о том,что есть добро, то почему это откровение ограничивается
одною христианскою церковью? Какое отношение к этому откровению имеют
верования буддистов, магометан, тоже исповедующих и делающих добро?
Ему казалось, что у него есть ответ на этот вопрос; но он не успел еще
сам себе выразить его, как уже вошел в детскую.
Кити стояла с засученными рукавами у ванны над полоскавшимся в ней ре-
бенком и, заслышав шаги мужа, повернув к нему лицо, улыбкой звала его к
себе. Одною рукою она поддерживала под голову плавающего на спине и ко-
рячившего ножонки пухлого ребенка, другою она, равномерно напрягая мус-
кул, выжимала на него губку.
- Ну вот, посмотри, посмотри! - сказала она,когда муж подошел к ней. -
Агафья Михайловна права. Узнает.
Дело шло о том, что Митя с нынешнего дня, очевидно, несомненно уже уз-
навал всех своих.
Как только Левин подошел к ванне, ему тотчас же был представлен опыт,
и опыт вполне удался. Кухарка, нарочно для этого призванная, нагнулась к
ребенку. Он нахмурился и отрицательно замотал головой. Кити нагнулась к
нему, - он просиял улыбкой, уперся ручками в губку и запрукал губами,
производя такой довольный и странный звук, что не только Кити и няня, но
и Левин пришел в неожиданное восхищение.
Ребенка вынули на одной руке из ванны, окатили водой, окутали просты-
ней, вытерли и после пронзительного крика подали матери.
- Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, - сказала Кити мужу, после
того как она с ребенком у груди спокойно уселась на привычном месте. - Я
очень рада. А то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего
к нему не чувствуешь.
- Нет, разве я говорил, что я не чувствую? Я только говорил, что я ра-
зочаровался.
- Как, в нем разочаровался?
- Не то что разочаровался в нем, а в своем чувстве; я ждал больше. Я
ждал, что, как сюрприз, распустится во мне новое приятное чувство. И
вдруг вместо этого - гадливость, жалость...
Она внимательно слушала его через ребенка, надевая на тонкие пальцы
кольца, которые она снимала, чтобы мыть Митю.
- И главное, что гораздо больше страха и жалости, чем удовольствия.
Нынче после этого страха во время грозы я понял, как я люблю его.
Кити просияла улыбкой.
- А ты очень испугался? - сказала она. - И я тоже, но мне теперь
больше страшно, как уж прошло. Я пойду посмотреть дуб. А как мил Катава-
сов! Да и вообще целый день было так приятно. И ты с Сергеем Иванычем
так хорош, когда ты захочешь... Ну, иди к ним. А то после ванны здесь
всегда жарко и пар...
XIX
Выйдя из детской и оставшись один, Левин тотчас же опять вспомнил ту
мысль, в которой было что-то неясно.
Вместо того чтобы идти в гостиную, из которой слышны были голоса, он
остановился на террасе и, облокотившись на перила, стал смотреть на не-
бо.
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи сто-
яли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния и слышался дальний
гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и
смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его
Млечный Путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только
Млечный Путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала мол-
ния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех
же местах.
"Ну, что же смущает меня?" - сказал себе Левин, вперед чувствуя, что
разрешение его сомнений, хотя он не знает еще его, уже готово в его ду-
ше.
"Да, одно очевидное, несомненное проявление божества - это законы доб-
ра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в
признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с
другими людьми в одно общество верующих, которое называют церковью. Ну,
а евреи, магометане, конфуцианцы, буддисты - что же они такое? - задал
он себе тот самый вопрос,который и казался ему опасным.
- Неужели эти сотни миллионов людей лишены того лучшего блага, без ко-
торого жизнь не имеет смысла? - Он задумался, но тотчас же поправил се-
бя. - Но о чем же я спрашиваю? - сказал он себе. - Я спрашиваю об отно-
шении к божеству всех разнообразных верований всего человечества. Я
спрашиваю об общем проявлении бога для всего мира со всеми этими туман-
ными пятнами. Что же я делаю? Мне лично, моему сердцу открыто несомненно
знание, непостижимое разумом, а я упорно хочу разумом и словами выразить
это знание.
Разве я не знаю, что звезды не ходят? - спросил он себя, глядя на из-
менившую уже свое положение к высшей ветке березы яркую планету. - Но я,
глядя на движение звезд, не могу представить себе вращения земли, и я
прав, говоря, что звезды ходят,
И разве астрономы могли бы понять и вычислить что-нибудь, если бы они
принимали в расчет все сложные разнообразные движения земли? Все удиви-
тельные заключения их о расстояниях, весе, движениях и возмущениях не-
бесных тел основаны только на видимом движении светил вокруг неподвижной
земли, на том самом движении, которое теперь передо мной и которое было
таким для миллионов людей в продолжение веков и было и будет всегда оди-
наково и всегда может быть поверено. И точно так же, как праздны и шатки
были бы заключения астрономов, не основанные на наблюдениях видимого не-
ба по отношению к одному меридиану и одному горизонту, так праздны и
шатки были бы и мои заключения, не основанные на том понимании добра,
которое для всех всегда было и будет одинаково и которое открыто мне
христианством и всегда в душе моей может быть поверено. Вопроса же о
других верованиях и их отношениях к божеству я не имею права и возмож-
ности решить".
- А, ты не ушел? - сказал вдруг голос Кити, шедшей тем же путем в гос-
тиную. - Что, ты ничем не расстроен? - сказала она, внимательно вгляды-
ваясь при свете звезд в его лицо.
Но она все-таки не рассмотрела бы его лица, если б опять молния,
скрывшая звезды, не осветила его. При свете молнии она рассмотрела все
его лицо и, увидав, что он спокоен и радостен, улыбнулась.ему.
"Она понимает, - думал он, - она знает, о чем я думаю. Сказать ей или
нет? Да, я скажу ей". Но в ту минуту, как он хотел начать говорить,она
заговорила тоже.
- Вот что, Костя! Сделай одолжение, - сказала она, - поди в угловую и
посмотри, как Сергею Ивановичу все устроили. Мне неловко. Поставили ли
новый умывальник?
- Хорошо, я пойду непременно, - сказал Левин, вставая и целуя ее.
"Нет, не надо говорить, - подумал он, когда она прошла вперед его. -
Это тайна, для меня одного нужная, важная и невыразимая словами.
Это новое чувство не изменило меня, не осчастливило, не просветило
вдруг, как я мечтал, - так же как и чувство к сыну. Никакого сюрприза
тоже не было. А вера - не вера - я не знаю, что это такое, - но чувство
это так же незаметно вошло страданиями и твердо засело в душе.
Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некс-
тати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей
души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и
раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и
буду молиться, - но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от все-
го, что может случиться со мной, каждая минута ее - не только не бесс-
мысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я
властен вложить в нее!"
Конец
1873-1877
