Европе, и не могу я от души поливать и верить в эти березки!
Сергей Иванович пожал только плечами, выражая этим жестом удивление
тому, откуда теперь явились в их споре эти березки, хотя он тотчас же
понял то, что хотел сказать этим его брат.
- Позволь, ведь этак нельзя рассуждать, - заметил он.
Но Константину Левину хотелось оправдаться в том недостатке, который
он знал за собой, в равнодушии к общему благу, и он продолжал.
- Я думаю, - сказал Константин, - что никакая деятельность не может
быть прочна, - если она не имеет основы в личном интересе. Это общая ис-
тина, философская, - сказал он, с решительностью повторяя слово фило-
софская, как будто желая показать, что он тоже имеет право, как и вся-
кий, говорить о философии.
Сергей Иванович еще раз улыбнулся. "И у него там тоже какая-то своя
философия есть на службу своих наклонностей", - подумал он.
- Ну, уж о философии ты оставь, - сказал он. - Главная задача филосо-
фии всех веков состоит именно в том, чтобы найти ту необходимую связь,
которая существует между личным интересом и общим. Но это не к делу, а к
делу то, что мне только нужно поправить твое сравнение. Березки не наты-
каны, а которые посажены, которые посеяны, и с ними надо обращаться ос-
торожнее. Только те народы имеют будущность, только те народы можно наз-
вать историческими, которые имеют чутье к тому, что важно и значительно
в их учреждениях, и дорожат ими.
И Сергей Иванович перенес вопрос в область философски-историческую,
недоступную для Константина Левина, и показал ему всю несправедливость
его взгляда.
- Что же касается до того, что тебе это не нравится, то, извини меня,
- это наша русская лень и барство, а я уверен, что у тебя это временное
заблуждение, и пройдет.
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он
чувствовал вместе с тем, что то, что он хотел сказать, было не понято
его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что
он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или
потому, что не мог его понять. Но он не стал углубляться в эти мысли и,
не возражая брату, задумался о совершенно другом, личном своем деле.
- Ну, однако, поедем.
Сергей Иванович замотал последнюю удочку, Константин отвязал лошадь, и
они поехали.
IV
Личное дело, занимавшее Левина во время разговора его с братом, было
следующее: в прошлом году, приехав однажды на покос и рассердившись на
приказчика, Левин употребил свое средство успокоения - взял у мужика ко-
су и стал косить.
Работа эта так понравилась ему, что он несколько раз принимался ко-
сить; выкосил весь луг пред домом и нынешний год с самой весны составил
себе план - косить с мужиками целые дни. Со времени приезда брата он был
в раздумье: косить или нет? Ему совестно было оставлять брата одного по
целым дням, и он боялся, чтобы брат не посмеялся над ним за это. Но,
пройдясь по лугу, вспомнив впечатления косьбы, он уже почти решил, что
будет косить. После же раздражительного разговора с братом он опять
вспомнил это намерение.
"Нужно физическое движенье, а то мой характер решительно портится", -
подумал он и решился косить, как ни неловко это будет ему перед братом и
народом.
С вечера Константин Левин пошел в контору, сделал распоряжение о рабо-
тах и послал по деревням вызвать на завтра косцов, с тем чтобы косить
Калиновый луг,самый большой и лучший.
- Да мою косу пошлите, пожалуйста, к Титу, чтоб он отбил и вынес завт-
ра; я, может быть, буду сам косить тоже, - сказал он, стараясь не конфу-
зиться.
Приказчик улыбнулся и сказал:
- Слушаю-с.
Вечером за чаем Левин сказал и брату.
- Кажется, погода установилась, - сказал он. - Завтра я начинаю ко-
сить.
- Я очень люблю эту работу, - сказал Сергей Иванович.
- Я ужасно люблю. Я сам косил иногда с мужиками и завтра хочу целый
день косить.
Сергей Иванович поднял голову и с любопытством посмотрел на брата.
- То есть как? Наравне с мужиками, целый день?
- Да, это очень приятно, - сказал Левин.
- Это прекрасно, как физическое упражнение, только едва ли ты можешь
это выдержать, - без всякой насмешки сказал Сергей Иванович.
- Я пробовал. Сначала тяжело, потом втягиваешься. Я думаю, что не отс-
тану...
- Вот как! Но скажи, как мужики смотрят на это? Должно быть, посмеива-
ются, что чудит барин.
- Нет,не думаю; но это такая вместе и веселая и трудная работа, что
некогда думать.
- Но как же ты обедать с ними будешь? Туда лафиту тебе прислать и ин-
дюшку жареную уж неловко.
- Нет, я только в одно время с их отдыхом приеду домой.
На другое утро Константин Левин встал раньше обыкновенного, но хо-
зяйственные распоряжения задержали его, и когда он приехал на покос,
косцы шли уже по второму ряду.
Еще с горы открылась ему под горою тенистая, уже скошенная часть луга,
с сереющими рядами и черными кучками кафтанов, снятых косцами на том
месте, откуда они зашли первый ряд.
По мере того как он подъезжал, ему открывались шедшие друг за другом
растянутою вереницей и различно махавшие косами мужики, кто в кафтанах,
кто в одних рубахах. Он насчитал их сорок два человека.
Они медленно двигались по неровному низу луга, где была старая запру-
да. Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень длинной
белой рубахе, согнувшись махавший косой; тут был молодой малый Васька,
бывший у Левина в кучерах, с размаха бравший каждый ряд. Тут был и Тит,
по косьбе дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь,
шел передом, как бы играя косой, срезывая свой широкий ряд.
Левин слез с лошади и, привязав ее у дороги, сошелся с Титом, который,
достав из куста вторую косу, подал ее.
- Готова, барин; бреет, сама косит, - сказал Тит, с улыбкой снимая
шапку и подавая ему косу.
Левин взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и
веселые косцы выходили один за другим на дорогу и, посмеиваясь, здорова-
лись с барином. Они все глядели на него, но никто ничего не говорил до
тех пор, пока вышедший на дорогу высокий старик со сморщенным и безборо-
дым лицом, в овчинной куртке, не обратился к нему.
- Смотри, барин, взялся за гуж, не отставать! - сказал он, и Левин ус-
лыхал сдержанный смех между косцами.
- Постараюсь не отстать, - сказал он, становясь за Титом и выжидая
времени начинать.
- Мотри, - повторил старик.
Тит освободил место, и Левин пошел за ним. Трава была низкая, придо-
рожная, и Левин, давно не косивший и смущенный обращенными на себя
взглядами, в первые минуты косил дурно, хотя и махал сильно. Сзади его
послышались голоса:
- Насажена неладно, рукоятка высока, вишь, ему сгибаться как, - сказал
один.
- Пяткой больше налягай, - сказал другой.
- Ничего, ладно, настрыкается, - продолжал старик. - Вишь, пошел...
Широк ряд берешь, умаешься.., Хозяин, нельзя, для себя старается! А
вишь, подрядье-то! За это нашего брата по горбу, бывало.
Трава пошла мягче, и Левин, слушая, но не отвечая и стараясь косить
как можно лучше, шел за Титом. Они прошли шагов сто. Тит все шел, не ос-
танавливаясь, не выказывая ни малейшей усталости; но Левину уже страшно
становилось, что он не выдержит: так он устал.
Он чувствовал, что махает из последних сил, и решился просить Тита ос-
тановиться. Но в это самое время Тит сам остановился и, нагнувшись, взял
травы, отер косу и стал точить. Левин расправился и, вздохнув, оглянул-
ся. Сзади его шел мужик и, очевидно, также устал, потому что сейчас же,
не доходя Левина, остановился и принялся точить. Тит намочил свою косу и
косу Левина, и они пошли дальше.
На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и
не уставая. Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему становилось
все труднее и труднее: наступала минута, когда, он чувствовал, у него не
остается более сил, но в это самое время Тит останавливался и точил.
Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно тру-
ден Левину; но зато, когда ряд был дойден и Тит, вскинув на плечо косу,
медленными шагами пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по
прокосу, и Левин точно так же пошел по своему прокосу, - несмотря на то,
что пот катил градом по его лицу и капал с носа и вся спина его была
мокра, как вымученная в воде, ему было очень хорошо. В особенности радо-
вало его то, что он знал теперь, что выдержит.
Его удовольствие отравилось только тем, что ряд его был нехорош. "Буду
меньше махать рукой, больше всем туловищем", - думал он, сравнивая как
по нитке обрезанный ряд Тита со своим раскиданным и неровно лежащим ря-
дом.
Первый ряд, как заметил Левин, Тит шел особенно быстро, вероятно желая
попытать барина, и ряд попался длинен. Следующие ряды были уже легче, но
Левин все-таки должен был напрягать все свои силы, чтобы не отставать от
мужиков.
Он ничего не думал, ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от
мужиков и как можно лучше сработать. Он слышал только лязг кос и видел
пред собой удалявшуюся прямую фигуру Тита, выгнутый полукруг прокоса,
медленно и волнисто склоняющиеся травы и головки цветов около лезвия
своей косы и впереди себя конец ряда, у которого наступит отдых.
Не понимая, что это и откуда, в середине работы он вдруг испытал при-
ятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо
во время натачиванья косы. Набежала низкая, тяжелая туча, и шел крупный
дождь. Одни мужски пошли к кафтанам и надели их; другие, точно так же
как Левин, только радостно пожимали плечами под приятным освежением.
Прошли еще и еще ряд. Проходили длинные, короткие, с хорошею, с дурною
травой ряды. Левин потерял всякое сознание времени и решительно не знал,
поздно или рано теперь. В его работе стала происходить теперь перемена,
доставлявшая ему огромное наслаждение. В середине его работы на него на-
ходили минуты, во время которых он забывал то, что делал, ему станови-
лось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и
хорош, как и у Тита. Но только что он вспоминал о том, что он делает, и
начинал стараться сделать лучше, тотчас же он испытывал всю тяжесть тру-
да, и ряд выходил дурен.
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и,
подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце.
"О чем это они говорят и отчего он не заходит ряд?" - подумал Левин, не
догадываясь, что мужики, не переставая косили уже не менее четырех часов
и им пора завтракать.
- Завтракать, барин, - сказал старик.
- Разве пора? Ну, завтракать.
Левин отдал косу Титу и с мужиками, пошедшими к кафтанам за хлебом,
чрез слегка побрызганные дождем ряды длинного скошенного пространства
пошел к лошади. Тут только он понял,что не угадал погоду и дождь мочил
его сено.
- Испортит сено, - сказал он.
- Ничего, барин, в дождь коси, в погоду греби!- сказал старик.
Левин отвязал лошадь и поехал домой пить кофе.
Сергей Иванович только что встал. Напившись кофею, Левин уехал опять
на покос, прежде чем Сергей Иванович успел одеться и выйти в столовую.
V
После завтрака Левин попал в ряд уже не на прежнее место, а между шут-
ником-стариком, который пригласил его в соседи, и молодым мужиком, с
осени только женатым и пошедшим косить первое лето.
Старик, прямо держась, шел впереди, ровно и широко передвигая выверну-
тые ноги, и точным и ровным движеньем, не стоившим ему, по-видимому, бо-
лее труда, чем маханье руками на ходьбе, как бы играя, откладывал одина-
ковый, высокий ряд. Точно не он, а одна острая коса сама вжикала по соч-
ной траве.
Сзади Левина шел молодой Мишка. Миловидное молодое лицо его, обвязан-
ное по волосам жгутом свежей травы, все работало от усилий; но как
только взглядывали на него, он улыбался. Он, видимо, готов был умереть
