не подошла? Он что-то хотел сказать тебе?
- Ну, так подойдем, - сказала Кити, решительно поворачиваясь. - Как
ваше здоровье нынче? - спросила она у Петрова.
Петров встал, опираясь на палку, и робко посмотрел на князя.
- Это моя дочь, - сказал князь. - Позвольте быть знакомым.
Живописец поклонился и улыбнулся, открывая странно блестящие белые зу-
бы.
- Мы вас ждали вчера, княжна, - сказал он Кити.
Он пошатнулся, говоря это, и, повторяя это движение, старался пока-
зать, что он это сделал нарочно.
- Я хотела прийти, но Варенька сказала, что Анна Павловна присылала
сказать, что вы не поедете.
- Как не поедем? - покраснев и тотчас же закашлявшись, сказал Петров,
отыскивая глазами жену. - Анета, Анета!- проговорил он громко, и на тон-
кой белой шее его, как веревки, натянулись толстые жилы.
Анна Павловна подошла.
- Как же ты послала сказать княжне, что мы не поедем! - потеряв голос,
раздражительно прошептал он ей.
- Здравствуйте, княжна! - сказала Анна Павловна с притворною улыбкой,
столь непохожею на прежнее ее обращение. - Очень приятно познакомиться,
- обратилась она к князю. - Вас давно ждали, князь.
- Как же ты послала сказать княжне, что мы не поедем? - хрипло прошеп-
тал еще раз живописец еще сердитее, очевидно раздражаясь еще более тем,
что голос изменяет ему и он не может дать своей речи того выражения, ка-
кое бы хотел.
- Ах, боже мой! Я думала, что мы не поедем, - с досадою отвечала жена.
- Как же, когда... - он закашлялся и махнул рукой. Князь приподнял
шляпу и отошел с дочерью.
- О, ох! - тяжело вздохнул он, - о, несчастные!
- Да, папа, - отвечала Кити. - Но надо знать, что у них трое детей,
никого прислуги и почти никаких средств. Он что-то получает от Академии,
- оживленно рассказывала она, стараясь заглушить волнение, поднявшееся в
ней вследствие странной в отношении к ней перемены Анны Павловны.
- А вот и мадам Шталь, - сказала Кити, указывая на колясочку, в кото-
рой, обложенное подушками, в чем-то сером и голубом, под зонтиком лежало
что-то.
Это была г-жа Шталь. Сзади ее стоял мрачный здоровенный работник-не-
мец, катавший ее. Подле стоял белокурый шведский граф, которого знала по
имени Кити. Несколько человек больных медлили около колясочки, глядя на
эту даму, как на что-то необыкновенное.
Князь подошел к ней. И тотчас же в глазах его Кити заметила смущавший
ее огонек насмешки. Он подошел к мадам Шталь и заговорил на том отличном
французском языке, на котором столь немногие уже говорят теперь, чрезвы-
чайно учтиво и мило.
- Не знаю, вспомните ли вы меня, но я должен напомнить себя, чтобы
поблагодарить за вашу доброту к моей дочери, - сказал он ей, сняв шляпу
и не надевая ее.
- Князь Александр Щербацкий, - сказала мадам Шталь, поднимая на него
свои небесные глаза, в которых Кити заметила неудовольствие. - Очень ра-
да. Я так полюбила вашу дочь.
- Здоровье ваше все нехорошо?
- Да я уж привыкла, - сказала мадам Шталь и познакомила князя со
шведским графом.
- А вы очень мало переменились, - сказал ей князь. - Я не имел чести
видеть вас десять или одиннадцать лет.
- Да, бог дает крест и дает силу нести его. Часто удивляешься, к чему
тянется эта жизнь... С той стороны! - с досадой обратилась она к Ва-
реньке, не так завертывавшей ей пледом ноги.
- Чтобы делать добро, вероятно, - сказал князь, смеясь глазами.
- Это не нам судить, - сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выраже-
ния на лице князя. - Так вы пришлете мне эту книгу, любезный граф? Очень
благодарю вас, - обратилась она к молодому шведу.
- А! - вскрикнул князь, увидав московского полковника, стоявшего око-
ло, и, поклонившись госпоже Шталь, отошел с дочерью и с присоединившимся
к ним московским полковником.
- Это наша аристократия, князь! - с желанием быть насмешливым сказал
московский полковник, который был в претензии на госпожу Шталь за то,
что она не была с ним знакома.
- Все такая же, - отвечал князь.
- А вы еще до болезни знали ее, князь, то есть прежде, чем она слегла?
- Да. Она при мне слегла, - сказал князь.
- Говорят, она десять лет не встает.
- Не встает, потому что коротконожка. Она очень дурно сложена.
- Папа, не может быть! - горячо возразила Кити. - Варенька обожает ее.
И потом она делает столько добра! У кого хочешь спроси! Ее и Aline Шталь
все знают.
- Может быть, - сказал он, пожимая локтем ее руку. - Но лучше, когда
делают так, что у кого ни спроси, никто не знает.
Кити замолчала не потому, чо ей нечего было говорить; но они и отцу не
хотела открыть свои тайные мысли. Однако, странное дело, несмотря на то,
что она так готовилась не подчиниться взгляду отца, не дать ему доступа
в свою святыню, она почувствовала, что тот божественный образ госпожи
Шталь, который она месяц целый носила в душе, безвозвратно исчез, как
фигура, составившаяся из брошенного платья, исчезает, когда поймешь, как
лежит это платье. Осталась одна коротконогая женщина, которая лежит по-
тому, что дурно сложена, и мучает безответную Вареньку за то, что та не
так подвертывает ей плед. И никакими усилиями воображения нельзя уже бы-
ло возвратить прежнюю мадам Шталь.
XXXV
Князь передал свое веселое расположение духа и домашним своим, и зна-
комым, и даже немцу-хозяину, у которого стояли Щербицкие.
Вернувшись с Кити с вод и пригласив к себе к кофе и полковника, и
Марью Евгеньевну, и Вареньку, князь велел вынести стол и кресла в садик,
под каштан, и там накрыть завтрак. И хозяин и прислуга оживились под
влиянием его веселости. Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной
гамбургский доктор, живший наверху, с завистью смотрел в окно на эту ве-
селую русскую компанию здоровых людей, собравшуюся под каштаном. Под
дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого белою скатертью и уставлен-
ного кофейниками, хлебом, маслом, сыром, холодною дичью стола, сидела
княгиня в наколке с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки. На дру-
гом конце сидел князь, плотно кушая и громко и весело разговаривая.
Князь разложил подле себя свои покупки, резные сундучки, бирюльки, раз-
резные ножики всех сортов, которых он накупил кучу на всех водах, и раз-
даривал их всем, в том числе Лисхен, служанке, и хозяину, с которым он
шутил на своем комическом дурном немецком языке, уверяя его, что не воды
вылечили Кити, но его отличные кушанья, в особенности суп с черносливом.
Княгиня подсмеивалась над мужем за его русские привычки, но была так
оживлена и весела, как не была во все время жизни на водах. Полковник,
как всегда, улыбался шуткам князя; но насчет Европы, которую он внима-
тельно изучал, как он думал, он держал сторону княгини. Добродушная
Марья Евгеньевна покатывалась со смеху от всего, что говорил смешного
князь, и Варенька, чего еще Кити никогда не видала, раскисала от слабо-
го, но сообщающегося смеха, который возбуждали в ней шутки князя.
Все это веселило Кити, но она не могла не быть озабоченною. Она не
могла разрешить задачи, которую ей невольно задал отец своим веселым
взглядом на ее друзей и на ту жизнь, которую она так полюбила. К задаче
этой присоединилась еще перемена ее отношений к Петровым, которая нынче
так очевидно и неприятно высказалась. Всем было весело, но Кити не могла
быть веселою, и это еще более мучало ее. Она испытывала чувство вроде
того, какое испытывала в детстве, когда под наказанием была заперта в
своей комнате и слушала веселый смех сестер.
- Ну, на что ты накупил эту бездну? - говорила княгиня, улыбаясь и по-
давая мужу чашку с кофеем.
- Пойдешь ходить, ну, подойдешь к лавочке, просят купить: "Эрлаухт,
эксцеленц, дурхлаухт". Ну, уж как скажут; "Дурхлаухт", уж я и не могу:
десяти талеров и нет.
- Это только от скуки, - сказала княгиня.
- Разумеется, от скуки. Такая скука, матушка, что не знаешь, куда
деться.
- Как можно скучать, князь? Так много интересного теперь в Германии, -
сказала Марья Евгеньевна.
- Да я все интересное знаю: суп с черносливом знаю, гороховую колбасу
знаю. Все знаю.
- Нет, но как хотите, князь, интересны их учреждения, - сказал полков-
ник.
- Да что же интересного? Все они довольны, как медные гроши: всех по-
бедили. Ну, а мне-то чем же довольным быть? Я никого не победил, а
только сапоги снимай сам, да еще за дверь их сам выставляй. Утром вста-
вай, сейчас же одевайся, иди в салон чай скверный пить. То ли дело дома!
Проснешься не торопясь, посердишься на что-нибудь, поворчишь, опомнишься
хорошенько, все обдумаешь, не торопишься.
- А время - деньги, вы забываете это, - сказал полковник.
- Какое время! Другое время такое, что целый месяц за полтинник от-
дашь, а то так никаких денег за полчаса не возьмешь. Так ли, Катенька?
Что ты, какая скучная?
- Я ничего.
- Куда же вы? Посидите еще, - обратился он к Вареньке.
- Мне надо домой, - сказала Варенька, вставая, и опять залилась сме-
хом.
Оправившись, она простилась и пошла в дом, чтобы взять шляпу. Кити
пошла за нею. Даже Варенька представлялась ей теперь другою. Она не была
хуже, но она была другая, чем та, какою она прежде воображала ее себе.
- Ах, я давно так не смеялась!- сказала Варенька, собирая зонтик и ме-
шочек. - Какой он милый, ваш папа!
Кити молчала.
- Когда же увидимся? - спросила Варенька.
- Maman хотела зайти к Петровым. Вы не будете там? - сказала Кити, ис-
пытывая Вареньку.
- Я буду, - отвечала Варенька. - Они собираются уезжать, так я обеща-
лась помочь укладываться.
- Ну, и я приду.
- Нет, что вам?
- Отчего? отчего? отчего? - широко раскрывая глаза, заговорила Кити,
взявшись, чтобы не выпускать Вареньку, за ее зонтик. - Нет, постойте,
отчего?
- Так; ваш папа приехал, и потом с вами они стесняются.
- Нет, вы мне скажите, отчего вы не хотите, чтоб я часто бывала у Пет-
ровых? Ведь вы не хотите? Отчего?
- Я не говорила этого, - спокойно сказала Варенька.
- Нет, пожалуйста, скажите!
- Все говорить? - спросила Варенька.
- Все, все!- подхватила Кити.
- Да особенного ничего нет, а только то, что Михаил Алексеевич (так
звали живописца) прежде хотел ехать раньше, а теперь не хочет уезжать, -
улыбаясь, сказала Варенька.
- Ну! Ну! - торопила Кити, мрачно глядя на Вареньку.
- Ну, и почему-то Анна Павловна сказала, что он не хочет оттого, что
вы тут. Разумеется, это было некстати, но из-за этого, из-за вас вышла
ссора. А вы знаете, как эти больные раздражительны.
Кити, все более хмурясь, молчала, и Варенька говорила одна, стараясь
смягчить и успокоить ее и видя собиравшийся взрыв, она не знала чего -
слез или слов.
- Так лучше вам не ходить... И вы понимаете, вы не обижайтесь...
- И поделом мне, и поделом мне!- быстро заговорила Кити, схватывая
зонтик из рук Вареньки и глядя мимо глаз своего друга.
Вареньке хотелось улыбнуться, глядя на детский гнев своего друга, но
она боялась оскорбить ее.
- Как поделом? Я не понимаю, - сказала она.
- Поделом за то, что все это было притворство, потому что это все вы-
думанное, а не от сердца. Какое мне дело было до чужого человека? И вот
вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не про-
сил. Оттого что все притворство! притворство! притворство!..
- Да с какою же целью притворяться? - тихо сказала Варенька.
- Ах, как глупо, гадко! Не было мне никакой нужды... Все притворство!-
говорила она, открывая и закрывая зонтик.
- Да с какою же целью?
- Чтобы казаться лучше пред людьми, пред собой, пред богом, всех обма-
нуть. Нет, теперь я уже не поддамся на это! Быть дурною, но по крайней
мере не лживою, не обманщицей!
- Да кто же обманщица? - укоризненно сказала Варенька. - Вы говорите,
как будто...
Но Кити была в своем припадке вспыльчивости. Она не дала ей догово-
рить.
- Я не об вас, совсем не об вас говорю. Вы совершенство. Да, да, я
