ка, человека, по разным соображениям, весьма интересного и нужного.
Алексей Александрович не успел прочесть брошюру вечером и дочитал ее ут-
ром. Потом явились просители, начались доклады, приемы, назначения, уда-
ления, распределения наград, пенсий, жалованья, переписки - то будничное
дело, как называл его Алексей Александрович, отнимавшее так много време-
ни. Потом было личное дело, посещение доктора и управляющего делами. Уп-
равляющий делами не занял много времени. Он только передал нужные для
Алексея Александровича деньги и дал краткий отчет о состоянии дел, кото-
рые были не совсем хороши, так как случилось, что нынешний год
вследствие частых выездов было прожито больше, и был дефицит. Но доктор,
знаменитый петербургский доктор, находившийся в приятельских отношениях
к Алексею Александровичу, занял много времени. Алексей Александрович и
не ждал его нынче и был удивлен его приездом и еще более тем, что доктор
очень внимательно расспросил Алексея Александровича про его состояние,
прослушал его грудь, постукал и пощупал печень. Алексей Александрович не
знал, что его друг Лидия Ивановна, заметив, что здоровье Алексея Алек-
сандровича нынешний год нехорошо, просила доктора приехать и посмотреть
больного. "Сделайте это для меня", - сказала ему графиня Лидия Ивановна.
- Я сделаю это для России, графиня, - отвечал доктор.
- Бесценный человек! - сказала графиня Лидия Ивановна.
Доктор остался очень недоволен Алексеем Александровичем. Он нашел пе-
чень значительно увеличенною, питание уменьшенным и действия вод никако-
го. Он предписал как можно больше движения физического и как можно
меньше умственного напряжения и, главное, никаких огорчений, то есть то
самое, что было для Алексея Александровича так же невозможно, как не ды-
шать; и уехал, оставив в Алексее Александровиче неприятное сознание то-
го, что что-то в нем нехорошо и что исправить этого нельзя.
Выходя от Алексея Александровича, доктор столкнулся на крыльце с хоро-
шо знакомым ему Слюдиным, правителем дел Алексея Александровича. Они бы-
ли товарищами по университету и, хотя редко встречались, уважали друг
друга и были хорошие приятели, и оттого никому, как Слюдину, доктор не
высказал бы своего откровенного мнения о больном.
- Как я рад, что вы у него были, - сказал Слюдин. - Он нехорош, и мне
кажется... Ну что?
- А вот что, - сказал доктор, махая через голову Слюдина своему куче-
ру, чтоб он подавал. - Вот что, - сказал доктор, взяв в свои белые руки
палец лайковой перчатки и натянув его. - Не натягивайте струны и попро-
буйте перервать - очень трудно; но натяните до последней возможности и
наляжьте тяжестью пальца на натянутую струну - она лопнет. А он по своей
усидчивости, добросовестности к работе, - он натянут до последней степе-
ни; а давление постороннее есть, и тяжелое, - заключил доктор, значи-
тельно подняв брови. - Будете на скачках? - прибавил он, спускаясь к по-
данной карете. - Да, да, разумеется, берет много времени, - отвечал док-
тор что-то такое на сказанное Слюдиным и нерасслышанное им.
Вслед за доктором, отнявшим так много времени, явился знаменитый путе-
шественник, и Алексей Александрович, пользуясь только что прочитанной
брошюрой и своим прежним знанием этого предмета, поразил путешественника
глубиною своего знания предмета и широтою просвещенного взгляда.
Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предво-
дителя, явившегося в Петербург и с которым нужно было переговорить. Пос-
ле его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем дел и
еще надо было съездить по серьезному и важному делу к одному значи-
тельному лицу. Алексей Александрович только успел вернуться к пяти ча-
сам, времени своего обеда, и, пообедав с правителем дел, пригласил его с
собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Не отдавая себе в том отчета, Алексей Александрович искал теперь слу-
чая иметь третье лицо при своих свиданиях с женою.
XXVII
Анна стояла наверху пред зеркалом, прикалывая с помощью Аннушки пос-
ледний бант на платье, когда она услыхала у подъезда звуки давящих ще-
бень колес. "Для Бетси еще рано", - подумала она и, взглянув в окно,
увидела карету и высовывающуюся из нее черную шляпу и столь знакомые ей
уши Алексея Александровича. "Вот некстати; неужели ночевать?" - подумала
она, и ей так показалось ужасно и страшно все, что могло от этого выйти,
что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом вышла к ним
навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа лжи и об-
мана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная, что
скажет.
- А, как это мило! - сказала она, подавая руку мужу и улыбкой здорова-
ясь с домашним человеком, Слюдиным. - Ты ночуешь, надеюсь? - было первое
слово, которое подсказал ей дух обмана, - а теперь едем вместе. Только
жаль, что я обещала Бетси. Она заедет за мной.
Алексей Александрович поморщился при имени Бетси.
- О, я не стану разлучать неразлучных, - сказал он своим обычным тоном
шутки. - Мы поедем с Михайлом Васильевичем. Мне и доктора велят ходить.
Я пройдусь дорогой и буду воображать, что я на водах.
- Торопиться некуда, - сказала Анна. - Хотите чаю? - Она позвонила.
- Подайте чаю да скажите Сереже, что Алексей Александрович приехал.
Ну, что, как твое здоровье? Михаил Васильевич, вы у меня не были; пос-
мотрите, как на балконе у меня хорошо, - говорила она, обращаясь то к
тому, то к другому.
Она говорила очень просто и естественно, но слишком много и слишком
скоро. Она сама чувствовала это, тем более что в любопытном взгляде, ко-
торым взглянул на нее Михаил Васильевич, она заметила, что он как будто
наблюдал ее.
Михаил Васильевич тотчас же вышел на террасу.
Она села подле мужа.
- У тебя не совсем хороший вид, - сказала она.
- Да, - сказал он, - нынче доктор был у меня и отнял час времени. Я
чувствую, что кто-нибудь из друзей моих прислал его: так драгоценно мое
здоровье...
- Нет, что ж он сказал?
Она спрашивала его о здоровье и занятиях, уговаривала отдохнуть и пе-
реехать к ней.
Все это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но
Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значе-
ния. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл,
который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем раз-
говоре этом не было ничего особенного, но никогда после без мучительной
боли стыда Анна не могла вспомнигь всей этой короткой сцены.
Вошел Сережа, предшествуемый гувернанткой. Если б Алексей Александро-
вич позволил себе наблюдать, он заметил бы робкий, растерянный взгляд, с
каким Сережа взглянул на отца, а потом на мать. Но он ничего не хотел
видеть и не видал.
- А, молодой человек! Он вырос. Право, совсем мужчина делается.
Здравствуй, молодой человек.
И он подал руку испуганному Сереже.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как
Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в
голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы
прося защиты, оглянулся на мать. С одной матерью ему было хорошо. Алек-
сей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за
плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела,что он со-
бирается плакать.
Анна, покрасневшая в ту минуту, как вошел сын, заметив, что Сереже не-
ловко, быстро вскочила, подняла с плеча сына руку Алексея Александровича
и, поцеловав сына, повела его на террасу и тотчас же вернулась.
- Однако пора уже, - сказала она, взглянув на свои часы, - что это
Бетси не едет!..
- Да, - сказал Алексей Александрович и, встав, заложил руки и потрещал
ими. - Я заехал еще привезть тебе денег, так как соловья баснями не кор-
мят, - сказал он. - Тебе нужно, я думаю.
- Нет, не нужно... да, нужно, - сказала она, не глядя на него и крас-
нея до корней волос. - Да ты, я думаю, заедешь сюда со скачек.
- О да! - отвечал Алексей Александрович. - Вот и краса Петергофа, кня-
гиня Тверская, - прибавил он, взглянув в окно на подъезжавший английс-
кий, в шорах, экипаж с чрезвычайно высоко поставленным крошечным кузовом
коляски. - Какое щегольство! Прелесть! Ну,так поедемте и мы.
Княгиня Тверская не выходила из экипажа, а только ее в штиблетах, пе-
леринке и черной шляпке лакей соскочил у подъезда.
- Я иду, прощайте! - сказала Анна и, поцеловав сына, подошла к Алексею
Александровичу и протянула ему руку. - Ты очень мил, что приехал.
Алексей Александрович поцеловал ее руку.
- Ну, так до свиданья. Ты заедешь чай пить, и прекрасно! - сказала она
и вышла, сияющая и веселая. Но, как только она перестала видеть его, она
почувствовала то место на руке, к которому прикоснулись его губы, и с
отвращением вздрогнула.
XXVIII
Когда Алексей Александрович появился на скачках, Анна уже сидела в бе-
седке рядом с Бетси, в той беседке, где собиралось все высшее общество.
Она увидала мужа еще издалека. Два человека, муж и любовник, были для
нее двумя центрами жизни, и без помощи внешних чувств она чувствовала их
близость. Она еще издалека почувствовала приближение мужа и невольно
следила за ним в тех волнах толпы, между которыми он двигался. Она виде-
ла, как он подходил к беседке, то снисходительно отвечая на заискивающие
поклоны, то дружелюбно, рассеянно здороваясь с равными, то старательно
выжидая взгляда сильных мира и снимая свою круглую большую шляпу, нажи-
мавшую кончики его ушей. Она знала все эти приемы, и все они ей были
отвратительны. "Одно честолюбие, одно желание успеть - вот все, что есть
в его душе, - думала она, - а высокие соображения, любовь к просвещению,
религия, все это - только орудия для того, чтобы успеть".
По его взглядам на дамскую беседку (он смотрел прямо на нее, но не уз-
навал жены в море кисеи, лент, перьев, зонтиков и цветов) она поняла,
что он искал ее; но она нарочно не замечала его.
- Алексей Александрович! - закричала ему княгиня Бетси, - вы, верно,
не видите жену; вот она!
Он улыбнулся своею холодною улыбкой.
- Здесь столько блеска, что глаза разбежались, - сказал он и пошел в
беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с
которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими зна-
комыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись
приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей
Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант.
Алексей Александрович заговорил с ним.
Был промежуток между скачками, и потому ничто не мешало разговору. Ге-
нерал-адъютант осуждал скачки. Алексей Александрович возражал, защищая
их. Анна слушала его тонкий, ровный голос, не пропуская ни одного слова,
и каждое слово его казалось ей фальшиво и болью резало ее ухо.
Когда началась четырехверстная скачка с препятствиями, она нагнулась
вперед и, не спуская глаз, смотрела на подходившего к лошади и садивше-
гося Вронского и в то же время слышала этот отвратительный, неумолкающий
голос мужа. Она мучалась страхом за Вронского, но еще более мучалась не-
умолкавшим, ей казалось, звуком тонкого голоса мужа с знакомыми интона-
циями.
"Я дурная женщина, я погибшая женщина, - думала она, - но я не люблю
лгать, я не переношу лжи, а его (мужа) пища - это ложь. Он все знает,
все видит; что же он чувствует, если может так спокойно говорить? Убей
он меня, убей он Вронского, я бы уважала его. Но нет, ему нужны только
ложь и приличие", - говорила себе Анна, не думая о том, чего именно она
хотела от мужа, каким бы она хотела его видеть. Она не понимала и того,
что эта нынешняя особенная словоохотливость Алексея Александровича, так
