страшным гневом, и королева грозно крикнула:
-Как, это вы... вы?..
Удивленный этим, король Карл отступил в сторону и в свою
очередь посмотрел на Генриха. Но последний оставался
совершенно спокойным и ровным тоном ответил королеве:
-Но, ваше величество, разве не естественно, что, узнав о
случившемся, я поспешил прискакать сюда вместе с королем-
кузеном?
Королева Екатерина ничего не ответила на это, а
обратившись прямо к сыну, сказала: "Государь, вот этот
человек осмелился похитить меня, а один из сопровождающих его
ткнул меня кинжалом!" - и для вящего эффекта королева сорвала
повязки и показала свою окровавленную грудь.
Вид крови всегда производил сильное действие на короля
Карла. Так и теперь он сильно побледнел и с пеной у рта, с
налившимися кровью глазами крикнул Пибраку, в состоянии
беспредельного бешенства указывая рукой на Генриха
Наваррского:
-Арестовать этого человека!
В первый момент Генрих отступил на шаг назад и схватился
за шпагу. Но благоразумие сейчас же взяло верх в нем, он снова
приблизился к королю и спокойно сказал:
-Государь, ее величество обвиняет меня в государственном
преступлении, но, кроме личного желания вашего величества
признать это обвинение заслуживающим уважения, никаких мотивов
ареста мне не приведено. Однако что же делать? Ведь я здесь в
полной воле французского короля, потому что король, выехавший
за пределы своего государства, становится частным лицом. Мне не
остается ничего иного, как только подчиниться. Но я все же жду,
что ее величество королева соблаговолит обосновать
предъявленное мне обвинение. Господин капитан, благоволите
принять мою шпагу!
Спокойствие наваррского короля смутило Карла IX и
успокоило его бешенство. Тем не менее он не взял обратно
данного распоряжения, а только подтвердил его в более мягкой
форме, сказав:
-Пибрак, возьмите шпагу у его величества короля Наварры и
вернитесь с ним в Лувр. Вы предложите его величеству
проследовать в свои апартаменты и приставьте к дверям часовых.
Пибрак с поклоном взял шпагу Генриха, и они молча вышли
из комнаты.
Тогда король Карл сказал матери:
-Матушка, те, кто осмелился поднять руку на французскую
королеву, умрут в злейших муках, клянусь вам в этом честью
дворянина. Но я никого не отправлю на эшафот без того, чтобы
вина не была совершенно доказана.
Королева-мать кивнула головой.
Тогда Карл IX продолжал:
-Вы обвиняете наваррского короля?
-Да,государь.
-А между тем он провел эту ночь в Лувре!
-Вы уверены в этом!
-Совершенно.
-Ну, а... прошлую ночь?
-Прошлую ночь он опрометью скакал за Маргаритой, которая
два дня тому назад скрылась из Лувра неизвестно куда.
-Как? Маргарита исчезла? Неужели вы не знаете, куда она
девалась?
-Нет, я не знаю, но готов биться о любой заклад, что ее
похитил герцог Гиз.
-Хорошо, что вам не приходится биться о заклад, государь,
иначе вы проиграли бы его! Герцог не мог похитить Маргариту.
-Почему?
-Потому что в это время герцог гнался за моими
похитителями.
-Как? Так это он...
-Да, это он отбил меня из рук злоумышленников, и ему вы
обязаны тем, что видите меня живой.
-Но где же сам герцог? - спросил король.
-Здесь, государь! - ответил сзади голос герцога Гиза, и
из-за портьеры выступил сам Балафрэ.
Король, мнительный и недоверчивый по природе, имел
слишком много оснований бояться Гизов; к тому же это
театральное появление испугало его, и он даже схватился за свою
шпагу.
Но герцог поспешил сказать ему с самой обворожительной
улыбкой:
-Простите меня, государь, что я осмелился явиться таким
образом пред вашим величеством!
Король не успел ответить герцогу, так как в разговор
вмешалась Екатерина со следующими словами, обращенными к
Гизу:
-Не бойтесь, не бойтесь, кузен! Я надеюсь, что его
величество уже начинает отличать истинных друзей от истинных
врагов и знает, кто готов всегда поддержать монархию и кто
замышляет ниспровергнуть ее.
-Кто же осмелится на это? - надменно сказал Карл.
-Гугеноты и их вождь, наваррский король, государь.
-Опять он! - крикнул Карл, топнув ногой.
-О, да, государь, наваррский король мечтает о блестящей
будущности.
-Ну, его государство слишком мало для этого.
-Но существуют соседние, например - Франция! - заметил
Генрих Гиз.
-Таких вещей не говорят без доказательств, герцог! -
раздраженно заметил король, в душе которого любовь к зятю
боролась с обычной подозрительностью.
-Доказательства будет не трудно привести, государь,-
ответил герцог.- Мне удалось захватить двоих гасконцев,
которые сидят под строжайшим арестом в ожидании допроса.
-Ну, так я хочу видеть их! - заявил король. Гиз подошел к
столу и ударил молоточком черного дерева по бронзовому
колокольчику. На этот звонок явился Гастон де Люкс.
-Где Лев? - спросил герцог.
-Лев? - удивленно переспросил Гастон.- Но разве вы не
посылали его ночью в Париж?
-Нет.
-Однако он уехал около полуночи!
-Но этого не может быть! - воскликнул герцог.- А как же
пленники? Ведь...
Король, не понимая ничего в этих переговорах, нетерпеливо
перебил герцога, сказав:
-Довольно разговоров, господа! Я хочу видеть пленников.
Пойдемте к ним! Значит, вы говорите, что одного из пленников
зовут граф де Ноэ?
-Да, государь, одним из захваченных нами злоумышленников
оказался граф Амори де Ноэ, ближайший друг наваррского короля!
- ответил герцог.
-Пойдемте! - задумчиво сказал король.
Гиз приказал принести факелы, и они отправились в погреб,
где содержались пленники. Там их ждала не совсем обычная
картина, в объяснение которой мы должны предварительно
рассказать, что случилось после того, как герцогиня Монпансье
увела Ноэ, оставив на его месте Льва д'Арнембурга.
В первое время враги молча сидели в темноте, царившей в
погребе; наконец Лев окликнул Лагира.
-Чем могу служить вам, господин Арнембург? - отозвался
тот.
-Я хотел бы поговорить с вами!
-Пожалуйста.
-Видите ли, я все еще не могу прийти в себя от изумления.
Почему это герцогиня спасла вашего друга Ноэ, а не вас?
-О, это очень просто! Герцогиня хотела во что бы то ни
стало спасти меня, потому что, согласитесь сами, не так-то
приятно отправить на эшафот любимого человека.
Господин Лагир,- мрачно перебил его Лев,- я не знаю,
действительно ли герцогиня любит вас, но если это так, то
берегитесь!
-Да как же вы хотите, чтобы я объяснил вам происшедшее,
если вы чуть ли не с первого же слова ищите ссоры со мной?
-Вы правы. Извините меня и продолжайте, пожалуйста.
-Ну-с, так вот! Герцогиня хотела во что бы то ни стало
спасти именно меня, но я решительно отказался покинуть на
произвол судьбы своего друга. Было решено бросить жребий, и
судьба захотела, чтобы спасен был не я, а мой друг.
-Значит, вы только случайно отправитесь на эшафот? -
мрачно сказал Лев.
-Э, дело еще далеко не решено. Герцогиня слишком любит
меня, чтобы не выручить из скверного положения, ну а чего
захочет женщина, того захочет и Сам Бог. Однако время не
раннее, и надо бы поспать. Покойной ночи, господин Арнембург! -
и с этими словами Лагир, завернувшись в свой камзол, снова
улегся.
Опять наступило молчание. Лев сидел в мрачной
задумчивости, меланхолически поглядывая на крошечное оконце,
расположенное под самым потолком.
Вдруг это окно засветилось, и в погреб скользнул луч
луны, выплывшей из-за тучи.
Должно быть, этот луч пробудил в люксембуржце какие-то
новые соображения, потому что он сейчас же окликнул своего
товарища по темнице:
-Господин Лагир, еще один вопрос, если можно!
-В чем дело? - отозвался тот.
-Ведь это я, кажется, обезоружил вас?
-Да, вы. Но чем же тут хвастаться? Я лежал на земле, на
моей спине сидели два здоровенных рейтара и...
-Да я вовсе не к тому! Я хотел только спросить вас, не
оставил ли я вам кинжал?
-Ну вот еще, сказали! Да вы отобрали у меня даже
карманный нож!
-Теперь я страшно сожалею об этом. У меня-то остался
кинжал, и, будь у вас оружие, мы могли бы... поразвлечься.
-Прелестная идея, которая редко приходит в голову немцам,
как вы! Но кинжала у меня нет...- Лагир тяжело вздохнул, а
затем вдруг крикнул: - Постойте-ка, постойте! Ведь герцог
присылал нам с пажем Амори ужин, и Амори дал нам свой кинжал!
Насколько я помню, он забыл взять его с собой... Сейчас! -
Лагир вскочил на ноги и стал шарить по полу. Наконец при слабом
свете луны он заметил искомое и радостно крикнул: - Вот он,
нашел! Теперь мы можем позабавиться на славу.
Д'Арнембург издал какой-то страшный звук, напоминавший
радостное рычанье дикого зверя. Но в этот миг луч луны снова
погас - должно быть, ее снова закрыли тучи,- и в камере опять
воцарилась совершенная темнота.
-Однако!...- сказал гасконец.- Темно, как в аду.
-Ну что же, сверканье наших глаз будет светить нам,-
ответил Лев.
-Еще одна прелестная мысль, на которую, по-моему, немцы
редко способны! - смеясь сказал Лагир.- Ну-с, вы готовы? Начнем
во здравие прелестной Анны!
-А-а-а-а! - прорычал Лев, наворачивая на руку вместо щита
свой камзол.- Ты осмеливаешься любить герцогиню Монпансье?
-Я только пользуюсь данным мне разрешением! - ответил
Лагир, тоже пристраивавший на руку камзол.
-Ну, так ты недолго будешь пользоваться им! - крикнул
д'Арнембург и ринулся на Лагира.
Но гасконец отличался чисто кошачьей ловкостью и
гибкостью, и Лев, кинувшийся в то место, откуда только что
слышался голос врага, встретил там только стену.
-А, ты бежишь, трус? - прорычал он.
-Да нисколько! - ответил Лагир с другого конца погреба.-
Военные хитрости всегда дозволены!
Лев снова кинулся на голос, и снова его кинжал встретил
лишь стену. Но на этот раз Лагир успел кольнуть его кинжалом
в плечо. Арнембург резко повернулся и снова кинулся на
гасконца, но тот присел на пол, и, в то время как кинжал
люксембуржца встретил лишь воздух, Лагир схватил врага за ноги
и опрокинул его на пол. В тот же момент он наступил ему левым
коленом на руку, державшую кинжал, правым придавил грудь и
сказал, приставив кинжал к горлу Льва:
-Теперь вы в моей власти!
-Ну, так убейте меня! - прохрипел д'Арнембург.
-Нет, я готов подарить вам жизнь, но только вы должны
дать мне честное слово, что не возобновите этого нелепого
поединка в темноте.
-Нет, убейте меня! - упрямо крикнул Лев.- Я не хочу
вашего великодушия, и если вы пощадите меня, то все равно я
вас не пощажу!
-Господин Арнембург,- мягко ответил Лагир,- подумайте:
ведь у нас будет тысяча возможностей встретиться при
нормальных условиях. Выпустите свой кинжал!
-Никогда! - задыхаясь крикнул люксембуржец.- Убей меня
или...
Он напряг все свои силы, чтобы освободиться от Лагира, и
гасконцу стоило немалого труда вновь пригнуть к земле
взбешенного Льва.
Однако Лагир видел, что ему не удастся еще долго
сдерживать могучего немца. Если же последнему посчастливится
вывернуться, тогда нелепый поединок должен был бы начаться
снова; между тем Лагир чувствовал, что слабеет от чрезмерного
напряжения: ведь всего сутки тому назад ему пришлось
выдержать упорный и неравный бой, и он еще не успел отдохнуть
