Понсон дю Террайль
Цикл романов "Молодость короля Генриха"
Москва СКС 1992
По изданию А. Каспари СПБ
Оцифровка и корректура
AKAPOstation, 1999 г.
КРАСОТКА - ЕВРЕЙКА
Роман I
I
Однажды вечером в июле 1572 года два всадника неслись по
дороге, соединяющей города По и Нерак. Это были два очень
молодых человека, и пушок над их верхней губой говорил о том,
что им едва ли идет двадцатый год. Один из них был брюнет,
другой - блондин. Первый носил волосы коротко остриженными, у
второго на плечи ниспадал целый каскад белокурых кудрей. Ночь
была ясной и темной, одной из тех, какие бывают на юге. Звезды
ярко сверкали на темно-синем небе, оставляя землю в глубоком
мраке. Слегка повернувшись в седле и склоняясь друг к другу,
всадники вполголоса разговаривали.
- Ноэ, милый друг мой,- сказал брюнет,- согласись, что в
такую теплую, ясную ночь очаровательно нестись по пустынной,
молчаливой дороге!
- А знаете ли, Анри, - смеясь ответил блондин,- это
особенно хорошо тогда, когда покидаешь Нерак с наступлением
глубокой ночи, чтобы направиться к хорошенькому замку, в
котором имеется одно окно, открывающееся для вас с полуночи!
- Да тише же ты, болтун!
- Э, полно! - продолжал блондин.- Пусть я лишусь чести
зваться Амори и пусть мой отец, сир де Ноэ, будет объявлен
человеком дурного происхождения, если вы уже целый час не
сгораете желанием, чтобы я произнес имя Коризандры, графини де
Граммон!
- Ноэ, Ноэ! - пробормотал брюнет.- Ты самый
отвратительный доверенный на свете! Ты беззаботно кидаешься
именами, которые может подхватить придорожное эхо, а ведь надо
же знать, какой тонкий слух у ревнивых мужей!
- А вот тот пункт, к которому именно и хотел прийти я! -
сказал блондин.
- То есть как, чудак? Ты хотел бы...
- Я хотел бы, чтобы вы согласились, что вы чересчур
отважны, Анри!
- Ну вот еще!
- Два раза нам повезло: один раз вы притаились за
занавесом, когда граф неожиданно зашел к жене, а в другой раз
вы провели ночь на ветвях ивы...
- Ну что же, это было летом, и я на славу выспался!
- Да, но вы должны знать, что граф, который так же
уродлив, как ревнив, прикажет убить вас из-за угла, если у него
не хватит решимости всадить вам кинжал в сердце своей рукой!
- Милый Ноэ,- сказал брюнет,- разве тебе не приходилось
читать сказки моей бабки, Маргариты Наваррской?
- Конечно да. Ну и что?
- Там имеется одна сказка, в которую вложена интересная
мысль о любви. "Любовь,- говорит Маргарита Наваррская,- это
очаровательная страна, пока туда приходится добираться трудной,
крутой, полной препятствий и капканов дорогой. Но в тот день,
когда туда удается проложить отличную прямую дорогу, она
превращается в несимпатичную местность, лишенную притягательной
силы".
- Вот уж, признаться, я не совсем понимаю это,- наивно
сказал Амори де Ноэ.
- А я сейчас разъясню тебе это,- сказал брюнет,
пришпоривая коня.- Моя бабка пользовалась риторическими
фигурами, чтобы сказать следующее: трудная, крутая дорога -
это, видишь ли, ревнивый муж, окно, открывающееся только в
полночь, кинжал наемных убийц, поджидающих нас в темном углу,
ночь, проведенная верхом на ветви ивы. Ну а хорошо наезженная,
большая дорога - это отсутствие всего перечисленного мною: это
возлюбленная, которую навещаешь среди бела дня, спокойно
оставляя лошадь у дверей, возлюбленная, которая без всякого
страха называет тебя своим милым и охотно отдает то, что
гораздо приятнее украсть!
- А вы, значит, не любите наезженных дорог?
- Я? - презрительно сказал брюнет.- Да если когда-нибудь
черт возьмет этого Граммона и Коризандра широко распахнет предо
мной двери своего дома, я велю сказать ей, что не люблю таких
помещений, в которые нет надобности проникать через окно, и
боюсь навещать свою возлюбленную среди бела дня, так как рискую
обнаружить у нее морщину на лбу, а то так и целое бельмо на
глазу!
- Аминь! - пробормотал Амори.
- Кстати, знаешь ли ты, что сегодня мы в последний раз
отправляемся в Бомануар?
- Разве вы не любите больше Коризандры?
- Да нет... но завтра мы уезжаем отсюда!
- Уезжаем? - с удивлением переспросил Ноэ.- Но куда?
- Это я скажу тебе на обратном пути от Коризандры... В
этот момент лошади сами круто свернули с дороги и направились
по боковой тропинке. Видно было, что они уже привыкли к этому
пути и знали все его повороты. Действительно, через несколько
минут они самостоятельно съехали с тропинки в густой кустарник
и остановились там. Брюнет соскочил на землю, отдал повод
своему спутнику, затем закутался в плащ, надвинул шляпу глубоко
на глаза, проверил, легко ли вынимается из ножен кинжал,
подвешенный к поясу, после чего быстро и легко пустился бежать
среди молодой поросли.
Через четверть часа он дошел до стен замка. Впрочем, это
был скорее деревенский дом, чем замок, так как лишь массивная,
дубовая, окованная железом дверь и пара громадных пиренейских
собак составляли всю охрану его обитателей, несмотря на то что
в те времена были часты гражданские войны и политические
смуты.
Брюнет осторожно обошел замок, пока не добрался до
деревьев, росших около башенки. Здесь он приложил два пальца к
губам и издал протяжный свист, после чего повалился на землю,
стараясь, чтобы его не было видно среди густой травы. При этом
его взор не отрывался от окон башенки, которые были темны, как
и все остальные в этом доме.
Вдруг в одном из окон первого этажа башенки блеснул свет,
но сейчас же потух. Молодой человек подошел к башенке. Окно, в
котором до этого блеснул свет, открылось, к ногам молодого
человека упала шелковая лестница, и он принялся взбираться по
ней с ловкостью кошки.
Когда он поравнялся с открытым окном, оттуда протянулись
две белоснежные руки и ласково втянули его в комнату, после
чего лестница была вновь убрана обратно и окно закрылось.
- Ах, милый Анри,- пролепетал свежий голос, которому
вложенная в него любовь придавала несравненную гармонию.- Ах,
Анри, как поздно явились вы сегодня!
Товарищ Амори де Ноэ очутился в очаровательном гнездышке,
именовавшемся молельней, но служившем в те времена будуаром.
Алебастровая лампа излучала таинственный свет, освещая
итальянские картины, флорентийскую бронзу, огромный восточный
ковер и дубовую мебель двойной резьбы. В одно из этих дубовых
кресел и села фея этого жилища, предусмотрительно убрав
шелковую лестницу и закрыв окно. Молодой человек встал около
нее на колени и взял ее руки в свои.
Это была женщина лет двадцати четырех, белокурая, словно
мадонна Рафаэля, и белая, словно лилия,- северный цветок,
пересаженный под пламенное южное небо, голубоглазый демон с
иронической, насмешливой улыбкой нежных уст. Эту женщину звали
Диана-Коризандра д'Андуэн, графиня де Граммон.
- Диана, дорогая моя Диана,- прошептал юноша, целуя белые
надушенные руки графини.- Почему вы так сурово сдвигаете свои
милые брови и так укоризненно смотрите на меня?
- Но подумай сам, Анри,- улыбаясь, ответила она,- ведь
теперь уже почти два часа!
- Это - правда, любовь моя. Ноэ попадет от меня за это:
он вечно заставляет меня дожидаться его.
- Ты вовсе не думаешь, Анри, о том, что теперь у нас июль
месяц, когда в три часа делается уже совершенно светло,-
продолжала молодая женщина, сопровождая свои слова нежным
взглядом.- Ну подумай только, возлюбленный мой, ведь я погибну,
если тебя встретят на заре в окрестностях Бомануара!.. Он убьет
меня! - шепотом прибавила она.- Да и тебя он тоже не пощадит.
Ведь если у него явится хоть малейшее подозрение, он не
задумается убить тебя, хотя бы ты был тысячу раз принцем!
- Ты забываешь, Диана, что нам покровительствует божок
всех влюбленных,- с улыбкой ответил Анри и продолжал, как бы
подчиняясь внезапному приливу грусти: - Бедная Диана! Так ты не
знаешь, что я пришел проститься с тобой по крайней мере на
целый месяц?
- Проститься? Да ты с ума сошел, Анри!
- Увы, нет, дорогой друг мой, я уезжаю. Мать желает,
чтобы я отправился в Париж ко французскому двору...
- О, не езди туда, Анри, не езди! - с ужасом воскликнула
графиня.- Ведь ты - гугенот, мой дорогой принц, и с тобой там
случится что-нибудь дурное!
- Глупенькая! - ответил Генрих Наваррский.- Не бойтесь,
ведь я еду в Париж инкогнито. Зачем - этого я не знаю. Завтра
королева-мать вручит мне запечатанное письмо с инструкциями,
но вскрыть его я имею право лишь в Париже!
- Все это крайне странно, - с задумчивым видом сказала
графиня.- Не может быть сомнений, что тут имеется какая-то
политическая цель, которой мы и не подозреваем.
- Диана, красавица моя! - сказал принц.- Разрешите мне
зажать вам рот поцелуем! Ведь в нашем распоряжении имеется
всего какой-нибудь час, и жаль было бы потратить его на тщетные
догадки!
- Ты прав! - сказала она, обвивая его руками. Час быстро
пролетел; вскоре на горизонте появилась беловатая полоса
рассвета, и Генрих Наваррский, подобно Ромео, расстающемуся с
Джульеттой, сказал:
- Боже мой! Диана! Вот и день... Она снова обвила его
руками, заставила в сотый раз повторить клятвы вечной любви и
потом сказала:
- Слушай-ка, дорогой, ведь ты еще никогда не бывал в
Париже?
- Как же! Восьмилетним мальчиком...
- Ну, это все равно как если бы ты и вовсе не был там!
Париж полон соблазнами и всяческими ловушками, и тебе
необходимо иметь там верного, преданного друга. Для этого я дам
тебе письмо к горожанину, с женой которого мы воспитывались
вместе на моей родине. Видишь ли, дорогой мой, маленькие люди
часто бывают нужнее и полезнее, чем большие, а этот горожанин
предан мне всей душой и пойдет за тебя на смерть, если будет
знать, что я люблю тебя. А если ты порастрясешь свой кошелек,
то он даст тебе и денег, но не под ростовщические проценты, а
только из желания оказать услугу.
- Значит, он очень богат?
- Очень. Это - ювелир по имени Лорьо.
- Ну так что же,- ответил Генрих,- дай мне это письмо, и
я отправлюсь к Лорьо, хотя бы лишь из желания поговорить с ним
о тебе!
- Ты когда едешь, Анри?
- Завтра с заходом солнца.
- Вот и отлично, до этого времени я доставлю тебе
рекомендательное письмо. А теперь до свидания, голубчик,
становится совсем светло! Графиня осторожно выглянуло в окно,
чтобы убедиться, что поблизости никого нет, а затем
основательно привязала лестницу. Генрих Наваррский обменялся с
нею последним поцелуем и быстро скрылся за окном.
II
Через неделю юный Генрих Наваррский в сопровождении Амори
де Ноэ был уже на пути в Париж, снабженный инструкциями своей
матери, Жанны д'Альбрэ, и письмом прекрасной Коризандры к
подруге ее детства, жене ювелира. В тот момент, когда наших
героев застает этот рассказ, наступала ночь. Всадники ехали с
самого утра, рассчитывая добраться до Блуа, где они хотели
заночевать. По их расчетам, уже давно должны были показаться
кресты блуарского собора, но они ехали и ехали, а все еще не
было никаких признаков близости города. Между тем в воздухе
чувствовалась гроза и небо было загромождено тяжелыми, черными
тучами, которые неминуемо должны были в самом
непродолжительном времени просыпаться злейшим ливнем.
- Да ну же, Анри,- сказал Ноэ,- подгоните свою лошадь.
Нас сейчас застигнет гроза. Да и какая гроза еще! Моя лошадь
уже дрожит подо мной!
- Ну вот еще! - возразил принц.- Ты достаточно хороший
