Покойной ночи, Маликан!
Беарнец узнал их и радостно воскликнул:
- Само небо посылает вас! Войдите скорее ко мне, я должен
сообщить вам нечто важное!
Принц и Ноэ согласились. Он впустил молодых людей в зал,
который в этот ранний час был еще совершенно пуст, тщательно
запер дверь и сказал:
- Только недавно еще я говорил о герцоге Гизе, а теперь у
меня есть кое-что новенькое. Ночью прибыл всадник от герцога и
сказал мне: "Спрячь меня, потому что в Лувре меня знают. Но
постарайся передать сегодня вечером или завтра утром эту
записку девице Нанси, камеристке принцессы Маргариты".
- Ну и что ты сделал с запиской?
- А вот она! - ответил Маликан, доставая из кармана
записку и подавая ее принцу.
- Черт возьми! Она запечатана! - сказал Генрих.
- Так что же из этого? - отозвался Ноэ.- Раз принцесса
Маргарита должна стать вашей супругой, то вы имеете право
знать, что ей пишут!
- Пожалуй, ты прав! - ответил Генрих и без дальних
размышлений вскрыл записку.
XV
Письмо, которое привез посланный от герцога Гиза, было
без подписи и заключало только нижеследующее: Земляк девицы
Нанси спешит уведомить ее, что он не престает думать о ней и
постарается повидаться с нею в ближайшие дни".
Генрих перечел письмо вдоль и поперек и сказал:
- Тут имеется какой-то тайный смысл. Но какой? Ноэ
подошел и тоже взглянул на письмо. Случайно оно оказалось как
раз перед пламенем свечки, и Ноэ заметил, что между написанными
строками слабо виднеются какие-то черточки.
- Эге! - сказал он.- Так вот в чем дело! С этим словами
он взял письмо из рук принца и поднес его к камину, в котором
горел яркий огонь.
- Что ты делаешь? - крикнул принц.
- Не беспокойтесь, я не сожгу письма! - ответил Ноэ.- Я
только проверяю свои подозрения!
Он стал нагревать письмо на пламени камина, и вскоре
прежние строки стали бледнеть и пропадать, а вместо них между
прежними строками проступили новые.
- Что это? - с удивлением спросил принц.
- Это доказательство, что герцог пользуется
симпатическими чернилами, только и всего! - ответил Ноэ.- Вот,
пожалуйте, Анри, читайте теперь! Генри снова взял записку в
руки и прочел:
"Дорогая моя! Вы потребовали моего отъезда, и я уехал. Но
жизнь вдали от вас кажется мне невыносимой долее: я испытываю
адские муки... Одно только слово от вас, и я вернусь в Париж.
Нак коленях молю, чтобы Вы сказали это слово! Я жду его и
надеюсь. Генрих".
- Ну что же, - сказал принц, - раз герцога Гиза зовут
тоже Генрихом, то принцессе будет очень легко привыкнуть ко
мне. Она даже не заметит перемены! - Он хотел бросить письмо в
огонь, но вместо этого сложил его и спрятал в карман, а затем
обратился к Маликану: - Как ты собирался передать это письмо?
- Это было бы нетрудно: я посылаю иногда провизию и вино
в кордегардию швейцарцев, а там часто вертится молодой паж
Рауль, который в большой дружбе с Нанси... Но что мне сказать,
когда посланный проснется?
- Тебе нечего ждать, пока он проснется. Ты пойдешь и сам
разбудишь его, сказав: "Записка отправлена по адресу. Ведено
передать земляку девицы Нанси, что его ждут не ранее как через
десять дней. Дело идет о чьей-то жизни, так что он, посланный,
должен сейчас же уехать!"
Маликан поднялся наверх и вскоре спустился обратно.
- Сделано! - сказал он.- Он сейчас едет.
- До свидания, Маликан,- сказал принц, пожимая руку
беарнцу,- спасибо тебе! - И он ушел с Ноэ домой.
Было уже совершенно светло, когда они подходили к своей
гостинице. У дверей на скамейке сидел человек, вид которого
заставил принца удивленно остановиться. Ведь в последние
двадцать четыре часа он уже в третий раз встречал Вильгельма
Верконсина, приказчика ювелира Лорьо!
- Что вы делаете здесь? - спросил он.
- Поджидаю вас, сударь.
- Так! Вы опять с письмом?
- Нет, сударь, я пришел просить вас последовать за мной!
- Куда?
- Этого я не могу сказать вам, сударь!
- Гм! - буркнул принц.- Что-то уж слишком таинственно!..
Ну да что поделаешь! Подожди меня, Ноэ, я, вероятно, скоро буду
обратно! Идем, милый мой! - обратился он к Вильгельму.
Ноэ не раздеваясь бросился на постель и проспал до
полудня. Когда он проснулся, принца все еще не было. Ноэ
приказал подать себе поесть, но беспокойство лишало его
аппетита.
Шло время, а Генриха все еще не было. Беспокойство Ноэ
все возрастало. Вот уж и вечер наступил. Легкий стук в дверь
вывел Ноэ из его тревожной задумчивости.
- Войдите! - крикнул он.
Это опять-таки был Вильгельм Верконсин; он с самым
беззаботным видом достал из кармана письмо и подал его Ноэ. В
письме было написано: "Не беспокойся обо мне, дорогой друг, я
должен быть узником вплоть до наступления ночи, а так как у
меня есть еще дело в Лувре, то не знаю, когда мы с тобой
увидимся. Поэтому можешь располагать собой, как хочешь.
Генрих".
- Узник? - удивленно спросил Ноэ.- Не можешь ли ты
объяснить мне, как это случилось? Да ты не бойся,- прибавил он,
заметив смущение приказчика,- у меня с ним нет никаких секретов
друг от друга! Вот присаживайся и рассказывай!
- Подробности я все-таки не могу вам рассказать,- ответил
Вильгельм усаживаясь.- Скажу только следующее: дом моего
хозяина имеет два выхода. С одним вы уже знакомы - это явный
выход. Но есть еще тайный, который ведет в лавку суконщика.
Всем известно, что Лорьо богаче самого короля. Но известно
также, что суконщик беднее церковной мыши. А на самом деле этот
суконщик просто агент Лорьо. В тюках с сукном, которые
прибывают в лавку или отправляются из нее, зашиты золотые
слитки и драгоценные камни. Таким образом, у себя в доме Лорьо
не держит драгоценностей больше чем на пару тысяч экю, но никто
не может догадаться, где именно скрыты все его богатства...
- Но я спрашивал не о богатствах Лорьо, до которых мне
нет никакого дела, а о том, каким образом мой друг стал
узником?
- А вот как. Суконщик не живет в этом доме, а является
открывать свою лавку в семь часов утра. Я отвел вашего друга
через лавку в то время, когда суконщика еще не было там, а
теперь...
- Теперь приходится ждать, когда он уйдет к себе домой?
- Вот-вот!
- Понимаю! Ну а все-таки где же мой друг?
- Ну уж этого, простите, я вам сказать не могу!
"Ну, что же,- подумал Ноэ, когда Верконсин ушел, отвесив
глубокий поклон,- Анри сам расскажет мне детали своего
приключения. А теперь, раз беспокоиться нечего, можно пообедать
да и заняться собственными любовными делишками!"
Ноэ пообедал с аппетитом и отправился к мосту Святого
Михаила. Было так темно, что в трех шагах ничего нельзя было
разглядеть. Ноэ воспользовался этой темнотой для того, чтобы
пройти мимо лавочки Рене и заглянуть туда. В магазине не было
ни Рене, ни Паолы. Зато Ноэ заметил Годольфина, который готовил
себе постель. Заглянув сбоку, он убедился, что окно комнаты
Паолы освещено.
- Она ждет меня! Поторопимся! - сказал он и торопливо
сбежал к реке, где на причале стояли лодки.
Воспользовавшись одной из них, Ноэ подъехал к тому
пролету, который, как он высчитал еще накануне, приходился как
раз под окном Паолы. Он тщательно привязал лодку и пополз по
балке к тому месту, где, по его расчетам, должна была
приходиться веревка. Действительно, она была там. Ноэ достал из
кармана тоненькую шелковую лестницу и дернул за веревку. Сейчас
же лестница с веревкой стала подниматься вверх. Ноэ выждал
несколько минут, а затем, подергав за лестницу и убедившись,
что она привязана, стал быстро подниматься.
Вернемся теперь несколько назад, к Генриху Наваррскому,
который рано утром ушел к дому Лорьо с Вильгельмом Верконсином.
Сначала принц думал, что Вильгельм ведет его на Медвежью
улицу, но ее они миновали и направились по улице Святого
Диониса. Тут Вильгельм остановился перед запертой еще лавочкой
торговца сукнами, отпер дверь имевшимся при нем ключом, ввел
принца в лавочку и снова запер дверь на ключ за собой.
Казалось, вся лавка состояла лишь из одной только комнаты, но
Вильгельм подошел к лежавшим в углу трем тюкам сукна, сдвинул
их в сторону, и под ними оказался трап; через него-то Верконсин
и повел Генриха, предусмотрительно взяв его за руку, так как в
проходе была страшная тьма.
Им пришлось идти довольно запутанными ходами, и Генрих не
раз задавался вопросом, уж не попал ли он в западню,
расставленную ревнивым мужем? Но его страхи были напрасны, и
когда они наконец из тьмы вышли к свету, то принц с
удивлением заметил, что находится в мастерской Самуила Лорьо.
Теперь Вильгельм рассказал принцу все то, что читатели
уже знают из предыдущей главы; только он пояснил еще вдобавок,
что о существовании тайного хода должны знать лишь четыре лица:
сам Лорьо, старый Иов, суконщик и он, Вильгельм, и что Самуил
не догадывается о посвящении в эту тайну также и Сарры.
Объясняя все это шепотом и прерывая свои объяснения мольбами
быть как можно осторожнее и не шуметь, Вильгельм довел принца
до комнаты Сарры, в которой принц видел молодую женщину в
первое свое посещение дома Лорьо. Как и тогда, Сарра сидела на
диване, но теперь она не улыбалась, не покраснела при виде
Генриха, а грустно сказала, отвечая на его поклон:
- Присядьте, ваше высочество! Только говорите как можно
тише, умоляю вас!
Принц сел и взял Сарру за руку, чтобы поцеловать. Но
Сарра сейчас же отдернула руку и продолжала:
- Мое поведение должно показаться вам по крайней мере
странным, и я была бы очень смущена своей смелостью, если бы не
находила опоры в чистой совести честной женщины. Кроме того, я
так одинока, так беззащитна! Однажды вы уже спасли меня от
страшного несчастья, и вот я подумала, что, быть может вы и
теперь поможете мне!
- О, разумеется! - горячо отозвался принц.
- Графиня де Граммон и не подозревает, как несчастно
сложилась моя жизнь! Она, наверное, говорила вам о моем муже и
описала его как лучшего из людей? Да? Ну, так я скажу вам, что
Самуил Лорьо подлый убийца!
- Что вы говорите! - удивленно воскликнул принц.
- Правду, только правду, ваше высочество! - ответила
красотка-еврейка.- Но я должна рассказать вам всю свою историю,
и тогда вы поймете меня!
- Я слушаю вас!
- Самуил Лорьо,- начала рассказывать молодая женщина,-
был давнишним слугой сира д'Андуэна, отца Коризандры. Мне было
пятнадцать лет, когда я впервые увидела того, кому суждено было
стать моим мужем. Он пленился мною, а я, кроме отвращения,
ничего не чувствовала к нему. И немудрено: во-первых, Лорьо был
немолод, уродлив и страшно жаден, во-вторых, мое сердце было
уже отдано всецело конюшему сира. Мы старались держать нашу
любовь в страшной тайне, так как по непонятному ослеплению
Гонтран (как звали моего милого) боялся, что сир д'Андуэн не
отдаст меня за него. Ведь Гонтрану было только восемнадцать
лет, а его отец, мелкопоместный, но очень гордый дворянин,
отдавая его к д'Андуэну, сказал, что сын останется у него до
двадцати лет, когда может получить полную свободу действий.
Гонтран боялся, что мой благодетель не возьмет на себя такого
важного вопроса, напишет его отцу, а тот , наверное откажет
сыну в разрешении вступить в брак с такой незначительной
особой, как я. Разумеется, мы ошибались. Если бы мы пали в
ноги сиру д'Андуэну, он, наверное, благословил бы нас, так как
был очень добр и любил меня и Гонтрана. Но, как я уже
