отправляясь на свидание с пришлем Генрихом.
Оставшись одна, Маргарита поправила прическу, пониже
опустила абажур лампы и снова уселась в кресло у стола.
Поэтому, когда Генрих вошел в комнату, она казалась глубоко
погруженной в чтение.
- Ах, простите, месье,- сказала Маргарита, когда Генрих в
нерешительности остановился в двух шагах от нее,- я так
зачиталась, что даже не заметила, как вы вошли! Присядьте сюда,
около меня. Простите, что я взяла на себя смелость пригласить
вас сюда, но мне хотелось бы иметь от вас самые точные сведения
о наваррском дворе. Кроме того, мне показалось, что вы
обладаете очень тонким умом и будете интересным собеседником!
- О, мне кажется, что во Франции много умных людей! -
ответил Генрих, низко кланяясь принцессе.
- Ошибаетесь! Я знаю только двоих: Пибрака и аббата
Брантома, автора "Жизнеописания славных любовными делами дам".
- Он бывает у вашего высочества?
- Да, прежде я принимала его очень часто и находила
большое удовольствие в его разговорах, но... он так стар и
уродлив...
- А вы, принцесса, чувствуете большое отвращение к
старости и уродству?
- Далеко нет, если только человек сам сознает это и
держит себя в нужных границах... А этот урод... Знаете ли,
однажды он пришел ко мне и прочел мне главу из своей книги, где
говорится о существовавшем при дворе Франциска Первого обычае
посылать пару шелковых чулок даме своего сердца.
- Как же, помню! Там говорится далее, что, когда дама
носила семь - десять дней эти чулки, кавалер посылал за ними и
сам носил их в свою очередь.
- Вот именно. Однажды Брантом дошел до такого экстаза,
что упал к моим ногам, а на следующий день мне подают маленький
ящик редкого дерева, и в этом ящике я нахожу... пару шелковых
чулок!
- Однако аббат Брантом более чем смел! - с хорошо
разыгранным негодованием сказал Генрих.
Говоря это, он впился в принцессу таким взглядом, который
был не настолько почтителен, насколько можно было ждать от
мелкого беарнского дворянина. Принцесса снова покраснела, но не
мешала молодому человеку любоваться собой. А Генрих тут же
ухватился за удобную тему.
- Конечно,- продолжал он,- Брантом вел себя настоящим
нахалом, но его поступок можно объяснить охватившим его
безумием, и согласитесь, если ваша божественная красота
способна вскружить голову такому старому, опытному человеку,
как он...
- Господин де Коарасс, вы ужасный льстец!
- Простите меня, принцесса, но я просто откровенный
провинциал!
- Надеюсь, по крайней мере, что вы не пришлете мне завтра
чулок по примеру Брантома!
- Счастье хоть изредка видеть ваше высочество является
для меня венцом всех моих грез, принцесса! - нежно ответил
Генрих.
Маргарита нашла, что сир де Коарасс слишком горячо
приступает к делу, и сочла нужным переменить тему.
- Знаете ли вы, господин де Коарасс,- сказала она,- что
король сразу полюбил вас?
- Его величество превознес меня свыше меры!
- Вы родственник Пибрака?
- Да, ваше высочество.
- Он очень умен.
- О, без сомнения! - ответил Генрих и тут же решил вновь
вернуть разговор к первоначальной теме, от которой, видимо,
увиливала Маргарита.- Кстати, разве мессир де Брантом не
извинился перед вами?
- Нет, чтобы излечиться от своего безумия, он удалился в
свое аббатство.
- Бедный человек!
- Как, да вы жалеете его? - спросила Маргарита.
- Да как же мне не жалеть его, принцесса, если я понимаю,
как он должен был страдать! - ответил Генрих.
На этот раз намек отличался излишней прозрачностью.
- Вы отличаетесь настоящей гасконской смелостью! -
заметила Маргарита.
- Бога ради, простите, принцесса, но я так смущен....
Генрих так тонко разыграл сконфуженного, что Маргарита была
тронута смущением беарнца.
- Сколько вам лет? - спросила она.
- Двадцать.
- В таком случае я прощаю вас! -- сказала она, протягивая
ему руку.
Генрих взял эту руку, осмелился поднести ее к губам и
сделал движение, собираясь опуститься на колени перед
Маргаритой, но в этот момент в дверь постучали.
- Кто там? - испуганно спросила принцесса.
- Ваше высочество,- ответил юный голос,- королева-мать
послала меня за вами!
- Хорошо, милый Рауль,- Ответила Маргарита, узнав пажа по
голосу,- скажи королеве, что я собиралась лечь спать, но я
оденусь и приду.- Затем она подбежала к маленькой боковой двери
и тихо крикнула: - Нанси!
Не прошло и двух секунд, как в коридоре послышалось
шуршание шелкового платья Нанси, и камеристка вошла в комнату.
- Как видите,- сказала принцесса Генриху,- я принуждена
расстаться с вами!
- Увы! - вздохнул Генрих.
- А я-то так хотела узнать от вас все подробности
относительно неракского двора!
- Но я всегда к услугам вашего высочества!
- Ну что же, приходите завтра опять!..- И с этими словами
Маргарита дала принцу руку для поцелуя и приказала Нанси
проводить его.
Через несколько минут Генрих уже проходил мимо кабачка
Маликана. Рассеянно заглянув туда, он увидал какого-то
человека, спокойно гревшегося у камина. Это был Ноэ.
- А, это вы, Анри? - сказал последний.- А я только потому
и зашел сюда, что рассчитывал встретиться с вами!
- Ты так расстроен? - шепотом спросил Генрих приятеля.-
Уж не пришлось ли тебе добираться сюда вплавь прямым сообщением
от моста Святого Михаила?
- Нет,- ответил Ноэ,- я обеспокоен за вас!
- За меня? Это почему?
- Ах черт, а ведь я совершенно забыл о ней! Странное
дело: у Сарры я забываю о существовании принцессы Маргариты, у
Маргариты - о существовании красотки-еврейки!
- Так! Как видно, память у вас находится в добром
согласии с сердцем!
- Но принцесса так красива!
- Ах, так вы ее любите?
- Это я пока еще не могу сказать.
- Так, значит, вы любите ювелиршу?
- Не знаю, ничего не знаю! Она тоже удивительно красива и
к тому же так несчастна! Ведь этот Лорьо, которого мы считали
таким честным и порядочным, на самом деле просто негодяй,
разбойник, убийца!
- Вот как? - сказал Ноэ.- А я-то собирался спасти его от
большой опасности! Да, мне кажется, что его немножко прирежут.
Ну, теперь я не стану мешаться в это дело, но его жену
непременно надо будет спасти!
- Да что ты говоришь? - взволнованно спросил принц.- Они
оба подвергаются опасности? Расскажи мне скорее, в чем дело!
XX
В то время как Генрих Наваррский был еще у принцессы
Маргариты, Рене шел в Лувр, объятый думами, навеянными на него
откровениями Годольфина. Он имел право свободного доступа к
королеве во всякое время. Екатерина не могла и дня прожить без
своего парфюмера, и Флорентинец знал больше государственных
тайн, чем сам король. Когда он вошел в комнату королевы, она
как раз дочитывала объемистое письмо младшего сына, герцога
Анжуйского, который писал ей из Анжера о бунтовщическом
движении среди гугенотов.
- Ну, погоди только! - со злобой пробормотала она,- я
заставлю короля, несмотря на всю его слабость, издать
хорошенький указ против этих поклонников проповеди! А, это ты,
Рене? - сказала она, увидев парфюмера.- Ты очень кстати!
- Я нужен вашему величеству?
- Да. Ты напишешь под мою диктовку письмо герцогу
Анжуйскому. Я должна, наконец, покончить с гугенотами!
- Совершенно согласен с вашим величеством!
- Герцог пишет мне, что гугеноты опять начинают затевать
что-то. Но что мне ответить ему? Посоветуй, Рене!
- Я прочел в звездах, что гугеноты погубят монархию! -
важно сказал он.- Конечно, это еще не окончательно,- стал он
сбиваться с тона, заметив, как побледнела Екатерина,- это
зависит от того, поставят ли их на свое место... Словом, я не
знаю, но совершенно ясно, что опасность есть и монархию будет
защищать женщина...
- И... эта женщина?
- Это вы, ваше величество!
- А восторжествует она?
- О да, но лишь ценой потоков крови!
- Кровь! - сказала Екатерина, с суеверным почтением
прислушиваясь к изречениям Рене.- Да, кровь должна будет
пролиться, и опять меня будут винить в жестокости,
кровожадности, нетерпимости. А между тем, видит Бог, в моем
сердце нет и следа фанатической нетерпимости к иноверцам. Я,
дочь герцогов Медичи, воспитанная лучшими профессорами
Флоренции, могу ли быть настолько умственно ограниченной, чтобы
преследовать людей лишь за то, что они предпочитают проповедь
мессе? Но дело в том, что за религиозными убеждениями у
гугенотов скрываются мятежные политические надежды. Они
восстают против пышности и великолепия трона и его ближайших
помощников, готовы разграбить монастыри,- словом, хотят
ниспровергнуть весь тот порядок вещей, на котором уже столько
лет зиждется величие Франции... Гугеноты - враги монархии и
трона, а потому должны погибнуть!.. Однако писать, Рене,
писать! - спохватилась она. Екатерина продиктовала парфюмеру
письмо герцогу Анжуйскому. В этом письме она ссылалась на
болезнь короля, которая мешает в данный момент предпринять
что-либо решительное, но, по ее мнению, у герцога как
губернатора Анжера достаточно власти, чтобы сажать в тюрьмы и
вешать всех тех, кто будет уличен в антимонархической
деятельности. Поэтому она усиленно рекомендовала сыну суровую
непреклонность и строжайшие меры.
- Ваше величество,- сказал Рене, поднося королеве письмо
для подписи,- вы предписываете спасительную строгость по
отношению к провинциальным гугенотам. Ну а парижские?
- До них дело дойдет потом,- ответила королева.
- Да я вот почему говорю,- настаивал Рене. - Есть тут
один субъект, у которого много денег. Это страшный лицемер; он
притворяется, будто ходит к обедне, а на самом деле
поддерживает своими деньгами еретиков.
- Ну что же! - ответила Екатерина.- Когда я буду сводить
счеты с парижскими гугенотами, напомни мне его имя!
- Но было бы желательно, чтобы с ним было покончено
ранее... Мало ли что может случиться? Пьяный рейтар...
- Ты что-то слишком одушевлен мыслью послужить монархии,
друг мой Рене! - перебила его королева, устремляя на него
пытливый взгляд.- Этот человек - враг тебе, или же он богат, и
ты хочешь ограбить его! Нет, милый мой, я уже достаточно
прощала тебе, не могу же я дать тебе отравить или зарезать все
население королевства!
- Ваше величество,- с важным видом ответил Рене,- я
прочел в звездах, что смерть этого человека послужит на благо
монархии!
- Рене, Рене,- пробормотала королева,- между нами
существует столько страшных тайн, что мне не приходится
торговаться с тобой из-за жизни одного человека. Делай что
хочешь, я даже не желаю знать имя этой новой жертвы... Но
берегись! Настанет день, когда король проснется в дурном
расположении, и вот как ты сейчас требуешь от меня человеческой
жизни, так от него могут потребовать твоей! Ну, а теперь ступай
и пошли мне моих фрейлин! Рене ушел с видом тигра, уносящего
свою жертву. Королева подарила ему жизнь Самуила Лорьо!
Вместо того чтобы вернуться в свои комнаты, которые Рене
занимал в верхнем этаже Лувра, он вышел во двор и направился в
кордегардию ландскнехтов. Большинство уже спали. Один еще сидел
и грелся у очага. Завидев Рене, он сейчас же встал и вышел к
нему.
- Ведь ты стар и жирен, Теобальд,- сказал Рене.- В твоем
возрасте следует бояться апоплексии, и ты делаешь большую
ошибку, что так греешься. Лучше пойдем со мной, прогуляемся по
