традиционное требование легко может быть соблюдено без особой
формальности. Традиция требовала лишь, чтобы в зал было
допущено столько публики, сколько там могло поместиться. Ну а
раз три четверти зала будет занято необходимой стражей, то...
Словом, двери Лувра были открыты, впустили несколько десятков
любопытных, а перед носом остальных заперли дверь, сославшись
на переполненный зал.
Гарлей объявил, что парламент удовлетворен, и судебное
заседание было объявлено открытым.
Вместе с теми немногими, которые успели проникнуть в зал,
был также и тот одетый скромным горожанином человек, вид
которого преисполнил герцогиню надеждой. Читатель поймет этот
поворот в настроении герцогини, если мы скажем, что этим
горожанином был на самом деле Гастон де Люкс. Появление Гастона
и его ободряющий взгляд могли означать лишь одно, что друзья
герцогини приняли свои меры, а следовательно, ей бояться
нечего. Поэтому Анна сразу обрела обычную уверенность и
надменно спросила:
-По какому случаю привели меня сюда?
-Герцогиня,- ответил ей президент Гарлей,- вы находитесь
перед судом парламента, и я призываю вас относиться к нему с
большим уважением!
-Я не подсудна парламенту! - гордо заявила Анна.
-Ошибаетесь, герцогиня! Всякий, кто бы он ни был,
совершивший преступление на французской территории, подлежит
французскому суду.
-В чем же меня обвиняют?
-В двух преступлениях: во-первых, в том, что вы подняли
народ на его законного главу и государя; во- вторых, в том, что
вы пытались с помощью монаха Жака Клемана убить короля. Первое
обвинение грозит вам пожизненным заключением, второе - смертной
казнью!
Анна невольно вздрогнула, но улыбка Гастона де Люкса
опять вселила в нее уверенность.
-Вот как? - воскликнула она.- К смертной казни? И вы
думаете, что король когда-нибудь санкционирует этот приговор?
-Не возлагайте надежд на королевскую отмену приговора,
герцогиня, потому что его величества нет в Париже, а
оставленные им инструкции отличаются прямотой и ясностью. Если
показания монаха подтвердят ваше подстрекательство, то через
час вы будете казнены! Введите монаха Жака Клемана!
При этом приказании Мовпен в сопровождении четырех
гвардейцев отправился за Жаком. Вдруг он бурей ворвался в
зал; он был смертельно бледен, и с его уст срывалось одно
только слово:
-Измена! Измена!
-Измена? - повторил Крильон.
-Да, этой ночью совершен подкоп в луврские подземелья, и
монах скрылся через него.
Через несколько часов после этого король был в Лувре. Он
первым делом приказал вернуть свободу герцогине Монпансье, а
затем позвал к себе Крильона.
Но вместо него на пороге появилось новое лицо. Это была
женщина, одетая во все черное, бледная, со сверкающим, мрачным
взглядом.
-Матушка! - воскликнул король.
-Государь,- сказала королева-мать,- уже раздались первые
звуки погребального перезвона по нашему роду. Могила уже
приоткрывается для рода Валуа. Прощайте, государь!
Король Генрих III безмятежно почивал в своей палатке, и
его сны ласкала счастливая мечта о близком торжестве над
мятежными парижанами.
Вдруг этот сладкий сон был прерван Крильоном, бурно
ворвавшимся в палатку и возвестившим:
-Государь! Государь! Вот и наваррский король прибыл! На
целые сутки ранее того, как мы его ждали!
Король зевнул, потянулся и недовольным голосом буркнул:
-Ах уж этот мне кузен Генрих! Вечно он ни с чем не
считается и является в самое невозможное время! Разве не мог он
прибыть позднее?
-Но, государь, когда идешь марш-маршем, то стараешься
прийти как можно раньше!
-Может быть, но только я уж очень сладко спал, добрый мой
Крильон!
-Ну, так вы поспите еще после завтрака, если только
прибытие наваррского короля не отнимет сна у вашего величества!
Теперь ведь не замедлят прийти герцоги Монморанси и
Конде, и возможно, что завтра к вечеру мы уже будем в Париже!
-Кстати, о Мовпене нет еще никаких сведений?
-Нет, но, наверное, он еще придет!
-Да где же он запропастился? Может быть, опять часовые
задержали его? Пожалуйста, Крильон, распорядись, чтобы как
только монах появится, его провели в эту половину палатки, а в
той половине я прикажу накрыть завтрак! Ступай распорядись,
друг мой, и возвращайся обратно! Я тем временем оденусь, и мы
пойдем с тобою встречать наваррского короля!
Генрих III кликнул пажей и приказал им одевать его. В то
же время на второй половине палатки принялись накрывать стол к
высочайшему завтраку.
Одевшись, король кликнул Крильона и направился с ним
навстречу наваррскому королю, который остановился со своими
войсками в двухстах-трехстах шагах от королевского лагеря.
Оставив там свою армию. Генрих Наваррский в сопровождении
одного только шталмейстера направился к замку.
Теперь это уже не был тот двадцатилетний принц, который
так пламенно любил красотку-еврейку Сарру Лорьо. Ему было уже
около тридцати пяти лет; его лицо приняло бронзовый оттенок,
волосы начали седеть на висках, политические заботы и военные
тяготы избороздили морщинами его высокий лоб. Но зато у него
были все тот же смелый, добродушно-иронический взгляд, все та
же чарующая улыбка на устах.
Генрих III, увидев, что его кузен едет навстречу один,
приказал свите остановиться и отправился сам далее. Заметив
это, Генрих Наваррский соскочил с лошади, на которой ехал,
кинул поводья шталмейстеру и пешком пошел навстречу
французскому королю. Подойдя к нему, Генрих Наваррский
почтительно преклонил колено. Генрих III приподнял его, сказал:
"Поцелуемся, дорогой брат!" - после чего расцеловал гостя, взял
его под руку и повел к палатке.
Они вошли в черту лагеря при оглушительных криках
королевских солдат.
-Черт возьми, государь! - сказал Генрих Mаваррский.- Вот
храбрецы, которым, кажется, ужасно не терпится войти в Париж!
-Они поджидали только вас, кузен! Теперь они готовы
двинуться хоть сейчас!
-Но я надеюсь, что они дадут нам время позавтракать? -
улыбаясь спросил Наваррский король.
-Я думаю! - ответил Генрих Валуа, смеясь в свой черед.-
Мы будем завтракать в палатке! Прошу! - и он повел гостя туда,
где уже был накрыт стол.
Как раз, когда они говорили обо всем этом. королю
доложили, что часовые усмотрели близ замка какого-то монаха.
-Это Мовпен! - воскликнул Генрих.- Наконец-то! Ты
распорядился, Крильон, чтобы его провели сюда?
Генрих III вышел из палатки и увидел монаха, который
быстро бежал к нему. Но вот один из часовых остановил монаха и
что-то сказал ему, показывая рукой. Генрих вспомнил, что велел
провести Мовпена во вторую половину, вход в которую был с
противоположной стороны, а потому вернулся обратно в палатку и
быстро вошел в спальню. Крильон и Генрих Наваррский слышали,
как он спросил: "Ну, Мовпен, как дела?" Однако вслед за тем его
голос вдруг прервался, послышался отчаянный стон и затем крик:
-Злодей! Он убил меня!
Все бросились во вторую половину и застали там ужасную
картину. Генрих III, пораженный кинжалом в нижнюю часть живота,
судорожно ухватился за одну из колонн кровати, чтобы не упасть.
Монах все еще стоял на коленях с кинжалом в руках, обагренным
дымящейся кровью.
Крильон подбежал к нему, откинул капюшон с головы монаха
и крикнул:
-Монах! Монах Жак Клеман!
Затем он отодвинулся, пропуская гвардейцев, и те пронзили
цареубийцу двадцатью шпагами.
Жак Клеман упал, и с его уст сорвался укоризненный шепот:
-Она обманула меня...
Тем временем Генрих Наваррский успел подхватить в свои
объятья тело слабеющего короля.
-Брат! - пробормотал умиравший Генрих III.- Судьба
свершила свой приговор над родом Валуа! Теперь корона по праву
достается тебе. Ты - мой наследник!
* * *
Вечером, в день убийства последнего Валуа Крильон
печально сказал Генриху Наваррскому:
-Помните ли вы, государь, как на заре вашей юности вы
показывали мне звезду, говоря: "Это - моя звезда, и она
приведет меня к французскому трону"?
-Помню! - задумчиво ответил Генрих IV.- Это было
действительно на заре моей юности, тогда как кинжал убийцы
поразил сегодня не только короля Генриха III, но и "молодость
короля Генриха IV", которая ныне кончилась!
-Да, но вместе с тем начинается царствование короля
Генриха IV, а между тем борьба с врагами Франции еще не начата
даже!
-Я истреблю их всех, до одного! - отрезал Генрих IV.-
Какой бы ни было ценой, но я войду в Париж: моя звезда, никогда
не обманывавшая меня, приведет меня туда!
-Аминь! - пробормотал Крильон.
Затем неустрашимый герцог отправился в зал, где лежало
тело его покойного государя. Здесь он преклонил колено у гроба,
и по его мужественному лицу покатилась слеза.
Это была единственная слеза, пролитая во Франции по
королю Генриху III!
