семь лет. Тогда можно будет в два счета его выкрасть и увезти, как
только поднимется тревога. Да, я думаю, что это будет самое лучшее.
- Ну, тут еще есть какой-то смысл, - говорю. - Вообразить нам ничего
не стоит, и хлопот с этим никаких; если надо, так я могу вообразить, что
мы полтораста лет копали. Это мне нетрудно, стоит только привыкнуть. Так
я сейчас сбегаю достану где-нибудь два ножа.
- Доставай три, - говорит он, - из одного мы сделаем пилу.
- Том, если такое предложение не против правил и не против религии, -
говорю я, - так вон там, под навесом позади коптильни, есть ржавая пила.
Он посмотрел на меня вроде как бы с досадой и с огорчением и сказал:
- Тебя ничему путному не научишь, Гек, нечего и стараться! Беги дос-
тавай ножи - три штуки!
И я побежал.
ГЛАВА XXXVI
В ту ночь, как только все уснули, мы спустились во двор по громоотво-
ду, затворились в сарайчике, высыпали на пол кучу гнилушек и принялись
за работу. Мы расчистили себе место, футов в пять или шесть, вдоль ниж-
него бревна. Том сказал, что это будет как раз за кроватью Джима, под
нее мы и подведем подкоп, а когда кончим работу, никто даже не узнает,
что там есть дыра, потому, что одеяло у Джима висит чуть не до самой
земли, и только если его приподнимешь и заглянешь под кровать, тогда бу-
дет видно. Мы копали и копали ножами чуть не до полуночи, устали, как
собаки, и руки себе натерли до волдырей, а толку было мало. Наконец я
говорю:
- Знаешь, Том Сойер, это не на тридцать семь лет работа, а, пожалуй,
и на все тридцать восемь.
Он ничего не ответил, только вздохнул, а после того скоро бросил ко-
пать. Вижу, задумался и думал довольно долго; потом говорит:
- Не стоит и стараться, Гек; ничего не выйдет. Если бы мы были узни-
ки, ну тогда еще так, потому что времени у них сколько угодно, торо-
питься некуда; да и копать пришлось бы пять минут в день, пока сменяют
часовых, так что волдырей на руках не было бы; вот мы и копали бы себе
год за годом, и все было бы правильно - так, как полагается. А теперь
нам дурака валять некогда, надо поскорей, времени лишнего у нас нет. Ес-
ли мы еще одну ночь так прокопаем, придется на неделю бросать работу,
пока волдыри не пройдут, - раньше, пожалуй, мы и ножа в руки взять не
сможем.
- Так что же нам делать, Том?
- Я тебе скажу что. Может, это и неправильно, и нехорошо, и против
нравственности, и нас за это осудят, если узнают, но только другого спо-
соба все равно нет: будем копать мотыгами, а вообразим, будто это ножи.
- Вот это дело! - говорю. - Ну, Том Сойер, голова у тебя и раньше
здорово работала, а теперь еще лучше. Мотыги - это вещь, а что нехорошо
и против нравственности, так мне на это ровным счетом наплевать. Когда
мне вздумается украсть негра, или арбуз, или учебник из воскресной шко-
лы, я разбираться не стану, как там по правилам полагается делать, лишь
бы было сделано. Что мне нужно - так это негр, или арбуз, или учебник;
если мотыгой ловчее, так я мотыгой и откопаю этого негра, или там арбуз,
или учебник; а твои авторитеты пускай думают, что хотят, я за них и дох-
лой крысы не дам.
- Ну что ж, - говорит, - в таком деле можно и вообразить что-нибудь,
и мотыгу пустить в ход; а если бы не это, я и сам был бы против, не поз-
волил бы себе нарушать правила: что полагается, то полагается, а что нет
- то нет; и если кто знает, как надо, тому нельзя действовать без разбо-
ру, как попало. Это тебе можно откапывать Джима мотыгой, просто так, ни-
чего не воображая, потому что ты ровно ничего не смыслишь; а мне нельзя,
потому что я знаю, как полагается. Дай сюда нож!
У него был ножик, но я все-таки подал ему свой. Он швырнул его на
землю и говорит:
- Дай сюда нож!
Я сначала не знал, что делать, потом сообразил. Порылся в куче
старья, разыскал кирку и подаю ему, а он схватил и давай копать и ни
слова мне не говорит.
Он и всегда был такой привередник. Все у него по правилам. Я взял
тогда лопату, и мы с ним давай орудовать то киркой, то лопатой, так что
только комья летели. Копали мы, должно быть, полчаса - больше не могли,
очень устали, и то получилась порядочная дыра. Я поднялся к себе наверх,
подошел к окну и вижу: Том старается вовсю - хочет влезть по громоотво-
ду, только ничего у него не получается с волдырями на руках. В конце
концов он сказал:
- Ничего не выходит, никак не могу влезть. Как по-твоему, что мне де-
лать? Может, придумаешь что-нибудь?
- Да, - говорю, - только это, пожалуй, против правил. Ступай по лест-
нице, а вообрази, будто это громоотвод.
Так он и сделал.
На другой день Том стащил в большом доме оловянную ложку и медный
подсвечник, чтобы наделать Джиму перьев, я еще шесть сальных свечей; а я
все слонялся вокруг негритянских хижин, поджидая удобного случая, и ста-
щил три жестяные тарелки. Том сказал, что этого мало, а я ответил, что
все равно никто этих тарелок не увидит, потому что, когда Джим выбросит
их в окно, они упадут в бурьян около собачьей конуры, мы их тогда подбе-
рем, - и пускай он опять на них пишет. Том успокоился и сказал:
- Теперь надо подумать, как переправить вещи Джиму.
- Протащим их в дыру, - говорю, - когда кончим копать.
Он только посмотрел на меня с презрением и выразился в таком роде,
что будто бы отродясь не слыхал про такое идиотство, а потом опять стал
думать. И в конце концов сказал, что наметил два-три способа, только ос-
танавливаться на каком-нибудь из них пока нет надобности. Сказал, что
сначала надо поговорить с Джимом.
В этот вечер мы спустились по громоотводу в начале одиннадцатого,
захватили с собой одну свечку, постояли под окошком у Джима и услышали,
что он храпит; тогда мы бросили свечку в окно, но он не проснулся. Мы
начали копать киркой и лопатой, и часа через два с половиной вся работа
была кончена. Мы влезли под кровать к Джиму, а там и в хибарку, пошарили
ощупью, нашли свечку, зажгли ее и сначала постояли около Джима, погляде-
ли, какой он, - оказалось, что крепкий и здоровый с виду, - а потом ста-
ли будить его потихоньку. Он так нам обрадовался, что чуть не заплакал,
называл нас "голубчиками" и всякими ласковыми именами, потом захотел,
чтобы мы сейчас же принесли откуда-нибудь зубило, сняли цепь у него с
ноги и убежали бы вместе с ним, не теряя ни минуты. Но Том доказал ему,
что это будет не по правилам, сел к нему на кровать и рассказал, какие у
нас планы и как мы все это переменим в один миг, если поднимется трево-
га; и что бояться ему нечего - мы его освободим обязательно.
Тогда Джим согласился и сказал: пускай все так и будет. И мы еще дол-
го с ним сидели; сначала толковали про старые времена, а после Том стал
его про все расспрашивать, и когда узнал, что дядя Сайлас приходит чуть
ли не каждый день и молится вместе с ним, а тетя Салли забегает узнать,
хорошо ли ему тут и сыт ли он, - добрей и быть нельзя! - то сказал:
- Ну, теперь я знаю, как это устроить. Мы тебе кое-что будем посылать
с ними.
Я ему говорю:
- Вот это ты напрасно, про такое идиотство я отроду не слыхал!
Но он даже не обратил внимания на мои слова, и продолжал рассказывать
дальше. Он и всегда был такой, если что задумает. Он сказал Джиму, что
мы доставим ему пирог с лестницей и другие крупные вещи через Ната - то-
го негра, который носит ему еду, а ему надо только глядеть в оба, ничему
не удивляться и только стараться, чтобы Нат не видел, как он их доста-
нет. А вещи помельче мы будем класть дяде в карманы, и Джиму надо только
будет их оттуда незаметно вытащить; будем также привязывать к тесемкам
теткиного фартука или класть ей в карман, когда подвернется случай. Ска-
зал ему также, какие это будут вещи и для чего они. А еще Том научил
его, как вести дневник на рубашке, и всему, чему следует. Все ему расс-
казал. Джим никак не мог понять, зачем все это надо, но решил, что нам
лучше знать, раз мы белые; в общем, он остался доволен и сказал, что так
все и сделает, как Том велел.
У Джима было много табаку и трубок из маисовых початков, так что мы
очень неплохо провели время; потом вылезли обратно в дыру и пошли спать,
только руки у нас были все ободранные. Том очень радовался, говорил, что
еще никогда у него не было такой веселой игры и такой богатой пищи для
ума; и если бы только он узнал, как это сделать, он бы всю жизнь в нее
играл, а потом завещал бы нашим детям освободить Джима, потому что Джим,
конечно, со временем привыкнет и ему все больше и больше будет здесь
нравиться. Он сказал, что это дело можно растянуть лет на восемьдесят и
поставить рекорд. И тогда все, кто в нем участвовал, прославятся, и мы
тоже прославимся.
Утром мы пошли к поленнице и изрубили подсвечник топором на мелкие
части, и Том положил их вместе с ложкой к себе в карман. Потом мы пошли
к негритянским хижинам, и, пока я разговорами отводил негру глаза, Том
засунул кусок подсвечника в маисовую лепешку, которая лежала в миске для
Джима, а после того мы проводили Ната к Джиму, чтобы посмотреть, что по-
лучится. И получилось замечательно: Джим откусил кусок лепешки и чуть не
обломал все зубы - лучше и быть не могло. Том Сойер сам так сказал. Джим
и виду не подал, сказал, что это, должно быть, камешек или еще что-ни-
будь попалось в хлебе - это бывает, знаете ли, - только после этого он
никогда ничего не кусал так прямо, а сначала всегда возьмет и потыкает
вилкой местах в трех-четырех.
И вот стоим мы в темноте, как вдруг из-под Джимовой кровати выскаки-
вают две собаки, а там еще и еще, пока не набралось штук одиннадцать,
так что прямо-таки негде было повернуться. Ей-богу, мы забыли запереть
дверь в пристройке! А негр Нат как заорет: "Ведьмы!" - повалился на пол
среди собак и стонет, точно помирать собрался. Том распахнул дверь нас-
тежь и выкинул на двор кусок мяса из Джимовой миски; собаки бросились за
мясом, а Том в одну секунду выбежал, тут же вернулся и захлопнул дверь,
- и я понял, что дверь в сарайчик он тоже успел прикрыть, - а потом стал
обрабатывать негра - все уговаривал его, утешал и расспрашивал, уж не
померещилось ли ему что-нибудь. Негр встал, поморгал глазами и говорит:
- Мистер Сид, вы небось скажете, что я дурак; только помереть мне на
этом самом месте, если я своими глазами не видел целый мильон собак, или
чертей, или я уж не знаю кого! Ей-богу, видел! Мистер Сид, я их чувство-
вал, - да, сэр! - они по мне ходили, по всему телу. Ну, попадись только
мне в руки какая-нибудь ведьма, пускай хоть бы один-единственный разок,
- уж я бы ей показал! А лучше оставили бы они меня в покое, больше я ни-
чего не прошу.
Том сказал:
- Ладно, я тебе скажу, что я думаю. Почему они сюда прибегают всякий
раз, когда этот беглый негр завтракает? Потому что есть хотят - вот по-
чему. Ты им испеки заколдованный пирог - вот что тебе надо сделать.
- Господи, мистер Сид, да как же я испеку такой пирог? Я и не знаю,
как его печь. Даже и не слыхивал отродясь про такие пироги.
- Ну что ж, тогда придется мне самому печь.
- Неужто испечете, голубчик? Испеките, да я вам за это что угодно - в
ножки поклонюсь, вот как!
- Ладно уж, испеку, раз это для тебя: ты ведь к нам хорошо относился,
беглого негра нам показал. Только уж смотри будь поосторожней. Когда мы
придем, ты повернись к нам спиной, и боже тебя упаси глядеть, что мы бу-
дем класть в миску! И когда Джим будет вынимать пирог, тоже не гляди -
мало ли что может случиться, я почем знаю! А главное, не трогай ничего
заколдованного.
- Не трогать? Да господь с вами, мистер Сид! Я и пальцем ни до чего
не дотронусь, хоть озолоти меня!
ГЛАВА XXXVII
Это дело мы уладили; потом пошли на задний двор, к мусорной куче, где
валялись старые сапоги, тряпки, битые бутылки, дырявые кастрюльки и про-
