что-нибудь заподозрят и поднимут целый тарарам. Никакой награды я не же-
лаю, с меня довольно и того, что я поступил по-честному.
Неизвестный друг"
ГЛАВА XL
После завтрака мы, в самом отличном настроении, взяли мой челнок и
поехали за реку ловить рыбу и обед с собой захватили; очень хорошо про-
вели время, осмотрели плот, нашли, что он в полном порядке, и домой вер-
нулись поздно, к самому ужину; смотрим - все ходят такие перепуганные,
встревоженные, что совсем ничего не соображают; нам велели, как только
мы поужинаем, в ту же минуту идти спать, а почему - не сказали, и про
новое письмо - ни слова; да мы и не нуждались, потому что и так все зна-
ли не хуже ихнего; а как только мы поднялись на лестницу и тетя Салли
повернулась к нам спиной, мы сейчас же юркнули в погреб, к шкафу, нагру-
зились провизией на целый обед, перенесли все это к себе в комнату и
легли, а около половины двенадцатого опять встали; Том надел платье, ко-
торое стащил у тети Салли, и хотел было нести провизию, но вдруг гово-
рит:
- А где же масло?
- Я положил кусок на маисовую лепешку, - говорю.
- Значит, там и оставил - масла здесь нет.
- Может обойтись и без масла, - говорю.
- Ас маслом еще лучше, - говорит Том. - Ступай-ка ты в погреб да при-
неси его. А потом спустись по громоотводу и приходи скорей. Я набью со-
ломой Джимово платье - будто это его переодетая мать, - а как только ты
вернешься, я проблею овцой, и мы убежим все вместе.
И он ушел, а я спустился в погреб. Кусок масла, примерно с большой
кулак, лежал там, где я его оставил; я захватил его вместе с лепешкой,
задул свечу и стал осторожно подниматься по лестнице. Благополучно доб-
рался доверху, гляжу - идет тетя Салли со свечкой в руке; я скорей сунул
масло в шляпу, а шляпу нахлобучил на голову; тут она меня увидела и
спрашивает:
- Ты был в погребе?
- Да, тетя.
- Что ты там делал?
- Ничего.
- Как ничего?
- Да так, ничего.
- Что это тебе вздумалось таскаться туда по ночам?
- Не знаю, тетя.
- Не знаешь? Ты мне так не отвечай. Том, мне нужно знать, что ты там
делал!
- Ничего я там не делал, тетя Салли, вот, ей-богу, ничего не делал!
Ну, думаю, теперь она меня отпустит; да в обыкновенное время и отпус-
тила бы, только уж очень много у нас в доме творилось странного, так что
она стала бояться всего маломальски подозрительного, даже пустяков, и
потому очень решительно сказала:
- Ступай сию минуту в гостиную и сиди там, пока я не приду. Ты
что-то, кажется, суешь нос куда не следует! Смотри, я тебя выведу на
чистую воду, не беспокойся!
Она ушла, а я отворил дверь в гостиную и вошел. Ой, а там полно наро-
ду! Пятнадцать фермеров - и все до одного с ружьями.
Мне даже нехорошо сделалось; я плюхнулся на стул и сижу. Они тоже
расселись по всей комнате; кое-кто разговаривал потихоньку, и все сидели
как на иголках, всем было не по себе, хотя они старались этого не пока-
зывать; только я-то видел, потому что они то снимут шляпы, то наденут,
то почешут в затылке, и пересаживаются все время с места на место, и пе-
ребирают пуговицы... Мне тоже было не по себе, только шляпу я все-таки
не снял.
Мне захотелось, чтобы тетя Салли поскорей пришла и разделалась со
мной - отколотила бы меня, что ли, если ей вздумается, - и тогда я побе-
гу к Тому и скажу ему, что мы перестарались: такое осиное гнездо растре-
вожили, что мое почтение! И дурака валять больше нечего, надо поживей
удирать вместе с Джимом, пока эти молодчики до нас не добрались.
Наконец тетя пришла и давай меня расспрашивать; только я ни на один
вопрос не мог ответить как следует, совсем ничего не соображал, потому
что фермеры ужасно волновались: одни хотели сейчас же идти на бандитов,
говорили, что до полуночи осталось всего несколько минут, а другие уго-
варивали подождать, пока бандит не заблеет овцой; да еще тут тетя Салли
пристала со своими расспросами, а я весь дрожу и едва стою на ногах от
страха; а в комнате делалось все жарче и жарче, и масло у меня под шля-
пой начало таять и потекло по шее и по вискам; и когда один фермер ска-
зал, что "надо сейчас же идти в хибарку, засесть там и сцапать их, как
только они явятся", - я чуть не свалился; а тут масло потекло у меня по
лбу. Тетя Салли как увидела, побелела вся, точно простыня, и говорит:
- Господи помилуй! Что такое с ребенком! Наверное, воспаление мозгов,
вон они уже и текут из него!
Все подошли поглядеть, а она сорвала с меня шляпу, а масло и вывали-
лось вместе с хлебом; тут она схватила меня, обняла и говорит:
- Ну и напугал же ты меня! Еще слава богу, что не хуже, я и этому ра-
да; последнее время нам что-то не везет, - того и жди, что опять беда
случится. А я, как увидела у тебя эту штуку, ну, думаю, не жилец он у
нас: оно по цвету точь-в-точь такое, как должны быть мозги, если... Ах
ты господи, ну что же ты мне не сказал, зачем ты ходил в погреб, я бы и
не беспокоилась! А теперь ступай спать, и чтобы я тебя до утра не виде-
ла!
Я в одну секунду взлетел наверх, в другую - спустился по громоотводу
и, спотыкаясь в темноте, помчался к сарайчику. Я даже говорить не мог -
до того разволновался, но все-таки одним духом выпалил Тому, что надо
убираться поживей, ни минуты терять нельзя - в доме полно людей и все с
ружьями!
Глаза у него так и засверкали, и он сказал:
- Да что ты! Быть не может! Вот это здорово! Ну, Гек, если бы приш-
лось опять начинать все сначала, я бы человек двести собрал, не меньше.
Эх, если бы можно было отложить немножко!
- Скорей, - говорю, - скорей! Где Джим?
- Да вот же он, рядом; протяни руку - и дотронешься до него. Он уже
переодет, и все готово. Теперь давайте выберемся отсюда и заблеем.
Но тут мы услышали топот - фермеры подошли к двери, потом начали гро-
мыхать замком, а один и сказал.
- Я же вам говорил, что рано выходить; их еще нет - сами видите,
дверь на замке. Вот что: я запру вас тут, а вы сидите в темноте, подсте-
регите их и перестреляйте всех, когда явятся; а остальные пускай тут бу-
дут: рассыпьтесь кругом и слушайте, не идут ли они.
Несколько человек вошли в хибарку, но только в темноте они нас не
увидели и чуть не наступили на нас, когда мы полезли под кровать. Мы
благополучно вылезли в подкоп, быстро, но без шума: Джим первый, за ним
я, а Том за мной - это он так распорядился. Теперь мы были в пристройке
и слышали, как они топают во дворе, совсем рядом. Мы тихонько подкрались
к двери, но Том остановил нас и стал глядеть в щелку, только ничего не
мог разобрать - очень было темно; Том сказал шепотом, что будет прислу-
шиваться, и как только шаги затихнут, он нас толкнет локтем: тогда пус-
кай Джим выбирается первым, а он выйдет последним. Он приложил ухо к ще-
ли и стал слушать - слушал, слушал, а кругом все время шаги, но в конце
концов он нас толкнул, мы выскочили из сарая, нагнулись пониже и, затаив
дыхание, совсем бесшумно стали красться к забору, один за другим, вере-
ницей, как индейцы; добрались до забора благополучно, и мы с Джимом пе-
релезли, а Том зацепился штаниной за щепку в верхней перекладине и слы-
шит - подходят; он рванулся - щепка отломилась и затрещала, и когда Том
спрыгнул и побежал за нами, кто-то крикнул:
- Кто там? Отвечай, а то стрелять буду!
Но мы ничего не ответили, а припустились бегом и давай улепетывать
вовсю. Они бросились за нами; потом - трах! трах! трах! - и пули прос-
вистели у нас над головой. Слышим - кричат:
- Вот они! К реке побежали! За ними, ребята, спустите собак!
Слышим - гонятся за нами вовсю. Нам-то слышно было, потому что все
они в сапогах и орут, а мы были босиком и не орали. Мы побежали к лесо-
пилке, а как только они стали нагонять, мы свернули в кусты и пропустили
их мимо себя, а потом опять побежали за ними. Сначала всех собак запер-
ли, чтобы они не спугнули бандитов, а теперь кто-то их выпустил; слышим
- они тоже бегут за нами, а лают так, будто их целый миллион. Только со-
баки-то были свои; мы остановились, подождали их, а когда они увидали,
что это мы и ничего тут интересного для них нет, они повиляли хвостами и
побежали дальше, туда, где были шум и топот; а мы опять пустились за ни-
ми следом, да так и бежали почти до самой лесопилки, а там свернули и
пробрались через кусты к тому месту, где был привязан мой челнок, прыг-
нули в него и давай изо всех сил грести к середине реки, только стара-
лись не шуметь. Потом мы повернули не спеша к тому островку, где был
спрятан мой плот; и долго еще слышно было, как собаки лают друг на друга
и мечутся взад и вперед по берегу; но как только мы отплыли подальше,
шум сделался тише, а там и совсем замер. А когда мы влезли на плот, я
сказал:
- Ну, Джим, теперь ты опять свободный человек и больше уж никогда ра-
бом не будешь!
- Да еще как хорошо все вышло-то, Гек! И придумано было хорошо, а
сделано еще того лучше, никому другому не придумать, чтобы так было хо-
рошо и так заковыристо!
Мы все радовались не знаю как, а больше всех радовался Том Сойер, по-
тому что у него в ноге засела пуля.
Когда мы с Джимом про это услышали, то сразу перестали веселиться.
Тому было очень больно, и кровь сильно текла; мы уложили его в шалаше,
разорвали рубашку герцога и хотели перевязать ему ногу, но он сказал:
- Дайте-ка сюда тряпки, это я и сам сумею. Не задерживайтесь, дурака
валять некогда! Раз побег удался великолепно, то отвязывайте плот и бе-
ритесь за весла! Ребята, мы устроили побег замечательно, просто шикарно.
Хотелось бы мне, чтобы Людовик Шестнадцатый попал нам в руки, тогда в
его биографии не было бы написано: "Потомок Людовика Святого отправляет-
ся на небеса!" Нет, сэр, мы бы его переправили через границу, вот что мы
сделали бы, да еще как ловко! Беритесь за весла, беритесь за весла!
Но мы с Джимом посоветовались и стали думать. Подумали с минуту, а
потом я сказал:
- Говори ты, Джим.
Он сказал:
- Ну вот, по-моему, выходит так. Если б это был мистер Том и мы его
освободили, а кого-нибудь из нас подстрелили, разве он сказал бы: "Ва-
ляйте спасайте меня, плюньте на всяких там докторов для раненого!" -
разве это похоже на мистера Тома? Разве он так скажет? Да никогда в жиз-
ни! Ну, а Джим разве скажет так? Нет, сэр, я и с места не сдвинусь, пока
доктора тут не будет, хоть сорок лет просижу!
Я всегда знал, что душа у него хорошая, и так и ждал, что он это са-
мое скажет; теперь все было в порядке, и я объявил Тому, что иду за док-
тором. Он поднял из-за этого страшный шум, а мы с Джимом стояли на своем
и никак не уступали. Он хотел было сам ползти отвязывать плот, да мы его
не пустили. Тогда он начал ругаться с нами, только это нисколько не по-
могло.
А когда он увидел, что я отвязываю челнок, то сказал:
- Ну ладно, уж если тебе так хочется ехать, я тебе скажу, что надо
делать, когда придешь в город. Запри дверь, свяжи доктора по рукам и по
ногам, надень ему на глаза повязку, и пусть поклянется молчать, как мо-
гила, а потом сунь ему в руку кошелек, полный золота, и веди его не пря-
мо, а в темноте, по задворкам; привези его сюда в челноке - опять-таки
не прямо, а путайся подольше среди островков; да не забудь обыскать его
и отбери мелок, а отдашь после, когда переправишь обратно в город, а то
он наставит мелом крестов, чтобы можно было найти наш плот. Всегда так
делается.
Я сказал, что все исполню, как он велит, и уехал в челноке, а Джиму
велел спрятаться в лесу, как только увидит доктора, и сидеть до тех пор,
пока доктор не уедет.
ГЛАВА XLI
Доктор, когда я его разбудил, оказался старичком, таким приятным и
добрым с виду. Я рассказал ему, что мы с братом вчера охотились на Ис-
панском острове, нашли там плот и остались на нем ночевать, а около по-
луночи брат, должно быть, толкнул во сне ружье, оно выстрелило, и пуля
