лишься, - это я понял.
Тут я совсем запутался, хуже некуда, и не знал, что мне делать. Нако-
нец придумал одну штуку; говорю себе: "Пойду напишу это самое письмо, а
после того посмотрю, смогу ли я молиться". И удивительное дело: в ту же
минуту на душе у меня сделалось легко, легче перышка, и все как-то сразу
стало ясно. Я взял бумагу, карандаш и написал:
"Мисс Уотсон, ваш беглый негр Джим находится здесь, в двух милях от
Пайксвилла, у мистера Фелпса; он отдаст Джима, если вы пришлете награду.
Гек Финн"
Мне стало так хорошо, и я почувствовал, что первый раз в жизни очис-
тился от греха и что теперь смогу молиться. Но я все-таки подождал с мо-
литвой, а сначала отложил письмо и долго сидел и думал: вот, думаю, как
это хорошо, что так случилось, а то ведь я чуть-чуть не погубил свою ду-
шу и не отправился в ад. Потом стал думать дальше. Стал вспоминать про
наше путешествие по реке и все время так и видел перед собой Джима, как
живого: то днем, то ночью, то при луне, то в грозу, как мы с ним плывем
на плоту, и разговариваем, и поем, и смеемся. Но только я почему-то не
мог припомнить ничего такого, чтобы настроиться против Джима, а как раз
наоборот. То вижу, он стоит вместо меня на вахте, после того как отстоял
свою, и не будит меня, чтобы я выспался; то вижу, как он радуется, когда
я вернулся на плот во время тумана или когда я опять повстречался с ним
на болоте, там, где была кровная вражда; и как он всегда называл меня
"голубчиком" и "сынком", и баловал меня, и делал для меня все, что мог,
и какой он всегда был добрый; а под конец мне вспомнилось, как я спасал
его - рассказывал всем, что у нас на плоту оспа, и как он был за это мне
благодарен и говорил, что лучше меня у него нет друга на свете и что те-
перь я один у него остался друг.
И тут я нечаянно оглянулся и увидел свое письмо. Оно лежало совсем
близко. Я взял его и подержал в руке. Меня даже в дрожь бросило, потому
что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, - это
я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал, и говорю
себе: "Ну что ж делать, придется гореть в аду". Взял и разорвал письмо.
Страшно было об этом думать, страшно было говорить такие слова, но я
их все-таки сказал. А уж что сказано, то сказано - больше я и не думал о
том, чтобы мне исправиться. Просто выкинул все это из головы; так и ска-
зал себе, что буду опять грешить по-старому, - все равно, такая уж моя
судьба, раз меня ничему хорошему не учили. И для начала не пожалею тру-
дов - опять выкраду Джима из рабства; а если придумаю еще что-нибудь ху-
же этого, то и хуже сделаю; раз мне все равно пропадать, то пускай уж
недаром.
Тогда я стал думать, как взяться за это дело, и перебрал в уме много
всяких способов; и наконец остановился на одном, самом подходящем. Я хо-
рошенько заметил положение одного лесистого острова, немного ниже по ре-
ке, и, как только совсем стемнело, вывел плот из тайника, переправился к
острову и спрятал его там, а сам лег спать. Я проспал всю ночь, поднялся
еще до рассвета, позавтракал и надел все новое, купленное в магазине, а
остальную одежду и еще кое-какие вещи связал в узелок, сел в челнок и
переправился на берег. Я причалил пониже того места, где, по-моему, была
плантация Фелпса, спрятал узелок в лесу, налил в челнок воды, набросал в
него камней и затопил на четверть мили ниже лесопилки, стоявшей над ма-
ленькой, речкой, - чтобы мне легко было найти челнок, когда он опять по-
надобится.
После этого я выбрался на дорогу и, проходя мимо лесопилки, увидел на
ней вывеску: "Лесопилка Фелпса", а когда подошел к усадьбе - она была на
двести или триста шагов подальше, - то, сколько ни глядел, все-таки ни-
кого не увидел, хотя был уже белый день. Но я не собирался пока ни с кем
разговаривать - мне надо было только посмотреть, где у них что находит-
ся. По моему плану, мне надо было прийти туда из городка, а не с реки.
Так что я только поглядел и двинулся дальше, прямо в город. И что же вы
думаете? Первый человек, на которого я там наткнулся, был герцог. Он
наклеивал афишу: "Королевский Жираф", только три представления, - все
как в прошлый раз. Ну и нахальство же было у этих жуликов! Я наткнулся
на него неожиданно и не успел увильнуть. Он как будто удивился и гово-
рит:
- Эге! Откуда это ты? - Потом как будто даже обрадовался и спрашива-
ет: - А плот где? Хорошо ли ты его спрятал?
- Вот и я вас то же самое хотел спросить, ваша светлость. Тут он
что-то перестал радоваться и говорит:
- Это с какой же стати ты меня вздумал спрашивать?
- Ну, - говорю, - когда я вчера увидал короля в этой распивочной, то
подумал: не скоро мы его затащим обратно на плот, когда-то он еще прот-
резвится; вот и я пошел шататься по городу - надо же было куда-нибудь
девать время! А тут один человек пообещал мне десять центов за то, чтобы
я помог ему переправиться на лодке за реку и привезти оттуда барана; вот
я и пошел с ним; а когда мы стали тащить барана в лодку, этот человек
дал мне держать веревку, а сам стал подталкивать его сзади; но только
баран оказался мне не по силам: он у меня вырвался и удрал, а мы побежа-
ли за ним. Собаки мы с собой не взяли, вот и пришлось гоняться за бара-
ном по берегу, пока он не выбился из сил. Мы гонялись за ним до темноты,
потом перевезли его в город, а после того я пошел к плоту. Прихожу - а
плота нету. "Ну, - говорю себе, - должно быть, у них вышла какая-нибудь
неприятность и они удрали и негра моего с собой увезли! А этот негр у
меня один-единственный, а я на чужой стороне, и никакого имущества у ме-
ня больше нет, и заработать на хлеб я тоже не могу". Сел и заплакал. А
ночевал я в лесу. Но куда же все-таки девался плот? И Джим где? Бедный
Джим!
- Я почем знаю... то есть насчет плота. Этот старый дурак тут кое-что
продал и получил сорок долларов, а когда мы отыскали его в распивочной,
у него уже повытянули все деньги, кроме тех, что он истратил на выпивку.
А когда я поздно ночью приволок его домой и плота на месте не оказалось,
мы с ним так и подумали: "Этот чертенок, должно быть, украл наш плот и
бросил нас, уплыл вниз по реке".
- Как же это я бросил бы своего негра? Ведь он у меня один-единствен-
ный, одна моя собственность.
- Мы про это совсем забыли. Привыкли думать, что это наш негр, вот в
чем дело... ну да, считали его своим; да и то сказать: мало, что ли, мы
с ним возились? А когда мы увидели, что плот пропал и у нас ничего
больше нет, мы решили: не попробовать ли еще разок "Жирафа"? Ничего дру-
гого не остается. Вот я и стараюсь, с самого утра во рту маковой росинки
не было. Где у тебя эти десять центов? Давай их сюда!
Денег у меня было порядочно, так что я дал ему десять центов, только
попросил истратить их на еду и мне тоже дать немножко, потому что я со
вчерашнего дня ничего не ел. На это герцог ни слова не ответил, а потом
повернулся ко мне и говорит:
- Как по-твоему, негр на нас не донесет? А то мы с него всю шкуру
спустим!
- Как же он может донести? Ведь он убежал!
- Да нет! Этот старый болван его продал и со мной даже не поделился,
так деньги зря и пропали.
- Продал? - говорю я и начинаю плакать. - Как же так... ведь это мой
негр, и деньги тоже мои... Где он? Отдайте моего негра!
- Негра тебе никто не отдаст, и дело с концом, так что перестань хны-
кать. Послушай-ка, ты уж не думаешь ли донести на нас? Ей-богу, я тебе
ни на грош не верю. Смотри попробуй только!
Он замолчал, а у самого глаза злые, никогда я таких не видел. Хныкать
я не перестал, а сам говорю:
- Ни на кого я доносить не собираюсь, да и некогда мне этим зани-
маться: мне надо идти искать своего негра.
Видно было, что ему это очень не понравилось: стоит, задумался, и
афиши трепыхаются у него в руке; потом наморщил лоб и говорит:
- Вот что я тебе скажу. Нам надо здесь пробыть три дня. Если ты обе-
щаешь сам молчать и негру не позволишь на нас донести, я тебя научу, где
его искать.
Я пообещал, а он говорит:
- У одного фермера, а зовут его Сайлас Фе... - и вдруг замолчал.
Понимаете, он сначала хотел сказать правду, а когда замолчал и стал
соображать да думать, то и передумал. Наверно, так оно и было. Мне он
все-таки не верил, вот ему и хотелось убрать меня отсюда на целых три
дня, чтобы я им не мешал. Помолчал немножко и говорит:
- Человека, который его купил, зовут Абрам Фостер, Абрам Дж. Фостер,
а живет он по дороге в Лафацет - это будет миль сорок в сторону.
- Хорошо, - говорю, - в три дня туда дойду. Сегодня же днем и отправ-
люсь.
- Нет, не днем, а ступай сейчас же, да не теряй времени и не болтай
зря по дороге! Держи язык за зубами и шагай побыстрей, тогда тебе от нас
никаких неприятностей не будет, понял?
Вот этого приказа я и добивался, только это мне и нужно было. Мне на-
до было развязать себе руки, чтобы приняться за Дело.
- Ну, так ступай, - сказал он, - и можешь говорить мистеру Фостеру
все, что тебе вздумается. Может, он тебе и поверит, что Джим твой негр,
- бывают такие идиоты, что не требуют документов; по крайней мере, я
слыхал, что здесь, на Юге, такие бывают. А как станешь рассказывать про
фальшивое объявление и про награду, ты ему объясни, для чего это понадо-
билось, - может, он тебе поверит. Теперь проваливай и говори ему что хо-
чешь, да по дороге смотри держи язык за зубами, пока до места не добе-
решься!
Я и пошел, направляясь от реки в сторону, и ни разу не оглянулся; я и
так чувствовал, что он за мной следит. Все равно я знал, что ему это
скоро надоест. Я прошел по этому направлению целую милю, ни разу не ос-
танавливаясь; потом сделал круг по лесу и вернулся к усадьбе Фелпса. Я
решил приступить к делу сразу, без всякой канители, потому что надо бы-
ло, чтобы Джим не проговорился, пока эти молодцы не уберутся подальше. А
то еще наживешь хлопот с этой братией. Я на них нагляделся досыта и
больше не желал иметь с ними никакого дела.
ГЛАВА XXXII
Когда я добрался до усадьбы, кругом было тихо, как в воскресенье,
жарко и солнечно; все ушли работать в поле; а в воздухе стояло едва
слышное гуденье жуков и мух, от которого делается до того тоскливо, буд-
то все кругом повымерло; да если еще повеет ветерок и зашелестит лист-
вой, то и вовсе душа уходит в пятки: так и кажется, будто это шепчутся
привидения, души тех, которые давным-давно померли, и всегда чудится,
будто это они про тебя говорят. И вообще от этого всегда хочется самому
помереть, думаешь: хоть бы все поскорей кончилось!
Хлопковая плантация Фелпса была из тех маленьких, захудалых планта-
ций, которые все на одно лицо. Двор акра в два, огороженный жердями; а
для того чтобы перелезать через забор и чтоб женщинам было легче са-
диться на лошадь, к нему подставлены лесенкой обрубки бревен, точно бо-
чонки разной высоты; кое-где во дворе растет тощая травка, но больше го-
лых и вытоптанных плешин, похожих на старую шляпу с вытертым ворсом; для
белых большой дом на две половины, из отесанных бревен, щели замазаны
глиной или известкой, а сверху побелены, - только видно, что очень дав-
но; кухня из неотесанных бревен соединена с домом длинным и широким на-
весом; позади кухни - бревенчатая коптильня; по другую сторону коптильни
вытянулись в ряд три низенькие негритянские хижины; одна маленькая хи-
барка стоит особняком по одну сторону двора, у самого забора, а по дру-
гую сторону - разные службы; рядом с хибаркой куча золы и большой котел
для варки мыла; возле кухонной двери скамейка с ведром воды и тыквенной
флягой; тут же рядом спит на солнышке собака; дальше - еще собаки; в уг-
лу двора три тенистых дерева; кусты смородины и крыжовника у забора; за
забором огород и арбузная бахча; а дальше плантации хлопка, а за планта-
циями - лес.
Я обошел кругом и перелез по обрубкам во двор с другой стороны, возле
