спрятали!
- Это ложь! - И герцог набросился на короля.
Тот кричит:
- Руки прочь! Пустите мое горло! Беру свои слова обратно.
Герцог говорит:
- Ладно, только сознайтесь сначала, что это вы спрятали деньги, хоте-
ли потом улизнуть от меня, вернуться, откопать деньги и забрать все се-
бе.
- Погодите минутку, герцог! Ответьте мне на один вопрос честно и бла-
городно: если это не вы спрятали туда деньги - так и скажите. Я вам по-
верю и все свои слова возьму обратно.
- Ах ты старый жулик! Ничего я не прятал! Сам знаешь, что не я. Вот
тебе!
- Ну хорошо, я вам верю. Ответьте мне еще на один вопрос, только не
беситесь: а не было ли у вас такой мысли - подцепить денежки и спрятать
их?
Герцог сначала долго не отвечал, потом говорит:
- Ну так что ж, если б даже и была? Ведь я же этого всетаки не сде-
лал? А у вас не только мысль была - вы взяли да и подцепили!
- Помереть мне на этом самом месте, герцог, только я их не брал, - и
это сущая правда! Не скажу, что я не собирался их взять: что было, то
было, но только вы... то есть... я хочу сказать: другие... меня опереди-
ли.
- Это ложь! Вы сами их украли и должны сознаться, что украли, а не
то...
Король начал задыхаться, а потом через силу прохрипел:
- Довольно... сознаюсь!
Я был очень рад это слышать; мне сразу стало много легче" А герцог
выпустил его из рук и говорит:
- Если только вы опять вздумаете отпираться, я в ас в реке утоплю.
Вам и следует сидеть и хныкать, как младенцу, - самое для вас подходящее
после такого поведения. Прямо страус какой-то - так и норовит все загло-
тать! Первый раз такого вижу, а я еще верил ему, как отцу родному! И не
стыдно вам?! Стоит и слушает, как все это дело взвалили на несчастных
негров, - и хоть бы словечко сказал, заступился бы за них! Мне теперь на
себя смешно: надо же быть дураком, чтобы поверить такой глупости! Черт
вас возьми, теперь-то я понимаю, для чего вам так срочно понадобилось
пополнить дефицит! Вы хотели прикарманить и те денежки, что я выручил за
"Жирафа", да и мало ли еще за что, и забрать все разом!
Король сказал робким голосом, все еще продолжая всхлипывать:
- Да что вы, герцог! Это вовсе не я сказал. Это вы сами сказали, что
надо пополнить дефицит.
- Молчать! Я больше слышать ничего не хочу! - говорит герцог. - Те-
перь видите, чего вы этим добились? Они все свои деньги получили обратно
да сверх того все наши забрали, кроме доллара или двух. Ступайте спать,
и чтоб я больше про это не слыхал, а не то я вам такой дефицит покажу -
будете помнить!
Король поплелся в шалаш и приложился к бутылочке утешения ради; а там
и герцог тоже взялся за бутылку; и через какие-нибудь полчаса они опять
были закадычными друзьями, и чем больше пили, тем любовней обращались
друг с другом, а напоследок мирно захрапели, обнявшись. Оба они здорово
нализались, но только я заметил, что король хоть и нализался, а все-таки
ни разу не забылся и не сказал, что это не он украл деньги. А по мне,
тем лучше: от этого у меня на душе только сделалось легче и веселей. Са-
мо собой, после того как они захрапели, мы с Джимом наговорились
всласть, и я ему все рассказал.
ГЛАВА XXXI
Много дней подряд мы боялись останавливаться в городах, и все плыли
да плыли вниз по реке. Теперь мы были на Юге, в теплом климате, и очень
далеко от дома. Нам стали попадаться навстречу деревья, обросшие испанс-
ким мхом, словно длинной седой бородой. Я в первый раз видел, как он
растет, и лес от дето казался мрачным и угрюмым. Наши жулики решили, что
теперь им нечего бояться, и опять принялись околпачивать народ в горо-
дах.
Для начала они прочли лекцию насчет трезвости, но выручки такие гро-
ши, что даже на выпивку не хватило. Тогда они решили открыть в другом
городе школу танцев; а сами танцевали не лучше кенгуру, - и как только
они выкинули первое коленце, вся публика набросилась на них и выпроводи-
ла вон на города. В другой раз они попробовали обучать народ ораторскому
искусству; только недолго разглагольствовали: слушателя не выдержали,
разругали их на все корки и велели убираться из города. Пробовали они и
проповеди, и внушение мыслей, врачевание, и гадание - всего понемножку,
только им что-то здорово не везло. Так что в конце концов они прожились
дочиста и по целым дням валялись на плоту - все думали да думали и друг
с другом почти не разговаривали, такие были хмурые и злые.
А потом они вдруг встрепенулись, стали совещаться о чемто в шалаше,
потихоньку от нас, все шепотом и часа по два, по три сряду. Мы с Джимом
забеспокоились. Нам это очень не понравилось. Думаем: наверно, затевают
какую-нибудь новую чертовщину, еще почище прежних. Мы долго ломали себе
голову и так и эдак и в конце концов решили, что они хотят обокрасть
чей-нибудь дом или лавку, а то, может, собираются делать фальшивые
деньги. Тут мы с Джимом здорово струхнули ж уговорились так: что мы к
этим их делам никакого касательства иметь не будем, а если только встре-
тится хоть какая-нибудь возможность, то мы от них удерем, бросим их, и
пускай они одни остаются.
Вот как-то ранним утром мы спрятали плот в укромном месте, двумя ми-
лями ниже одного захолустного городишка по прозванию Пайксвилл, и король
отправился на берег, а нам велел сидеть смирно и носа не показывать, по-
ка он не побывает в городе и не справится, дошли сюда слухи насчет "Ко-
ролевского Жирафа" или еще нет. ("Небось дом ограбить собираешься! - ду-
маю. - Потом вернешься сюда, а нас с Джимом поминай как звали, - с тем и
оставайся".) А если он к полудню не вернется, то это значит, что все в
порядке, и тогда нам с герцогом тоже надо отправляться в город.
И мы остались на плоту. Герцог все время злился и раздражался и вооб-
ще был сильно не в духе. Нам за все доставалось, никак мы не могли ему
угодить, - он придирался к каждому пустяку. Видим, что-то они затеяли,
это уж как пить дать. Настал и полдень, а короля все не было, и я, приз-
наться, очень обрадовался, - думаю: наконец хоть какая-то перемена, а
может случиться, что все по-настоящему переменится. Мы с герцогом отпра-
вились в городок и стали там разыскивать короля и довольно скоро нашли
его в задней комнате распивочной, вдребезги пьяного; какие-то лодыри
дразнили его забавы ради; он ругал их на чем свет стоит и грозился, а
сам на ногах еле держится и ничего с ними поделать не может. Герцог вы-
ругал его за это старым дураком, король тоже в долгу не остался, и как
только они сцепились по-настоящему, я и улепетнул - припустился бежать к
реке, да так, что только пятки засверкали. Вот он, думаю, случай-то, те-
перь не скоро они нас с Джимом опять увидят! Добежал я к реке, весь за-
пыхавшись, зато от радости ног под собой не чую и кричу:
- Джим, скорей отвязывай плот, теперь у нас с тобой все в порядке!
Но никто мне не откликнулся, и в шалаше никого не было. Джим пропал!
Я крикнул, и в другой раз крикнул, и в третий; бегаю по лесу туда и сю-
да, зову, аукаю - никакого ответа, пропал старик Джим! Тогда я сел и
заплакал - никак не мог удержаться от слез. Только и сидеть я долго не
мог. Вышел на дорогу, иду и думаю: что же теперь делать? А навстречу мне
какой-то мальчишка; я его и спросил, не видел ли он незнакомого негра,
одетого так-то и так-то, а он и говорит:
- Видал.
- А где? - спрашиваю.
- На плантации Сайласа Фелпса, отсюда будет мили две. Это беглый
негр, его уже поймали. А ты его ищешь?
- И не думаю! Я на него нарвался в лесу час или два назад, и он ска-
зал, что, если я только крикну, он из меня дух вышибет, - велел мне си-
деть смирно и с места не двигаться. Вот я и сидел там, боялся выйти.
- Ну, - говорит мальчишка, - тебе больше нечего бояться, раз его пой-
мали. Он убежал откуда-то издалека, с Юга.
- Это хорошо, что его сцапали.
- Еще бы не хорошо! За него ведь полагается двести долларов награды.
Все равно что на дороге найти.
- Ну да, я бы тоже мог получить награду, если бы был постарше: ведь я
первый его увидел. А кто же его поймал?
- Один старик, приезжий; только он продал свою долю за сорок долла-
ров, потому что ему надо уезжать вверх по реке, а ждать он не может. По-
думать только! Нет, я бы подождал - пускай бы и семь лет пришлось ждать.
- И я тоже, обязательно, - говорю я. - А может, его доля больше и не
стоит, раз он продал так дешево? Может, дело-то не совсем чистое?
- Ну, как же не чистое - чище не бывает. Я сам видел объявление. Там
про него все написано, точка в точку сходится - лучше всякого портрета,
а бежал он из-под Нового Орлеана, с плантации. Нет, уж тут комар носу не
подточит, все правильно... Слушай, а ты мне не одолжишь табачку поже-
вать?
Табаку у меня не было, и он пошел дальше. Я вернулся на плот, сел в
шалаш и стал думать. Но так ничего и не придумал. Думал до тех пор, пока
всю голову не разломило, и все-таки не нашел никакого способа избавиться
от беды. Сколько мы плыли по реке, сколько делали для этих мошенников, и
все зря! Так все и пропало задаром, из-за того что у них хватило духу
устроить Джиму такую подлость: опять продать его в рабство на всю жизнь
за какие-то паршивые сорок долларов, да еще чужим людям!
Я даже подумал, что для Джима было бы в тысячу раз лучше оставаться
рабом у себя на родине, где у него есть семья, если уж ему на роду напи-
сано быть рабом. Уж не написать ли мне письмо Тому Сойеру? Пускай он
скажет мисс Уотсон, где находится Джим. Но скоро я эту мысль оставил, и
вот почему: а вдруг она рассердится и не простит ему такую неблагодар-
ность и подлость, что он взял да и убежал от нее, и опять продаст его? А
если и не продаст, все равно добра не жди: все будут презирать такого
неблагодарного негра, - это уж так полагается, - и обязательно дадут
Джиму почувствовать, какой он подлец и негодяй. А мое-то положение! Всем
будет известно, что Гек Финн помог негру освободиться; и если я только
увижу кого-нибудь из нашего города, то, верно, со стыда готов буду сапо-
ги ему лизать. Это уж всегда так бывает: сделает человек подлость, а от-
вечать за нее не хочет, - думает: пока этого никто не знает, так и сты-
диться нечего. Вот и со мной так вышло. Чем больше я думал, тем сильней
меня грызла совесть, я чувствовал себя прямо-таки дрянью, последним не-
годяем и подлецом. И наконец меня осенило: ведь это, думаю, явное дело -
рука провидения для того и закатила мне такую оплеуху, чтобы я понял,
что на небесах следят за моим поведением, и там уже известно, что я ук-
рал негра у бедной старушки, которая ничего плохого мне не сделала. Вот
мне и показали, что есть такое всевидящее око, оно не потерпит нечести-
вого поведения, а мигом положит ему конец. И как только я это понял, но-
ги у меня подкосились от страха. Ну, я все-таки постарался найти себе
какое-нибудь оправдание; думаю: ничему хорошему меня не учили, значит, я
уж не так виноват; но что-то твердило мне: "На то есть воскресная школа,
почему же ты в нее не ходил? Там бы тебя научили, что если кто поможет
негру, то за это будет веки вечные гореть в аду".
Меня просто в дрожь бросило. И я уже совсем было решил: давай попро-
бую помолюсь, чтобы мне сделаться не таким, как сейчас, а хорошим
мальчиком, исправиться. И стал на колени. Только молитва не шла у меня с
языка. Да и как же иначе? Нечего было и стараться скрыть это от бога. И
от себя самого тоже. Я-то знал, почему у меня язык не поворачивается мо-
литься. Потому что я кривил душой, не по-честному поступал - вот почему.
Притворялся, будто хочу исправиться, а в самом главном грехе не покаял-
ся. Вслух говорил, будто я хочу поступить как надо, по совести, будто
хочу пойти и написать хозяйке этого негра, где он находится, а в глубине
души знал, что все вру, и бог это тоже знает. Нельзя врать, когда мо-
