дело; никто не мог удержаться от слез, все так прямо и зарыдали во весь
голос, и бедные девочки тоже; и чуть ли не каждая женщина подходила к
девочкам и, не говоря ни слова, целовала их очень торжественно в лоб,
потом, положив руку им на голову, поднимала глаза к небу, а потом разра-
жалась слезами и, рыдая и утираясь платочком, отходила в сторону, чтобы
другая могла тоже покрасоваться на ее месте. Я в жизни своей не видел
ничего противней.
Немного погодя король поднялся на ноги, выступил вперед к, собравшись
с силами, начал мямлить речь, а попросту говоря - молоть всякую слезли-
вую чепуху насчет того, какое это тяжелое испытание для них с братом -
потерять покойного, и какое горе не застать его в живых, проехав четыре
тысячи миль, но что это испытание им легче перенести, видя такое от всех
сочувствие и эти святые слезы, и потому он благодарит их от всей души,
от всего сердца и за себя и за брата, потому что словами этого нельзя
выразить, все слова слишком холодны и вялы, и дальше нес такой же вздор,
так что противно было слушать; потом, захлебываясь слезами, провозгласил
самый что ни на есть благочестивый "аминь" и начал так рыдать, будто у
него душа с телом расставалась.
И как только он сказал "аминь", кто-то в толпе запел псалом, и все
его подхватили громкими голосами, и сразу сделалось как-то веселей и
легче на душе, точно когда выходишь из церкви. Хорошая штука музыка! А
после всего этого пустословия мне показалось, что никогда еще она не
действовала так освежительно и не звучала так искренне и хорошо.
Потом король снова начал распространяться насчет того, как ему с пле-
мянницами будет приятно, если самые главные друзья семейства поужинают с
ними нынче вечером и помогут им похоронить останки покойного; и если бы
его бедный брат, который лежит в гробу, мог говорить, то известно, кого
бы он назвал: это все такие имена, которые были ему дороги, и он часто
поминал их в своих письмах; вот он сейчас назовет их всех по очереди; а
именно вот кого: его преподобие мистер Гобсон, дьякон Лот Хови, мистер
Бен Рэкер, Эбнер Шеклфорд, Леви Белл, доктор Робпнсон, их жены и вдова
Бартли.
Его преподобие мистер Гобсон и доктор Робинсон в это время охотились
вместе на другом конце города - то есть я хочу сказать, что доктор отп-
равлял больного на тот свет, а пастор показывал ему дорогу. Адвокат Белл
уехал в Луисвилл по делам. Зато остальные были тут, поблизости, и все
они подходили по очереди и пожимали руку королю, благодарили его и бесе-
довали с ним; потом пожимали руку герцогу; ну, с ним-то они не разгова-
ривали, а только улыбались и мотали головой, как болванчики, а он выде-
лывал руками всякие штуки и гугукал все время, точно младенец, который
еще не умеет говорить.
А король все болтал да болтал и ухитрился расспросить чуть ли не про
всех в городе, до последней собаки, называя каждого по имени и упоминая
разные происшествия, какие случались в городе, или в семье Джорджа, или
в доме у Питера. Он, между прочим, всегда давал понять, что все это Пи-
тер ему писал в письмах, только это было вранье: все это, до последнего
словечка, он выудил у молодого дуралея, которого мы подвезли к пароходу.
Потом Мэри Джейн принесла письмо, которое оставил ее дядя, а король
прочел его вслух и расплакался. По этому письму жилой дом и три тысячи
долларов золотом доставались девочкам, а кожевенный завод, который давал
хороший доход, и другие дома с землей (всего тысяч на семь) и три тысячи
долларов золотом - Гарви и Уильяму; а еще в письме было сказано, что эти
шесть тысяч зарыты в погребе.
Оба мошенника сказали, что сейчас же пойдут и достанут эти деньги и
поделят все, как полагается, по-честному, а мне велели нести свечку. Мы
заперлись в погребе, а когда они нашли мешок, то высыпали деньги тут же
на пол, и было очень приятно глядеть на такую кучу желтяков. Ох, и раз-
горелись же глаза у короля! Он хлопнул герцога по плечу и говорит:
- Вот так здорово! Нет, вот это ловко! Небось это будет почище "Жира-
фа", как по-вашему?
Герцог согласился, что это будет почище. Они хватали золото руками,
пропускали сквозь пальцы, со звоном роняли на пол, а потом король ска-
зал: " - О чем тут разговаривать, раз подошла такая линия! Мы теперь
братья умершего богача и представители живых наследников. Вот что значит
полагаться всегда на волю божию! Это в конце концов самое лучшее. Я все
на свете перепробовал, но лучше этого ничего быть не может.
Всякий другой на их месте был бы доволен такой кучей деньжищ и принял
бы на веру, не считая. Так нет же, им понадобилось пересчитать! Стали
считать - оказалось, что не хватает четырехсот пятнадцати долларов. Ко-
роль и говорит:
- Черт бы его побрал! Интересно, куда он мог девать эта четыреста
пятнадцать долларов?
Они погоревали-погоревали, потом стали искать, перерыли все кругом.
Потом герцог сказал:
- Ну что ж, человек больной, очень может быть, что и ошибся. Самое
лучшее - пускай так и останется, и говорить про это не будем. Мы без них
как-нибудь обойдемся.
- Чепуха! Конечно, обойдемся! На это мне наплевать, только как теперь
быть со счетом - вот я про что думаю. Нам тут нужно вести дело честно и
аккуратно, что называется - начистоту. Надо притащить эти самые деньги
наверх и пересчитать при всех, чтобы никаких подозрений не было. Но
только ели покойник сказал, что тут шесть тысяч, нельзя же нам...
- Постойте! - говорит герцог. - Давайте-ка пополним дефицит. - И на-
чинает выгребать золотые из своего кармана.
- Замечательная мысль, герцог! Ну и голова у вас, право! - говорит
король. - А ведь, ей-богу, опять нам "Жираф" помог! - И тоже начинает
выгребать золотые и ставить их столбиками.
Это их чуть не разорило, зато все шесть тысяч были налицо, полностью.
- Послушайте, - говорит герцог, - у меня есть еще одна идея. Давайте
поднимемся наверх, пересчитаем эти деньги, а йотом возьмем да и отдадим
их девочкам!
- Нет, ей-богу, герцог, позвольте вас обнять! Очень удачная идея,
никто бы до этого не додумался! Замечательная у вас голова, я такую пер-
вый раз вижу! О, это штука ловкая, тут и сомневаться нечего. Пускай те-
перь вздумают нас подозревать - это им заткнет рты.
Как только мы поднялись наверх, все столпились вокруг стола, а король
начал считать деньги и ставить их столбиками, по триста долларов в каж-
дом, - двадцать хорошеньких маленьких столбиков. Все глядели на них го-
лодными глазами и облизывались; потом все деньги сгребли в мешок. Вижу -
король опять охорашивается, готовится произнести еще речь и говорит:
- Друзья, мой бедный брат, который лежит вон там, во гробе, проявил
щедрость к тем, кого покинул в этой земной юдоли. Он проявил щедрость к
бедным девочкам, которых при жизни любил и берег и которые остались те-
перь сиротами, без отца в без матери. Да! И мы, которые знали его, зна-
ем, что он проявил бы к ним еще больше великодушия, если б не боялся
обидеть своего дорогого брата Уильяма, а также и меня. Не правда аи? Ко-
нечно, у меня на этот счет нет никаких сомнений. Так вот, какие мы были
бы братья, если бы помешали ему в таком деле и в такое время? И какие мы
были бы дяди, если б обобрали - да, обобрали! - в такое время бедных,
кротких овечек, которых он так любил? Насколько я знаю Уильяма, - а я
думаю, что знаю, - он... Впрочем, я сейчас его спрошу.
Он оборачивается к герцогу и начинает ему делать знаки, что-то пока-
зывает на пальцах, а герцог сначала смотрит на него Дурак дураком, а по-
том вдруг бросается к королю, будто бы повял, в чем дело, и гугукает
вовсю от радости и обнимает его чуть не двадцать раз подряд. Тут король
объявил:
- Я так и знал. Мне кажется, всякий может убедиться, какие у него
мысли на этот счет. Вот, Мэри Джейн, Сюзанна, Джоанна, возьмите эти
деньги, возьмите все! Это дар того, который бежит вон там во гробе, бес-
чувственный, но полный радости...
Мэри Джейн бросилась к нему, Сюзанна и Заячья Губа бросились к герцо-
гу, и опять пошло такое обнимание и целование, какого я никогда не виды-
вал. А все прочие столпились вокруг со слезами на глазах и чуть руки не
оторвали этим двум мошенникам - все пожимали их, а сами приговаривали:
- Ах, какая доброта! Как это прекрасно! Но как же это вы?..
Ну, потом все опять пустились разговаривать про покойника - какой он
был добрый, и какая это утрата, и прочее тому подобное, а через некото-
рое время с улицы в комнату протолкался какой-то высокий человек с квад-
ратной челюстью и стоит слушает; ему никто не сказал ни слова, потому
что король говорил и все были заняты тем, что слушали. Король говорил, -
с чего он начал, не помню, а это была уже середина:
- ... ведь они близкие друзья покойного. Вот почему их пригласили сю-
да сегодня вечером; а завтра мы хотим, чтобы пришли все, все до единого:
он всех в городе уважал, всех любил, и потому мы желаем, чтобы на его
похоронной оргии был весь город.
И пошел плести дальше, потому что всегда любил сам себя слушать, и
нет-нет да и приплетет опять свою "похоронную оргию", так что герцог в
конце концов не выдержал, написал на бумажке: "Похоронная церемония,
старый вы дурак!" - сложил бумажку, загугукал и протягивает ее королю
через головы впереди стоящих гостей. Король прочел, сунул бумажку в кар-
ман и говорит:
- Бедный Уильям, как он ни огорчен, а сердце у него всегда болит о
других. Просит, чтобы я всех пригласил на похоронную церемонию, - ему
хочется, чтобы все пришли. Только напрасно он беспокоится, я и сам соби-
рался всех позвать.
И разливается дальше самым преспокойным образом и нетнет да и вставит
свою "похоронную оргию", будто так и надо. А как только вклеил ее в тре-
тий раз, сейчас же и оговорился:
- Я сказал "оргия" не потому, что так обыкновенно говорят, вовсе нет,
- обыкновенно говорят "церемония", - а потому, что "оргия" правильней. В
Англии больше не говорят "церемония", это уже не принято. У нас в Англии
теперь все говорят "оргия". Оргия даже лучше, потому что вернее обозна-
чает предмет. Это слово состоит из древнегреческого "орго", что значит
"наружный " ("открытый", и древнееврейского "гизум" - "сажать", "зары-
вать"; отсюда - "хоронить". Так что, вы видите, похоронная оргия - это
открытые похороны, такие, на которых присутствуют все.
Дальше, по-моему, уже и ехать некуда. Тот высокий, с квадратной че-
люстью, засмеялся прямо ему в лицо. Всем стало очень неловко. Все зашеп-
тали:
- Что вы, доктор!
А Эбнер Шеклфорд сказал:
- Что с вами, Робинсон, разве вы не знаете? Ведь это Гарни Уилкс.
Король радостно заулыбался, тычет ему свою лапу и говорит:
- Так это вы и есть дорогой друг и врачеватель моего бедного брата?
Я...
- Уберите руки прочь! - говорит доктор. - Это вы-то англичанин? Да
это дрянная подделка, хуже я не видывал. Вы брат Питера Уилкса? Мошен-
ник, вот вы кто такой!
Ох, как все переполошились! Окружили доктора, стали его унимать, уго-
варивать, стали объяснять ему, что Гарви сто раз успел доказать, что он
и вправду Гарви, что он всех знает по именам, знает даже клички всех со-
бак в городе, и уж так его упрашивали помолчать, чтобы Гарви не обиделся
и чтобы девочки не обиделись. Только все равно ничего не вышло: доктор
не унимался и говорил, что человек, который выдает себя за англичанина,
а сам говорить, как англичанин, не умеет, - просто враль и мошенник.
Бедные девочки не отходили от короля и плакали; но тут доктор повернулся
к ним и сказал:
- Я был другом вашего отца, и вам я тоже друг, и предупреждаю вас
по-дружески, как честный человек, который хочет вам помочь, чтобы вы не
попали в беду и не нажили себе хлопот: отвернитесь от этого негодяя, не
имейте с ним дела, это бродяга и неуч, даром что он бормочет чепуху
