по-гречески и поеврейски! Сразу видно, что это самозванец, - набрал
где-то ничего не значащих имен и фактов и явился с ними сюда; а вы все
это приняли за доказательства, да еще вас вводят в обман ваши легковер-
ные друзья, хотя им бы следовало быть умнее. Мэри Джейн Уилкс, вы знае-
те, что я вам друг, и бескорыстный друг к тому же. Так вот, послушайте
меня: гоните вон этого подлого мошенника, прошу вас! Согласны?
Мэри Джейн выпрямилась во весь рост - и какая же она сделалась краси-
вая! - и говорит:
- Вот мой ответ! - Она взяла мешок с деньгами, передала его из рук в
руки королю и сказала: - Возьмите эти шесть тысяч, поместите их для меня
и моих сестер куда хотите, и никакой расписки нам не надо.
Потом она обняла короля, а Сюзанна и Заячья Губа подошли к нему с
другой стороны и тоже обняли. Все захлопали в ладоши, затопали ногами,
поднялась настоящая буря, а король задрал голову кверху и гордо улыбнул-
ся.
Доктор сказал:
- Хорошо, тогда я умываю руки. Но предупреждаю вас всех: придет вре-
мя, когда вам тошно будет вспомнить про этот день!
И он ушел.
- Хорошо, доктор, - сказал король, как бы передразнивая его, - уж
тогда мы постараемся - уговорим их послать за вами.
Все засмеялись и сказали, что это он ловко поддел доктора.
ГЛАВА XXVI
Когда все разошлись, король спросил Мэри Джейн, найдутся ли у них
свободные комнаты, и она сказала, что одна свободная комната у них есть,
она подойдет для дяди Уильяма, а дяде Гарви она уступит свою комнату,
которая немножко побольше, а сама она поместится с сестрами и будет
спать там на койке; и еще на чердаке есть каморка с соломенным тюфяком.
Король сказал, что эта каморка пригодится для его лакея, - это для меня.
Мэри Джейн повела нас наверх и показала дядюшкам их комнаты, очень
простенькие, зато уютные. Она сказала, что уберет из своей комнаты все
платья и разные другие вещи, если они мешают дяде Гарви; но он сказал,
что нисколько не мешают. Платья висели на стене, под ситцевой занавес-
кой, спускавшейся до самого пола. В одном углу стоял старый сундук, в
другом - футляр с гитарой, и много было разных пустяков и финтифлюшек,
которыми девушки любят украшать свои комнаты. Король сказал, что с ними
комната выглядит гораздо уютнее и милей, и не велел их трогать. У герцо-
га комнатка была очень маленькая, зато удобная, и моя каморка тоже.
Вечером у них был званый ужин, и опять пришли те же гости, что и ут-
ром, а я стоял за стульями короля и герцога и прислуживал им, а ос-
тальным прислуживали негры. Мэри Джейн сидела на хозяйском месте, рядом
с Сюзанной, и говорила всем, что печенье не удалось, а соленья никуда не
годятся, и куры попались плохие, очень жесткие, - словом, все те пустя-
ки, которые обыкновенно говорят хозяйки, когда напрашиваются на компли-
менты; а гости отлично видели, что все удалось как нельзя лучше, и все
хвалили, - спрашивали, например: "Как это вам удается так подрумянить
печенье? ", или: "Скажите, ради бога, где вы достали такие замечательные
пикули?" - и все в таком роде; ну, знаете, как обыкновенно за ужином -
переливают из пустого в порожнее.
Когда все это кончилось, мы с Заячьей Губой поужинали в кухне остат-
ками, пока другие помогали неграм убирать со стола и мыть посуду. Заячья
Губа начала меня расспрашивать про Англию, и, ей-богу, я каждую минуту
так и думал, что, того гляди, проврусь. Она спросила:
- Ты когда-нибудь видел короля?
- Какого? Вильгельма Четвертого? Ну, а то как же! Он ходит в нашу
церковь.
Я-то знал, что он давно помер, только ей не стал говорить. Вот, после
того как я сказал, что он ходит в нашу церковь, она и. спрашивает:
- Как? Постоянно ходит?
- Ну да, постоянно. Его скамья как раз напротив нашей - по другую
сторону кафедры.
- А я думала, он живет в Лондоне.
- Ну да, там он и живет. А где ж ему еще жить?
- Да ведь ты живешь в Шеффилде!
Ну, вижу, я влип. Пришлось для начала прикинуться, будто подавился
куриной костью, чтобы выгадать время, - надо же придумать, как мне вы-
вернуться! Потом я сказал:
- То есть он ходит в нашу церковь всегда, когда бывает в Шеффилде.
Это же только летом, когда он приезжает брать морские ванны.
- Что ты мелешь, ведь Шеффилд не на море!
- А кто сказал, что он на море?
- Да ты же и сказал.
- И не думал говорить"
- Нет, сказал!
- Нет, не говорил!
- Сказал!
- Ничего подобного не говорил.
- А что же ты говорил?
- Сказал, что он приезжает брать морские ванны - вот что я сказал.
- Так как же он берет морские ванны, если там нет моря?
- Послушай, - говорю я, - ты видала когда-нибудь английский эль?
- Видала.
- А нужно за ним ездить в Англию?
- Нет, не нужно.
- Ну так вот, и Вильгельму Четвертому не надо ездить к морю, чтобы
брать морские ванны.
- А откуда же тогда он берет морскую воду?
- Оттуда же, откуда люди берут эль: из бочки. В Шеффилде во дворце
есть котлы, и там ему эту воду греют. А в море такую уйму воды не
очень-то нагреешь, никаких там приспособлений для этого нет.
- Теперь поняла. Почему же ты сразу не сказал, только время даром
тратил.
Ну, тут я понял, что выпутался благополучно, и мне стало много легче
и веселей. А она опять пристает:
- А ты тоже ходишь в церковь?
- Конечно, постоянно хожу.
- А где ты там сидишь?
- Как где? На нашей скамейке.
- На чьей?
- На нашей, то есть твоего дяди Гарви.
- На его скамье? А зачем ему скамья?
- Затем, чтобы сидеть. А ты думала - зачем?
- Ишь ты, а ведь я думала, что его место на кафедре.
Ох, чтоб ему, я и позабыл, что он проповедник! Ну, вижу, опять я за-
сыпался; пришлось еще раз давиться куриной костью и опять думать. Потом
я сказал:
- Что же, по-твоему, в церкви бывает только один проповедник?
- А на что же больше?
- Как! Это чтобы королю проповедовать? Ну, знаешь, ли, я таких, как
ты, еще не видывал! Да их меньше семнадцати не бывает.
- Семнадцать проповедников! Господи! Да я бы ни за что не высидела
столько времени, даже для спасения души. Это их в неделю всех не перес-
лушаешь.
- Пустяки, они не все в один день проповедуют, а по очереди.
- А что же тогда делают остальные?
- Да ничего особенного. Сидят, отдыхают, ходят с кружкой - да мало ли
что! А то и совсем ничего не делают.
- Для чего же они тогда нужны?
- Как для чего? Для фасона. Неужто ты этого не знаешь?
- Даже и знать не хочу про такие глупости! А как в Англии обращаются
с прислугой? Лучше, чем мы с неграми?
- Какое! Слугу там и за человека не считают. Обращаются хуже, чем с
собакой.
- А на праздники разве их не отпускают, как у нас, - на рождество, на
Новый год, на Четвертое июля?
- Скажет тоже! Сразу видно, что ты в Англии никогда не была. Да зна-
ешь ли ты, Заяч... знаешь ли, Джоанна, что у них никогда и праздников-то
не бывает, их круглый год никуда не пускают: ни в цирк, ни в театр, ни в
негритянский балаган, ну просто никуда!
- Ив церковь тоже?
- Ив церковь.
- А ведь ты ходишь в церковь?
Ну вот, опять я запутался! Я позабыл, что служу у старика. Но в сле-
дующую минуту я уже пустился объяснять ей, что лакей совсем не то, что
простой слуга, и обязан ходить в церковь, хочет он этого или нет, и си-
деть там вместе с хозяевами, потому что так полагается. Только получи-
лось у меня не оченьто складно; кончил я объяснять и вижу, что она мне
не верит.
- Скажи, - говорит, - "честное индейское", что ты не наврал мне с три
короба.
- Честное индейское, нет, - говорю я.
- Совсем ничего не приврал?
- Ровно ничего. Как есть ни единого словечка, - говорю я.
- Положи руку вот на эту книжку и скажи еще раз.
Я вижу, что это просто-напросто словарь, положил на него руку и ска-
зал. Она как будто поверила и говорит:
- Ну ладно, кое-что тут, может, и верно; только уж извини, никогда
этого не будет, чтобы я всему остальному поверила.
- Чему это ты не хочешь верить, Джо? - сказала Мэри Джейн, входя
вместе с Сюзанной. - Нехорошо и невежливо так с ним разговаривать, он
здесь чужой и от родных далеко. Тебе ведь не понравилось бы, если бы с
тобой так обращались?
- Вот ты всегда так, Мэри, - заступаешься за всех, когда их никто еще
и не думал обижать. Ничего я ему не сделала. Он тут мне наврал, по-мое-
му, а я сказала, что не обязана всему верить. Вот и все, больше ничего
не говорила. Я думаю, такие-то пустяки он может стерпеть?
- Мне все равно, пустяки это или нет; он гостит у нас в доме, и с
твоей стороны нехорошо так говорить. Ведь на его месте тебе было бы
стыдно; вот и не надо говорить ничего такого, чтобы человеку было стыд-
но.
- Да что ты, Мэри, он же сказал...
- Это не важно, что бы он там ни сказал, - не в том дело. Важно, что-
бы ты была с ним ласкова и не говорила мальчику ничего такого, а то он
вспомнит, что он тут всем чужой и далеко от родины.
А я думаю про себя: "И такую-то девушку я позволяю обворовывать этому
старому крокодилу! "
Тут и Сюзанна вмешалась: такую задала гонку Заячьей Губе, что мое
почтение!
А я думаю про себя: "И эту тоже я позволяю ему бессовестно обворовы-
вать! "
Тогда Мэри Джейн заговорила с ней совсем по-другому, кротко и ласко-
во, как она всегда говорила; только после этого бедная Заячья Губа стала
тише воды, ниже травы и ударилась в слезы.
- Ну вот и хорошо, - сказали ей сестры, - теперь попроси у него про-
щенья.
Она и прощенья попросила, да еще как вежливо! Так деликатно, что при-
ятно было слушать; мне даже захотелось еще больше ей наврать, чтобы она
еще раз попросила прощенья.
Думаю: "Ведь и эту тоже я позволяю ему обворовывать! " А после того
как она попросила прощенья, все они принялись хлопотать и стараться,
чтобы я почувствовал себя как дома и понял бы, что я среди друзей. А я
чувствовал себя такой дрянью, таким мерзавцем и негодяем, что решил
твердо: украду для них эти деньги, а там будь что будет.
И я ушел - будто бы спать, а сам думаю: погожу еще ложиться. Остав-
шись один, я стал это дело обмозговывать. Думаю себе: пойти, что ли, к
этому доктору да донести на моих мошенников? Нет, это не годится. А
вдруг он расскажет, кто ему сказал? Тогда мне от короля с герцогом соло-
но придется. Сказать потихоньку Мэри Джейн? Нет, лучше не надо. По ее
лицу они, конечно, сразу поймут, в чем дело; мешок с золотом у них -
они, не долго думая, возьмут да и удерут с деньгами. А если она позовет
кого-нибудь на помощь, меня тоже в это дело запутают, когда-то еще там
разберутся! Нет, только и есть одно верное средство: надо мне как-нибудь
украсть эти деньги, и украсть так, чтобы на меня никто не подумал. У ко-
роля с герцогом тут выгодное дельце, они отсюда не уедут, пока не оберут
дочиста и этих сирот, и весь город, так что я еще сумею выбрать удобное
время. Украду деньги и спрячу, а потом, когда уеду вниз по реке, напишу
Мэри Джейн письмо и расскажу, где я их спрятал. А красть все-таки лучше
нынче ночью, потому что доктор, наверное, не все сказал, что знает; как
бы он их отсюда не спугнул.
Ну, думаю, пойду-ка обыщу их комнаты. Наверху в коридоре было темно,
но я все-таки отыскал комнату герцога и начал там все подряд ощупывать;
потом сообразил, что вряд ли король отдаст кому-нибудь эти деньги на
сохранение, на него что-то не похоже. Пошел в комнату короля и там тоже
начал шарить. Вижу, без свечки ничего не выходит, а зажечь, конечно, бо-
юсь. Тогда я решил сделать по-другому: думаю, подстерегу их и подслушаю.
И в это самое время вдруг слышу - они идут.
Только я хотел залезть под кровать - сунулся, а она вовсе не там сто-
ит, где я думал; зато мне под руку попалась занавеска, под которой висе-
ли платья Мэри Джейн; я скорей нырнул под нее, зарылся в платья и стою,
