Садизм?.. Хинкус? Может быть, и Хинкус, хотя Хинкус на вид, пожалуй,
жидковат для таких упражнений... А может быть, не Хинкус, а тот, кто
подбросил мне записку о Хинкусе?..
Нет, так у меня не пойдет. Ну почему это не фальшивый лотерейный
билет и не подчищенная бухгалтерская книга? Там бы я быстро разобрался...
Вот что мне надо сделать: сесть в автомобиль и гнать по дороге до самого
завала, а там попытаться перейти завал на лыжах, добраться до Мюра и
вернуться сюда с ребятами из отдела убийств. Я даже приподнялся было, но
снова сел. Хороший, конечно, это был выход, но уж больно плохой. Оставить
здесь все на произвол судьбы, дать убийце время и разные возможности...
оставить дю Барнстокра, которому грозили... Да и как я переберусь через
завал? Можно себе представить, что это такое: лавина в Бутылочном
Горлышке.
В дверь постучали. Вошел хозяин, неся на подносе чашку с горячим кофе
и сандвичи.
- Машины все на месте, - объявил он, ставя передо мною поднос. - Лыжи
тоже. Хинкуса нигде не нашел. На крыше валяются его шуба и шапка, но это
вы, наверное, видели.
- Да, это я видел, - проговорил я, отхлебывая кофе. - А что
однорукий?
- Спит, - сказал хозяин. Он поджал губы и потрогал пальцем натеки
клея на столе. - Н-да... Так вот, он спит. Странный тип. Уже порозовел и
выглядит вполне прилично. Я там держу Леля. Так, на всякий случай.
- Спасибо, Алек, - сказал я. - Идите пока, и пусть все будет тихо.
Пусть все спят.
Хозяин покачал головой.
- Уже не выйдет. Мозес уже встал, у него свет... Ладно, я пойду. А
Кайсу я запру, она у меня дура. Хотя она еще ничего не знает.
- И пусть не знает, - сказал я.
Хозяин вышел. Я с наслаждением выпил кофе, отодвинул тарелку с
сандвичами и снова закурил. Когда я видел Олафа последний раз? Я играл на
бильярде, он танцевал с чадом. Это было еще до того, как разошлись
картежники. А они разошлись, когда пробило половину чего-то. Сразу после
этого Мозес объявил, что ему пора спать. Ну, это время нетрудно будет
установить. Но вот насколько раньше этого времени я в последний раз видел
Олафа? А ведь, пожалуй, незадолго. Ладно, мы это установим. Теперь так:
ожерелье Кайсы, записка дю Барнстокра, слышали ли что-нибудь соседи Олафа
- дю Барнстокр и Симонэ...
Я только-только начал чувствовать, что у меня вырисовывается какой-то
план расследования, как вдруг услышал глухие и довольно сильные удары в
стену - из номера-музея. Я даже тихонько застонал от бешенства. Я сбросил
пиджак, поддернул рукава и осторожно, на цыпочках вышел в коридор. По
физиономии, по щекам, мельком подумал я. Я ему покажу шуточки, кто бы это
ни был...
Я распахнул дверь и пулей влетел в номер-музей. Там было темно, и я
быстро включил свет. Номер был пуст, и стук вдруг прекратился, но я
чувствовал, что здесь кто-то есть. Я сунулся в туалет, в шкаф, за
портьеры. Позади меня глухо замычали. Я подскочил к столу и отшвырнул
тяжелое кресло.
- Вылезай! - яростно приказал я.
В ответ снова раздалось глухое мычание. Я присел на корточки и
заглянул под стол. Там, втиснутый между тумбочками, в страшно неудобной
позе, обмотанный веревкой и с кляпом во рту, сидел, скрючившись в три
погибели, опасный гангстер, маньяк и садист Хинкус и таращил на меня из
сумрака слезящиеся мученические глаза. Я выволок его на середину комнаты и
вырвал изо рта кляп.
- Что это значит? - спросил я.
В ответ он принялся кашлять. Он кашлял долго, с надрывом, с сипением,
он отплевывался во все стороны, он охал и хрипел. Я заглянул в туалетную,
взял бритву Погибшего Альпиниста и разрезал на Хинкусе веревки. Бедняга
так затек, что не мог даже поднять руку и вытереть физиономию. Я дал ему
воды. Он жадно выпил и, наконец, подал голос: сложно и скверно выругался.
Я помог ему встать и усадил его в кресло. Бормоча ругательства, плачевно
сморщив лицо, он принялся ощупывать себе шею, запястья, бока.
- Что с вами случилось? - спросил я. Глядя на него я испытывал
определенное облегчение: оказывается, мысль о том, что где-то за кулисами
убийства прячется невидимый Хинкус, очень беспокоила меня.
- Что случилось... - бормотал он. - Сами видите, что случилось!
Связали, как барана, и сунули под стол...
- Кто?
- Почем я знаю? - сказал он мрачно, и вдруг его всего передернуло. -
Бог ты мой! - пробормотал он. - Выпить бы... У вас нет чего-нибудь выпить,
инспектор?
- Нет, - сказал я. - Но будет. Как только вы ответите на мои вопросы.
Он с трудом поднял левую руку и отогнул рукав.
- А, черт, часы раздавил, сволочь... - пробормотал он. - Сколько
сейчас времени, инспектор?
- Час ночи, - ответил я.
- Час ночи... - повторил он. - Час ночи... - Глаза у него
остановились. - Нет, - сказал он и поднялся. - Надо выпить. Схожу в
буфетную и выпью.
Легким толчком в грудь я усадил его снова.
- Успеется, - сказал я.
- А я вам говорю, что хочу выпить! - сказал он, повышая голос и снова
делая попытку встать.
- А я вам говорю, что успеется! - сказал я, снова пресекая эту
попытку.
- Кто вы такой, чтобы здесь распоряжаться? - уже в полный голос
взвизгнул он.
- Не орите, - сказал я. - Я - полицейский инспектор. А вы на
подозрении, Хинкус.
- На каком еще подозрении? - спросил он, сразу сбавив тон.
- Сами знаете, - ответил я. Я старался выиграть время, чтобы
сообразить, как действовать дальше.
- Ничего я не знаю, - угрюмо заявил он. - Что вы мне голову морочите?
Ничего я не знаю и знать не хочу. А вы за ваши штучки ответите, инспектор.
Я и сам чувствовал, что мне придется отвечать за мои штучки.
- Слушайте, Хинкус, - сказал я. - В отеле произошло убийство. Так что
лучше отвечайте на мои вопросы, потому что, если вы будете финтить, я
изуродую вас, как бог черепаху. Мне терять нечего, семь бед - один ответ.
Некоторое время он молча смотрел на меня, приоткрыв рот.
- Убийство... - повторил он как бы разочарованно. - Вот те на! А
только я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили... А кто убит?
- А вы думаете - кто?
- Откуда мне знать? Когда я из столовой уходил, все вроде были живы.
А потом... - Он замолчал.
- Ну? - сказал я. - Что было потом?
- А ничего не было. Я сидел себе на крыше, задремал. Вдруг чувствую,
душат, валят, а больше ничего не помню. Очнулся под этим паршивым столом,
чуть с ума не сошел: думал, заживо похоронили. Принялся стучать.
Стучал-стучал, никто не идет. Потом вы пришли. Вот и все.
- Вы можете сказать, когда примерно вас схватили?
Он задумался и некоторое время сидел молча. Потом он вытер ладонью
рот, посмотрел на пальцы, его снова передернуло, и он вытер ладонь о
штанину.
- Ну? - сказал я.
Он поднял на меня тусклые глаза.
- Что?
- Я спрашиваю, когда примерно вас...
- А... Да что-то около девяти. Последний раз, когда я смотрел на
часы, было восемь сорок.
- Дайте сюда ваши часы, - сказал я.
Он послушно отстегнул часы и протянул мне. Я заметил, что запястье у
него покрыто сине-багровыми пятнами.
- Разбиты они, - сообщил он.
Часы были не разбиты, они были раздавлены. Часовая стрелка
отломилась, а минутная показывала сорок три минуты.
- Кто это был? - снова спросил я.
- Откуда мне знать? Я же говорю, что задремал.
- И не проснулись, когда вас схватили?
- Меня схватили сзади, - угрюмо произнес он. - Нет у меня глаз на
заду.
- А ну, поднимите подбородок!
Он мрачно смотрел на меня исподлобья, и я понял, что я на верном
пути. Я взял его двумя пальцами за челюсть и толчком вздернул его голову.
Бог знает, что означали эти синяки и царапины на его худой жилистой шее,
но я уверенно сказал:
- Перестаньте лгать, Хинкус. Вас душили спереди, и вы его видели. Кто
это был?
Дернув головой, он освободился.
- Идите к черту, - прохрипел он. - К дьяволу. Не ваше собачье дело.
Кого бы здесь ни стукнули, я к этому отношения не имею, а на остальное мне
наплевать... И мне нужно выпить! - заорал он вдруг. - У меня все болит,
понимаете вы это, полицейская балда?
По-видимому, он был прав. В чем бы он ни был замешан, к убийству он
отношения не имел, во всяком случае, прямого. Однако и я не имел права
отступать.
- Как угодно, - холодно сказал я. - Тогда я запру вас в кладовку, и
вы не получите ни бренди, ни сигарет, пока не скажете все, что знаете.
- Да что вам от меня нужно?.. - простонал он. Я видел, что он вот-вот
заплачет. - Чего вы ко мне привязались?
- Кто вас схватил?
- Ч-черт! - прошипел он в отчаянии. - Да не желаю я об этом говорить,
можете вы это понять? Видел, да, видел, кто это был! - Его снова
передернуло, прямо-таки перекосило на сторону. - Врагу своему не пожелаю
такое увидеть!.. Вам, черт бы вас подрал, не пожелаю такого! Вы бы сдохли
от страха!
Он был не в себе.
- Ладно, - сказал я и поднялся. - Пойдемте.
- Куда?
- За выпивкой, - сказал я.
Мы вышли в коридор. Он пошатывался и цеплялся за мой рукав. Мне было
интересно, как он отреагирует, увидев наклейки на двери Олафа, но он
ничего не заметил, ему явно было не до того. Я привел его в бильярдную,
нашел на подоконнике полбутылки бренди, оставшиеся с вечера, и подал ему.
Он жадно схватил бутылку и надолго присосался к горлышку.
- Господи, - прохрипел он, утираясь. - Смачно-то как!..
Я смотрел на него. Можно было, конечно, предположить, что он в
сговоре с убийцей, что все это задумано для отвода глаз, тем более что он
приехал вместе с Олафом, можно было даже предположить, что он и есть
убийца и что сообщники потом связали его для создания алиби, но я
чувствовал, что это слишком сложно для правды. То есть с ним явно было не
все в порядке: никакой он не туберкулезник, и никакой он, видимо, не
ходатай по делам несовершеннолетних, и остается открытым вопрос, для чего
он торчал на крыше... Меня вдруг осенило! Что бы он ни делал на крыше, это
кому-то мешало, возможно, как-то мешало покончить с Олафом, и его убрали.
Его убрали, а тот, кто его убирал, внушал почему-то Хинкусу невыносимый
ужас, а значит, не был постояльцем отеля, ибо никого в отеле Хинкус,
по-видимому, не боялся. Чепуха какая-то... И тут я вспомнил все эти
истории с душем, с трубкой, с таинственными записками... и вспомнил, каким
зеленым и напуганным был Хинкус, когда днем спускался с крыши...
- Слушайте, Хинкус, - мягко сказал я. - Тот, кто вас схватил... вы
ведь видели его и раньше, днем?
Он дико взглянул на меня и снова присосался к бутылке.
- Так, - сказал я. - Ну, пойдемте. Я запру вас в номере. Бутылку
можете взять с собой.
- А вы? - хрипло спросил он.
- Что - я?
- Вы уйдете?
- Естественно, - сказал я.
- Послушайте, - сказал он. - Послушайте, инспектор.. - Глаза у него
бегали, он искал, что сказать. - Вы... Я... Вы... вы заглядывайте ко мне,
ладно? Я, может быть, вспомню еще что-нибудь... Или, может быть, я побуду
с вами? - Он умоляюще глядел на меня. - Я не убегу, и... ничего... клянусь
вам...
- Вы боитесь остаться один в номере? - спросил я.
- Да, - ответил он.
- Но ведь я вас запру, - сказал я. - И ключ унесу с собой...
В каком-то отчаянии он махнул рукой.
- Это не поможет, - пробормотал он.
- Ну-ну, Хинкус, - строго сказал я. - Будьте мужчиной! Что вы
раскисли, как старая баба?
Он ничего не ответил и только нежно прижал бутылку к груди обеими
руками. Я отвел его в номер и, еще раз пообещав навестить, запер. Ключ я
