нас с вами в убийстве этого Олафа. Вы помните Олафа? Так вот, его убили.
- Да, я уже слыхала об этом, - сказала госпожа Мозес. - Это ужасно.
Милый Глебски, неужели вы действительно подозреваете нас в этом кошмарном
злодеянии?
Мне все это надоело. Хватит, подумал я. К чертовой матери.
- Сударыня, - сказал я сухо. - Следствием установлено, что вчера
примерно в половине девятого вечера вы покидали столовую. Вы, конечно,
подтверждаете это?
Старик негодующе заворочался в кресле, но госпожа Мозес опередила
его.
- Ну, разумеется, подтверждаю, - сказала она. - С какой стати я буду
это отрицать? Мне понадобилось отлучиться, и я отлучилась.
- Насколько я понимаю, - продолжал я, - вы спустились сюда, в ваш
номер, а в начале десятого вновь вернулись в столовую. Это так?
- Да, конечно. Правда, я не совсем уверена относительно времени, я не
смотрела на часы... Но скорее всего, это было именно так.
- Мне бы хотелось, чтобы вы вспомнили, сударыня, видели ли вы
кого-нибудь на пути из столовой и обратно в столовую.
- Да... кажется... - сказала госпожа Мозес. Она наморщила лобик, и я
весь так и напрягся. - Ну конечно! - воскликнула она. - Когда я уже
возвращалась, я увидела в коридоре парочку...
- Где? - быстро спросил я.
- Ну... сразу налево от лестничной площадки. Это был наш бедный Олаф
и это забавное существо... я не знаю, юноша или девушка... Кто он, Мозес?
- Минуточку, - сказал я. - Вы уверены, что они стояли слева от
лестничной площадки?
- Совершенно уверена. Они стояли, держась за руки, и очень мило
ворковали. Я, конечно, сделала вид, будто ничего не заметила...
Вот она, заминочка Брюн, подумал я. Чадо вспомнило, что их могли
видеть перед номером Олафа, и не успело ничего сообразить, а потом
принялось врать в надежде, что как-нибудь да пронесет.
- Я - женщина, инспектор, - продолжала госпожа Мозес. - и я никогда
не вмешиваюсь в дела окружающих. При других обстоятельствах вы бы не
услышали от меня ни слова, но сейчас, мне кажется, я обязана быть вполне
откровенной... Не правда ли, Мозес?
Мозес из своего кресла пробурчал что-то неопределенное.
- И еще, - продолжала госпожа Мозес. - Но это уже, наверное, не имеет
особенного значения... Когда я спускалась по лестнице, мне повстречался
этот маленький несчастный человек...
- Хинкус, - просипел я и откашлялся. У меня что-то застряло в горле.
- Да, Финкус... его, кажется, так зовут... Вы знаете, инспектор, ведь
у него туберкулез. А ведь никогда не подумаешь, правда?
- Прошу прощения, - сказал я. - Когда вы встретили его, он поднимался
по лестнице из холла?
- Даже полицейскому должно быть ясно, - раздраженно прорычал Мозес. -
Моя жена ясно сказала вам, что она встретила этого Фикуса, когда
спускалась по лестнице. Следовательно, он поднимался ей навстречу...
- Не сердитесь, Мозес, - ласково произнесла госпожа Мозес. -
Инспектор просто интересуется деталями. Наверное, это ему важно... Да,
инспектор, он поднимался мне навстречу и, по-видимому, именно из холла. Он
шел не спеша и, кажется, глубоко задумавшись, потому что не обратил на
меня никакого внимания. Мы разминулись и пошли каждый своей дорогой.
- Как он был одет?
- Ужасно! Какая-то кошмарная шуба... как это называется... овчина! От
него даже, простите, пахло... мокрой шерстью, псиной... Не знаю, как вы,
инспектор, но я думаю: если у человека нет средств прилично одеваться, ему
следует сидеть дома и изыскивать эти средства, а не выезжать в места, где
бывает приличное общество.
- Я бы многим здесь посоветовал, - прорычал Мозес поверх кружки, -
сидеть дома и не выезжать в места, где бывает приличное общество. Ну что,
инспектор, вы, наконец, закончили?
- Нет, не совсем, - проговорил я медленно. - Еще один вопрос...
Вернувшись к себе после окончания бала, вы, сударыня, наверное легли спать
и крепко заснули?
- Крепко заснула?.. Да как вам сказать... Так, подремала немножко, я
чувствовала себя возбужденной - вероятно, выпила немного больше, чем
следовало...
- Но, вероятно, вас что-то разбудило? - сказал я. - Ведь когда я
позже так неловко ворвался в ваш номер - я приношу вам глубочайшие
извинения, - вы не спали...
- Ах, вот вы о чем... Не спала... Да, действительно не спала, но я не
могу сказать, инспектор, чтобы меня что-то разбудило. Просто я
чувствовала, что сегодня мне как следует не заснуть, и решила почитать
немного. И вот, как видите, читаю до сих пор... Впрочем, если вы хотели
узнать, слышала ли я ночью какой-нибудь подозрительный шум, то я могу
твердо сказать: нет, не слышала.
- Никакого шума? - удивился я.
Она посмотрела на Мозеса с какой-то, как мне показалось,
растерянностью. Я не спускал с нее глаз.
- По-моему, никакого, - сказала она неуверенно. - А вы, Мозес?
- Абсолютно никакого, - решительно сказал Мозес. - Если не считать
отвратительной возни, поднятой этими господами вокруг нищеброда...
- И никто из вас не слышал даже шума обвала? Не ощутил сотрясения?
- Какого обвала? - удивилась госпожа Мозес.
- Не волнуйтесь, дорогая, - сказал Мозес. - Ничего страшного.
Неподалеку в горах случился обвал, я расскажу вам об этом после... Ну что,
инспектор? Теперь уже, может быть, достаточно?
- Да, - сказал я. - Теперь достаточно. - Я встал. - Еще один, самый
последний вопрос.
Господин Мозес зарычал - совсем как рассерженный Лель, - но госпожа
Мозес благосклонно кивнула.
- Пожалуйста, инспектор.
- Сегодня днем, незадолго до обеда, вы поднимались на крышу, госпожа
Мозес...
Она рассмеялась и перебила меня:
- Нет, я не поднималась на крышу. Я поднималась из холла на второй
этаж и по рассеянности, в задумчивости, пошла дальше по этой ужасной
чердачной лестнице. Я почувствовала себя очень глупо, когда увидела вдруг
перед собой дверь, какие-то доски... я даже не сразу поняла, куда я
попала...
Мне очень хотелось спросить ее, зачем это она поднималась на второй
этаж. Я представления не имел, что ей могло понадобиться на втором этаже,
хотя и можно было предположить, что речь шла об амурах с Симонэ, в которые
я случайно вмешался. Но тут я посмотрел на старика, и все это вылетело у
меня из головы. Потому что на коленях у Мозеса лежала плетка - мрачный
черный арапник с толстой рукояткой и с многочисленными витыми хвостами, в
которых поблескивал металл. Я ужаснулся и отвел глаза.
- Благодарю вас сударыня, - пробормотал я. - Вы оказали большую
помощь следствию, сударыня.
Чувствуя себя безнадежно усталым, я дотащился до холла и присел
отдохнуть рядом с хозяином. Жуткое видение арапника все еще стояло у меня
перед глазами, и, помотав головой, я с трудом отогнал его. Это не мое
дело. Это дело семейное, меня это не касается... Глаза у меня резало, как
от песка. Наверное, мне следовало бы поспать - хотя бы часа два. Мне
предстояло еще допросить незнакомца, и вторично допросить чадо, и вторично
допросить Кайсу, для всего этого мне понадобятся силы, и поэтому мне надо
поспать. Но я чувствовал, что мне сейчас не заснуть. По отелю бродят
двойники Хинкуса. Чадо дю Барнстокра врет. Да и с госпожой Мозес тоже не
все ладно. Либо она спала мертвым сном, и тогда непонятно, почему она
проснулась и почему врет, что почти не спала. Либо она не спала, и тогда
непонятно, почему она не слышала ни обвала, ни возни в соседней комнате. И
совсем непонятно, что все-таки произошло с Симонэ... Слишком много
сумасшедших в этом деле, подумал я вяло. Сумасшедших, пьяных и дур... И
вообще я, наверное, действую неправильно. Как бы поступил на моем месте
Згут? Он немедленно отобрал бы всех, у кого хватит силы свернуть шею
двухметровому викингу, и работал бы только с ними. А я вожусь с этим
слабосильным чадом, с плюгавым шизофреником Хинкусом, со старым
алкоголиком Мозесом... Да и не в этом дело. Ну, найду я убийцу. А дальше?
Это же типичный случай убийства в закрытой комнате. Мне сроду не доказать,
как убийца туда вошел и как он оттуда вышел... Эх, беда. Кофе что ли
выпить?
Я посмотрел на хозяина. Хозяин прилежно нажимал клавиши арифмометра и
что-то записывал в счетоводную книгу.
- Послушайте, Алек, - сказал я. - Может в вашем отеле укрыться,
оставаясь незамеченным, двойник Хинкуса?
Хозяин поднял голову и посмотрел на меня.
- Именно двойник Хинкуса? - деловито спросил он. - Не кто-нибудь еще?
- Да. Именно двойник Хинкуса, Алек. В вашем отеле живет двойник
Хинкуса. Он не платит за постой, Алек. Он, должно быть, ворует продукты,
подумайте об этом, Алек!
Хозяин подумал.
- Не знаю, - сказал он. - Ничего такого я не заметил. Я чувствую
только одно, Петер. Вы заблуждаетесь. Вы идете по самому естественному
пути, и именно поэтому вы заблуждаетесь особенно сильно. Вы исследуете
алиби, вы собираете улики, вы ищете мотивы. А мне кажется, что в этом деле
обычные понятия вашего искусства теряют свой смысл, как понятие времени
при сверхсветовых скоростях...
- Это и есть ваше ощущение? - горько спросил я.
- Что вы имеете в виду?
- Да всю эту вашу философию насчет алиби при сверхсветовых скоростях.
У меня голова пухнет, а вы черт знает что городите. Принесите уж лучше
кофе.
Хозяин встал.
- Вы все-таки еще не созрели, Петер, - сказал он. - А я жду, когда
вы, наконец, созреете.
- Зачем это вам надо? Я уже перезрел, я скоро упаду.
- Не упадете! - успокоил меня хозяин. - И вы еще далеко не созрели. А
вот когда вы созреете, когда я увижу, что вы готовы, тогда я вам кое-что
расскажу.
- Расскажите сейчас, - вяло попросил я.
- Сейчас рассказывать бессмысленно. Вы отмахнетесь и забудете. А я
хочу дождаться момента, когда мои слова покажутся вам единственным ключом
к пониманию всего этого дела.
- Господи, - пробормотал я. - Могу себе представить, что это за
слова!
Хозяин снисходительно улыбнулся и направился к кухне. На пороге он
остановился и предложил:
- А хотите, я сейчас расскажу вам, что именно почудилось нашему
великому физику?
- Ну, попробуйте, - сказал я.
- Наш великий физик залез в постель к госпоже Мозес и обнаружил там
вместо живой женщины бездыханный манекен. Куклу, Петер, холодную куклу.
11
Он стоял на пороге и, ухмыляясь, глядел на меня.
- Ну-ка, подите сюда, - сказал я. - Рассказывайте.
- А кофе?
- Черт с ним, с кофе! Я же вижу, что вы что-то знаете. Не морочьте
мне голову, выкладывайте все, как есть.
Он вернулся к столику, но садиться не стал.
- Я не знаю, как все есть, - сказал он, - Я могу только кое-что
предполагать.
- Откуда вы знаете, что обнаружил Симонэ?
- Ага, значит, я угадал... - Он сел и удобно развалился. - Впрочем,
это и так было ясно по вашему обалделому виду, Петер. Согласитесь, это
вышло у меня довольно эффектно...
- Слушайте, Алек. - сказал я. - Я не стану скрывать: вы мне
нравитесь.
- Вы мне тоже, - сказал он.
- Заткнитесь. Вы мне нравитесь. Но это еще ничего не значит. Я не
подозреваю вас, Алек. У меня, к сожалению, нет никаких оснований вас
подозревать. Но в этом отношении вы ничем не отличаетесь от остальных... Я
никого не подозреваю. А мне надо, мне уже пора кого-то подозревать.
- Не давайте себе воли! - сказал хозяин, подняв толстый палец.
- Я вам сказал: заткнитесь. Так вот, если вы будете морочить мне
голову, то я начну вас подозревать. У вас будут неприятности, Алек. Я
очень неопытен в такого рода делах, и потому у вас могут быть очень
