Это может означать только то, что означало уже несколько раз за последние
десять лет: обвалом забило Бутылочное Горлышко, вы его проезжали,
единственный проход в мою долину.
Он отпил из стакана.
- Я сразу понял, что к чему, - продолжал он. - Грохот донесся с
севера. Теперь нам остается только ждать. Пока о нас вспомнят, пока
организуют рабочую бригаду...
- Воды у нас хватит с избытком, - задумчиво сказал я. - А вот не
впадем ли мы в людоедство?
- Нет, - сказал хозяин самодовольно. - Разве что вам захочется
разнообразить меню. Только я заранее предупреждаю: Кайсу я вам не отдам.
Можете обгладывать господина дю Барнстокра. Он выиграл у меня сегодня
семьдесят крон, старый мошенник.
- А как насчет топлива? - спросил я.
- У нас всегда есть в резерве мои вечные двигатели.
- Гм... - сказал я. - Они деревянные?
Хозяин взглянул на меня с упреком. Потом он сказал:
- Почему вы не спросите, Петер, как у нас с выпивкой?
- А как?
- С выпивкой, - гордо сказал хозяин, - у нас особенно хорошо. Одной
только фирменной наливки у нас сто двадцать бутылок.
Некоторое время мы молча смотрели на угли, спокойно прихлебывая из
стаканов. Мне было хорошо как никогда. Я обдумывал возникшие только что
перспективы, и чем больше я их обдумывал, тем больше они мне нравились.
Потом хозяин вдруг сказал:
- Одно меня беспокоит, Петер, если говорить серьезно. У меня такое
впечатление, что я потерял хороших клиентов.
- Каким образом? - спросил я. - Наоборот, восемь жирных мух
запутались в вашей паутине, и у них теперь нет никаких шансов выбраться
раньше, чем через две недели. А какая реклама! Все они потом будут
рассказывать, как были погребены заживо и чуть не съели друг друга...
- Это так, - самодовольно признался хозяин. - Об этом я уже подумал.
Но ведь мух могло быть и больше, сюда вот-вот должны были приехать друзья
Хинкуса...
- Друзья Хинкуса? - удивился я. - Он сказал вам, что ждет друзей?
- Нет, не то чтобы сказал... Он звонил в Мюр на телеграф и
продиктовал телеграмму.
- Ну и что?
Хозяин поднял палец и торжественно продекламировал:
- "Мюр, отель "У Погибшего Альпиниста". Жду, поторопитесь". Примерно
вот так.
- Вот уж никогда бы не подумал, - пробормотал я, - что у Хинкуса есть
друзья, которые согласны разделить с ним его одиночество. Хотя... почему
бы и нет? Пуркуа па, так сказать...
7
К полуночи мы с хозяином прикончили кувшин горячего портвейна,
обсудили, как бы поэффектнее оповестить остальных гостей о том, что они
замурованы заживо, и решили несколько мировых проблем, а именно: обречено
ли человечество на вымирание (да, обречено, однако нас к тому времени уже
не будет); существует ли в природе нечто недоступное познавательным
усилиям человека (да, существует, однако нам этого никогда не познать);
является ли сенбернар Лель разумным существом (да, является, однако
убедить в этом дураков ученых не представляется возможным); угрожает ли
Вселенной так называемая тепловая смерть (нет, не угрожает, ввиду наличия
у хозяина в сарае вечных двигателей как первого, так и второго рода);
какого пола Брюн (здесь я доказать ничего не сумел, а хозяин высказал и
обосновал странную идею, будто Брюн - это зомби, то есть оживленный магией
мертвец, пола не имеющий)...
Кайса прибрала в столовой, перемыла всю посуду и явилась за
разрешением ложиться спать. Мы ее отпустили. Глядя ей вслед, хозяин
пожаловался мне на одиночество и на то, что от него ушла жена. То есть не
то чтобы ушла... тут все не так просто... но, одним словом, жены у него
теперь нет. Я ответил, что не советую ему жениться на Кайсе. Во-первых,
это повредило бы заведению. А во-вторых, Кайса слишком любит мужчин, чтобы
сделаться хорошей женой. Хозяин согласился, что все это верно, он сам
много думал об этом и пришел точно к таким же выводам. Но, сказал он, на
ком же ему тогда жениться, если мы теперь навеки замурованы в этой долине.
Я оказался не в силах что-либо ему посоветовать. Я только покаялся, что
женат уже вторично и таким образом, вероятно, исчерпал его, хозяина,
лимит. Это была страшная мысль, и хотя хозяин тут же простил мне все, я
все же ощутил себя эгоистом и ущемителем интересов ближнего. И чтобы хоть
как-то скомпенсировать эти свои отвратительные качества, я решил посвятить
хозяина во все технические тонкости подделки лотерейных билетов. Хозяин
слушал внимательно, но мне этого показалось мало, и я потребовал, чтобы он
все записал. "Забудете ведь! - повторял я с отчаянием. - Протрезвеете и
забудете..." Хозяин страшно перепугался, что он действительно все забудет,
и потребовал практических занятий. Кажется, именно в эту минуту сенбернар
Лель вдруг вскочил и глухо гавкнул. Хозяин воззрился на него.
- Не понял! - строго сказал он.
Лель гавкнул два раза подряд и направился в холл.
- Ага, - сказал хозяин, поднимаясь. - Кто-то пожаловал.
Мы последовали за Лелем. Мы были исполнены гостеприимства. Лель стоял
перед парадной дверью. Из-за двери доносились странные скребущие и
скулящие звуки. Я схватил хозяина за руку.
- Медведь! - прошептал я. - Гризли! Ружье есть? Быстро!
- Боюсь, что это не медведь, - глухим голосом произнес хозяин. -
Боюсь, что это, наконец, ОН. Надо отпереть.
- Не надо! - возразил я.
- Надо. Он заплатил за две недели, а прожил всего одну. Мы не имеем
права. У меня отберут лицензию.
За дверью скреблись и поскуливали. Лель вел себя странно: он стоял к
двери боком и смотрел на нее с вопросительным выражением, то и дело шумно
потягивая воздух носом. Именно так, по-моему, должны вести себя собаки,
впервые встретившись с привидением. Пока я мучительно подыскивал законные
основания не отпирать дверей, хозяин принял самостоятельное решение. Он
смело протянул руку и отодвинул засов.
Дверь отворилась, и к нашим ногам медленно сползло облепленное снегом
тело. Мы все трое бросились к нему, втащили в холл и перевернули на спину.
Облепленный снегом человек застонал и вытянулся. Глаза его были закрыты,
длинный нос побелел.
Хозяин, не теряя ни секунды, развил бешеную деятельность. Он разбудил
Кайсу, велел ей греть воду, влил в рот незнакомцу стакан горячего
портвейна, растер ему лицо шерстяной рукавицей, а затем объявил, что нужно
отнести его в душевую. "Берите его под мышки, Петер, - распорядился он, -
а я возьму за ноги..." Я выполнил приказание и ощутил некоторый шок -
оказалось, что незнакомец был однорукий, правой руки у него не было до
самого плеча. Мы перетащили беднягу в душевую, уложили на скамью, а затем
прибежала Кайса в одной рубашке, и хозяин объявил мне, что дальше
справится сам.
Я вернулся в каминную и допил свой портвейн. Голова у меня была
совершенно ясная, я был способен анализировать и сопоставлять с
необыкновенной быстротой. Одет незнакомец был явно не по сезону. На нем
был кургузый пиджачок, брюки дудочкой и модельные туфли. В здешних местах
так мог быть одет только человек, едущий на автомобиле. Значит, у него
что-то случилось с автомобилем, и он был вынужден добираться до отеля
пешком. И видимо, издалека, раз он так обессилел и замерз. Тут я понял.
Совершенно ясно: он ехал сюда на автомобиле и попал под лавину в
Бутылочном Горлышке. Это был приятель Хинкуса, вот кто! Надо разбудить
Хинкуса... Может быть, в машине остались еще люди, искалеченные так, что
они не могут двигаться. Может быть, уже жертвы... Хинкус должен знать...
Я выскочил из каминной и побежал на второй этаж. Пробегая мимо
душевой, я слышал, как там обильно лилась вода и хозяин свирепым шепотом
разносил Кайсу за глупость. Свет в коридоре был погашен, я довольно долго
искал выключатель, а потом еще дольше стучал в дверь к Хинкусу. Хинкус не
отзывался. Да ведь он все еще на крыше! - ужаснулся я. Неужели дрыхнет
там? А вдруг он замерз? Я стремглав помчался к чердачной лестнице... Так и
есть, - сидит на крыше. Он сидел в прежней своей позе, нахохлившись, уйдя
головой в огромный воротник и сунув руки в рукава.
- Хинкус! - гаркнул я.
Он не пошевелился. Тогда я подбежал к нему и потряс за плечо. Я
обалдел. Хинкус вдруг как-то странно осел, мягко подавшись у меня под
рукой.
- Хинкус! - растерянно закричал я, непроизвольно подхватывая его.
Шуба раскрылась, из нее вывалилось несколько комьев снега, свалилась
меховая шапка, и только тогда я понял, что Хинкуса нет, а есть только
снежное чучело, облаченное в его шубу. Вот в этот момент я протрезвел уже
окончательно. Я быстро огляделся. Яркая маленькая луна висела прямо над
головой, и все было видно, как днем. На крыше было множество следов, и все
они были совершенно одинаковые, не разберешь чьи. Рядом с шезлонгом снег
был промят, разбросан и разрыт - то ли здесь боролись, то ли просто
собирали снег для чучела. Снежная долина, насколько хватал глаз, была
пуста и чиста, темная полоса дороги уходила на север и терялась в
серо-голубой дымке, скрывающей устье Бутылочного Горлышка.
Стоп, подумал я, стараясь держать себя в руках. Попробуем сообразить,
зачем Хинкусу понадобилась вся эта бутафория. Несомненно, чтобы мы думали,
будто он сидит на крыше. А он в это время находился совсем в другом месте
и обделывал какие-то свои делишки... лже-туберкулезник, лже-бедняга...
Какие же делишки и где? Я снова внимательно осмотрел крышу, попытался
разобраться в следах, ничего не понял, поискал в снегу, нашел две бутылки
- одна была пустая, в другой еще оставалось бренди. Вот это самое
недопитое бренди доконало меня. Я понял, что с того момента, как Хинкус
счел возможным выбросить коту под хвост бренди на сумму не менее пяти
крон, события приняли действительно серьезный оборот. Я медленно спустился
на второй этаж, снова постучался к Хинкусу, и снова никто не отозвался. На
всякий случай я нажал на ручку. Дверь отворилась. Готовый ко всяким
неожиданностям, вытянув перед собой руку, чтобы предупредить возможное
нападение из темноты, я вошел и, быстро нашарив выключатель, зажег свет. В
комнате все было как-будто по-прежнему, и баулы стояли на прежних местах,
но оба они были раскрыты. Хинкуса, конечно, в номере не было, да я и не
ожидал его здесь найти. Я присел над баулами и снова тщательно обследовал
их. В них тоже все было по-прежнему, за одним маленьким исключением:
исчезли и золотые часы, и браунинг. Если бы Хинкус бежал, он захватил бы
деньги. Хорошая пачка, увесистая. Значит, он здесь. А если и отлучился, то
намерен вернуться.
Одно мне было ясно: готовилось какое-то преступление. Какое?
Убийство? Ограбление? Мысль об убийстве я торопливо прогнал от себя. Я
просто не мог себе представить, кого здесь могут убить и зачем. Но потом я
вспомнил записку, которую подбросили дю Барнстокру, и мне сделалось
нехорошо. Впрочем, из записки явствовало, что дю Барнстокра убьют лишь в
том случае, если он попытается бежать...
Я выключил свет и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Я подошел
к номеру дю Барнстокра и потрогал ручку. Дверь была заперта. Тогда я
постучал. Никто не откликнулся. Я постучал вторично и приложил ухо к
замочной скважине. Невнятный, явно со сна, голос дю Барнстокра отозвался:
"Одну минуточку, я сейчас..." Старик был жив, и старик не собирался
бежать. Объясняться с ним мне не хотелось, я выскочил на лестничную
площадку и прижался к стене под чердачной лестницей. Через минуту щелкнул
ключ, скрипнула дверь. Голос дю Барнстокра с изумлением произнес:
