куда был виден весь горизонт; небо на востоке было уже совсем черным, но
на западе еще багровел последний отблеск заката.
Тут они из весел и паруса соорудили себе палатку, и Амалу, не дожида-
ясь распоряжений, развел костер и приготовил ужин. Прежде чем он был го-
тов, наступила ночь, и над их головами засверкали звезды и серебристый
серп молодого месяца. Вокруг них простиралось холодное море, блики от
огня ложились на их лица. Томми достал бутылку хереса, но прошло еще
много времени, прежде чем завязался разговор.
- Так, значит, мы все-таки будем добираться до Гаваев? - неожиданно
спросил Мак.
- С меня хватит, - заметил Томми, - давайте останемся тут.
- Я вам одно могу сказать, - продолжал Мак, - когда я служил на поч-
товом пароходе, мы как-то раз заходили на этот остров. Он лежит на пути
кораблей, идущих из Китая в Гонолулу.
- Да неужто? - воскликнул Картью. - Значит, вопрос решен. Останемся
на острове и будем жечь костер, благо обломков здесь много.
- Разве это поможет? - возразил Хемстед. - Такой костер издали не
увидишь.
- Ну нет, - заметил Картью, - оглянитесь-ка.
Они послушались и увидели простиравшееся в ночном сумраке бесконечное
водное пространство и звезды над головой. Людей охватило чувство беско-
нечного одиночества. Им начало казаться, что они видны из Китая с одной
стороны и из Калифорнии - с другой.
- Вот жуть! - прошептал Хемстед.
- Ну все лучше, чем вельбот, - сказал Хэдден. - Я вельботом сыт по
горло.
- А я просто подумать не могу о наших деньгах! - вдруг заговорил ка-
питан. - Такое богатство - четыре тысячи фунтов - и досталось нам без
всякого труда, а толку от него, как от прошлогоднего снега.
- Знаете что? - перебил Томми. - Надо бы перенести их сюда. Мне не
нравится, что они так далеко от нас.
- Да кто их возьмет? - воскликнул Мак, холодно усмехнувшись.
Но компаньоны придерживались другого мнения и, отправившись к вельбо-
ту, скоро вернулись с драгоценным сундучком, подвешенным к двум веслам,
и поставили его у костра.
- Вот он, красавчик мой! - воскликнул Уикс, наклоняя голову и устрем-
ляя на сундучок восторженный взгляд. - Это лучше всякого костра. В нем
почти две тысячи фунтов банкнотами, чуть ли не сорок фунтов чеканного
золота и впятеро больше серебра. Да ведь к нам сюда скоро явится целый
флот. Или, по-вашему, золото не окажет влияния на компас? Или, по-ваше-
му, дозорный просто не учует его?
Мак, не имевший никакого отношения ни к банкнотам, ни к золоту, ни к
серебру, нетерпеливо выслушал эту речь до конца и зло засмеялся.
- Погодите, - сказал он грубо. - Прежде чем нас заметит какой-нибудь
корабль, вам еще придется бросить эти банкноты в огонь, когда кончится
другое топливо! - С этими словами он отошел от костра и, повернувшись
спиной к остальным, стал смотреть на море.
Компаньоны, настроение которых немножко улучшилось после обеда и воз-
ни с сундучком, теперь опять помрачнели. Воцарилось тяжелое молчание, и
Хемстед, как обычно по вечерам, начал тихонько наигрывать на банджо сен-
тиментальную песенку.
- "Будь он самый-самый скромный, лучше дома места нет..." - пел он.
Последняя нота еще не успела замереть у него на губах, как вдруг
инструмент был вырван из его рук и брошен в костер. Вскрикнув, он повер-
нулся и увидел перед собой искаженное яростью лицо Мака.
- Этого я не потерплю! - крикнул капитан, вскакивая на ноги.
- Я же вам говорил, что я человек вспыльчивый, - сказал Мак виноватым
тоном, который как-то не вязался с его характером, - так почему он с
этим не считается? Нам ведь и без того не сладко приходится!
Ко всеобщему изумлению и смущению, он вдруг всхлипнул.
- Я сам себе противен, - сказал затем Мак, немного успокоившись, - и
прошу у вас всех прощения за мою вспыльчивость, а особенно у коротышки.
И вот ему моя рука, если он согласится ее пожать.
После этой сцены, где ярость так странно сочеталась с сентимен-
тальностью, у всех осталось странное и неприятное ощущение. Правда, все
скорее обрадовались, когда оборвалась эта чересчур уж неуместная песня,
а извинение Мака сильно подняло его в глазах остальных. Однако эта,
пусть мимолетная, ссора на диком, пустынном островке заставила всех с
ужасом подумать о том, что может таить в себе будущее.
Было решено по очереди дежурить у костра, чтобы случайно не пропус-
тить идущего мимо корабля, и Томми, которому в голову пришла одна мысль,
предложил дежурить первым. Его товарищи забрались под натянутый на весла
парус и скоро уже погрузились в сон, который успокаивает тревоги и уско-
ряет бег времени. Едва к шуму прибоя стал примешиваться многоголосый
храп, как Томми тихонько ушел со своего поста, захватив ящик с хересом,
и утопил его в тихой бухточке глубиной около сажени.
Однако бурная смена настроений Мака не имела никакого отношения к ви-
ну - просто таков уж был его характер. Никто не мог сказать заранее, на
какой подвиг или на какое преступление окажется способным этот ирландец.
Около двух часов ночи звездное небо затянули тучи, и хлынул дождь,
который лил не переставая три дня. Островок превратился в губку, его не-
вольные обитатели промокли до костей, а все кругом затянулось сеткой
дождя, настолько густой, что не было видно даже кольцевого рифа. Костер
скоро погас; тщетно изведя две коробки спичек, они решили не разжигать
его, пока не пройдет ненастье, и три дня питались всухомятку холодными
консервами и черствым хлебом. Второго февраля на рассвете ветер разогнал
тучи, засияло солнце, и потерпевшие крушение снова разожгли костер и
принялись пить обжигающий кофе с животной жадностью людей, давно лишен-
ных горячей пищи.
День за днем проходили в тягучем однообразии.
Они поддерживали костер днем и ночью - дежурный занимался им все вре-
мя, а остальные около часа в день собирали топливо. Утром и вечером все
купались в лагуне - это было их плавное и почти единственное удо-
вольствие. Часто они удили рыбу, и улов бывал неплохим. А все остальное
время они бездельничали, бродили по островку, рассказывали разные исто-
рии и спорили.
Сначала они пытались установить расписание почтовых пароходов, захо-
дящих в Гонолулу, но это было быстро оставлено. Хотя все безмолвно сог-
ласились не предпринимать рискованного плавания в вельботе и ждать здесь
спасения или голодной смерти, ни у кого не хватало духу не только заго-
ворить об этом вслух, но даже подумать. Однако тайный ужас ни на минуту
не оставлял их, и в минуту молчания их взгляды то и дело обращались к
горизонту. И тогда, стремясь как-то отвлечься, они спешили заговорить о
чем-нибудь другом. А о чем было говорить на этом пустынном островке,
кроме сундучка с их сокровищем?
Присутствие этого сундучка с банкнотами, золотом и серебром было
главной особенностью их островной жизни - он господствовал над их мысля-
ми, как собор над средневековым городом. А кроме того, нужно было точно
установить долю каждого, и это помогало коротать часы безделья. Две ты-
сячи надо было возвратить сиднейской фирме, предоставившей им кредит.
Оставшиеся деньги надо было разделить на шесть частей, в зависимости от
затраченных капиталов и суммы причитающегося жалованья. Каждый вложенный
в дело фунт считался "паем". Таким образом, Томми имел пятьсот десять
паев, Картью - сто семьдесят, Уикс - сто сорок, а Хемстед и Амалу - по
десяти. Всего набиралось восемьсот сорок паев. Чего же стоил пай? После
долгих споров и ошибочных вычислений его примерная стоимость была уста-
новлена в два фунта семь шиллингов и семь с четвертью пенсов. Эти цифры
были явно неточны, так как общая сумма паев при такой оценке равнялась
не двум тысячам фунтов, а тысяче девятистам девяноста шести фунтам шести
шиллингам. Таким образом, три фунта четырнадцать шиллингов оказывались
нераспределенными. Но точнее установить размер пая им никак не удава-
лось, и пока остановились на этом.
Уикс вложил сто фунтов и должен был получить капитанское жалованье за
два месяца. Его доля равнялась тремстам тридцати трем фунтам трем шил-
лингам шести с тремя четвертями пенсам. Картью вложил сто пятьдесят фун-
тов. Ему предстояло получить четыреста один фунт восемнадцать шиллингов
шесть с половиной пенсов. Пятьсот фунтов Томми превратились в тысячу
двести тринадцать фунтов, в двенадцать шиллингов девять и три четверти
пенса. А Амалу и Хемстеду, имевшим право только на жалованье, причита-
лось по двадцать два фунта шестнадцать шиллингов и полпенса каждому.
После всех этих разговоров им, разумеется, захотелось открыть сунду-
чок, чтобы посмотреть, как выглядит доля каждого в звонкой монете. Но,
когда началась настоящая дележка, выяснилось, что мелких денег у них
почти нет. В конце концов они решили разделить только фунты, а шиллинги
и пенсы сложить в общий фонд. Таким образом, вместе с неделящимися тремя
фунтами четырнадцатью шиллингами образовался излишек в семь фунтов один
шиллинг.
- Вот что, - сказал Уикс, - Картью, Томми и я возьмем по одному фун-
ту, Хемстед и Амалу возьмут по два и разыграют оставшийся шиллинг в ор-
лянку.
- Ерунда, - заметил Картью, - нам с Томми и так некуда девать деньги.
Мы с ним возьмем по полфунта, а вы трое разделите между собой остальные
сорок шиллингов.
- Ну что тут делить! - вмешался Мак. - У меня с собой есть карты.
Возьмите да сыграйте на излишек.
Людям, томившимся от безделья, такое предложение понравилось. Маку,
как собственнику карт, тоже была разрешена ставка, и после пяти партий в
криббедж он выиграл весь излишек.
Быстро пообедав, они снова сели за карты, и игра, начавшаяся 9 февра-
ля, почти не прерывалась до вечера 10-го. Они даже ели наспех. И только
Томми однажды исчез довольно надолго, а потом вернулся весь мокрый, во-
лоча по песку ящик с хересом. Наступила темнота, и они придвинулись бли-
же к костру. Часов около двух ночи Картью, который спасовал, поднял го-
лову от карт и посмотрел по сторонам. Он увидел лунную дорожку на воде,
деньги, сложенные и рассыпанные по песку, озабоченные лица игроков. Он
ощутил в своем сердце знакомое волнение, ему показалось, что он слышит
музыку, что луна сияет не над тем морем, что рядом светятся окна казино
и деньги звенят на зеленом сукне. "Боже великий! - подумал он. - Я опять
стал игроком!" Он с большим любопытством оглядел песчаный стол. Он и Мак
играли рискованно и выигрывали - рядом с ними лежали кучки золота и се-
ребра. Амалу и Хемстед тоже были в небольшом выигрыше, но Томми спустил
значительную часть своего капитала, а у капитана оставалось не больше
пятидесяти фунтов.
- Давайте бросим, - сказал Картью.
- Дайте-ка ему стаканчик Бокля, - отозвался кто-то.
Была откупорена новая бутылка, и игра неумолимо продолжалась.
Картью выиграл слишком много, чтобы бросить карты, и до конца ночи
был вынужден принимать участие в общем безумии - он старался проиграть
нарочно, но в результате только выигрывал больше, как это нередко быва-
ет. На заре 11 февраля он почувствовал, что больше так продолжаться не
может. Ставки все росли, и капитан уже поставил свои последние двенад-
цать фунтов. Картью был банкометом. Заглянув в свои карты, он увидел,
что сдал себе беспроигрышную комбинацию.
- Вот что, - сказал он громко, - зря мы затеяли эту игру, и пора кон-
чать.
С этими словами он показал им свои карты, потом разорвал их на мелкие
клочья и встал на ноги. Остальные тоже вскочили, растерявшись от удивле-
ния. Но Мак благородно поддержал его.
- И правда, пора кончать, - заявил он. - Но, конечно, игра шла в шут-
ку, и вот мои фишки. Возвращаем фишки, ребята. - И он начал укладывать
выигранные деньги в сундучок, который стоял рядом с ним.
Картью горячо пожал ему руку.
- Я этого никогда не забуду! - сказал он.