- В этом парке попадаются такие субъекты, с которыми лучше не связы-
ваться, - сказал он.
- Ну, я и сам ничуть не лучше, - ответил Картью.
Хемстед рассмеялся и сказал, что человека из хорошей семьи сразу вид-
но.
- Это не имеет никакого значения, я ведь безработный, - сказал
Картью, усаживаясь на скамью рядом со своим новым знакомым.
- Я и сам давно без места, - сказал Хемстед.
- Все равно мне до вас далеко, - заметил Картью. - Моя беда в том,
что у меня места никогда и не было.
- Значит, ремесла вы не знаете никакого? - спросил Хемстед.
- Я умею тратить деньги, - ответил Картью, - разбираюсь в лошадях и
немножко в мореходстве. Но я не член профсоюза, а то, наверное, меня
взяли бы на какой-нибудь корабль.
- Жалость-то какая! - сочувственно вздохнул его собеседник. - А в
конную полицию пробовали устроиться?
- Пробовал, и мне указали на дверь - не подошел по здоровью.
- Ну, а как насчет железных дорог? - осведомился Хемстед.
- А вы-то их пробовали? - в свою очередь, спросил Картью.
- Нет, это не для меня. Я не собираюсь заниматься черной работой, -
гордо ответил бывший приказчик. - Но, если не быть особенно разборчивым,
там почти наверняка можно устроиться.
- Ну-ка, объясните мне, куда идти! - воскликнул Картью, вскакивая на
ноги.
Дожди шли не переставая, реки выходили из берегов, и на железных до-
рогах требовались рабочие руки, но "безработные" предпочитали просить
милостыню или грабить, так что землекоп, даже совсем неопытный, мог
рассчитывать на хороший заработок. Поэтому в тот же вечер после скучной
поездки, во время которой пришлось сделать пересадку, потому что дорогу
размыло, Норрис оказался на грязном, поврежденном участке пути за Южным
Клифтоном и впервые в жизни попробовал заняться физическим трудом.
Дождь не прекращался несколько недель. Начались оползни, и целый
склон горы обрушился в море - лавина глины, камней и вырванных с корнем
деревьев засыпала утесы, пляж и даже прибрежные рифы. Обвал уносил целые
дома и разбивал их, как орехи. Из соседних домов, которым угрожала та же
судьба, жильцы поспешно перебирались в другое место, и дома стояли за-
пертые, покинутые. Днем и ночью в лагере землекопов горели костры, днем
и ночью измученным землекопам работающей смены подавался горячий кофе,
днем и ночью инженер участка совершал обход за обходом, ободряя своих
рабочих, днем и ночью стучал телеграф, сообщая страшные новости и зада-
вая тревожные вопросы. По размываемой линии редко-редко проходили поез-
да; они двигались медленно, поминутно давая гудки, и останавливались пе-
ред опасным местом, словно живые существа, чувствующие, что им грозит
гибель. Начальник участка поспешно оглядывал линию и хриплым голосом
кричал машинисту, что можно ехать. Землекопы, затаив дыхание, следили за
тем, как поезд медленно проползал мимо, а когда опасное место оставалось
позади, коротко кричали "ура", глядя вслед набиравшему ход поезду.
Одну такую сцену Картью запомнил на всю жизнь.
С моря дул сильный ветер. В пятистах футах под насыпью огромные валы
долбили отвесное подножие горы. Неподалеку от берега маленькая шхуна по-
давала сигналы бедствия - там кто-то стрелял из дробовика, - словно в
такое время можно было рассчитывать на помощь. Тут Картью отвернулся,
потому что раздался пронзительный гудок и из-за дождевой завесы показал-
ся окутанный дымом паровоз. Сам инженер, побледнев, подал сигнал маши-
нисту. Поезд полз черепашьим ходом, но вся гора содрогалась и, казалось,
клонилась к морю: землекопы инстинктивно уцепились за деревья и кустар-
ники - тщетная предосторожность, столь же тщетная, как выстрелы несчаст-
ных моряков внизу. Но и на этот раз их страхи оказались напрасными, по-
езд прошел благополучно, и Норрис, переведя дыхание, снова посмотрел на
шхуну. Она, уже скрылась в волнах.
Так в тяжелой и опасной работе проходили дни и ночи. Картью устал от
бессонницы, ему смертельно надоел кофе, его руки, размягченные сыростью,
были натерты до крови, и в то же время он чувствовал себя необыкновенно
спокойным и здоровым. Жизнь на открытом воздухе, физический труд, необ-
ходимость зарабатывать на пропитание оказались чудесным лекарством от
скептицизма, разъедавшего его душу. Он хорошо знал, какая перед ним сто-
ит задача: требовалось сделать так, чтобы поезд прошел их участок благо-
получно, и не было времени спрашивать, нужно ли это. Картью - без-
дельник, мот, безвольный дилетант - заслужил всеобщие похвалы и получил
повышение. Особенно его хвалил инженер и ставил в пример другим. Как-то
раз Норрис услышал, что он сказал: "У меня есть новый рабочий, городской
щеголь. Он один стоит двоих". Эти слова прозвучали в ушах Картью, как
музыка, и с этой минуты тяжелая плебейская работа не просто интересовала
его - он ею гордился.
Горячка еще продолжалась, когда подошел день выплаты пособия. Норрис
был к этому времени произведен в старшие рабочие: он решал, когда оста-
навливать и когда пропускать поезда на опасном откосе вблизи Северного
Клифтона. Эта ответственность одновременно пугала его и приводила в вос-
торг. Мысль о семидесяти пяти фунтах, которые он вскоре должен будет по-
лучить в конторе нотариуса, и о том, что в этот день он обязан быть в
Сиднее, смущала и тревожила его. Наконец он решился; выбрал свободную
минуту, отправился в клифтонскую гостиницу, потребовал лист бумаги, перо
и чернила и написал нотариусу, объясняя, что получил хорошее место, ко-
торое может потерять, если поедет в Сидней, и просил считать это письмо
доказательством его присутствия в Новом Южном Уэльсе, с тем чтобы он мог
получить причитающиеся ему деньги в день следующей выплаты.
Со следующей почтой пришел ответ. Нотариус не только согласился на
его просьбу, но и был очень любезен. "Хотя ваша просьба и противоречит
полученным мной инструкциям, я готов взять на себя всю ответственность и
поступить согласно вашему желанию. Должен признаться, что ваше поведение
меня приятно разочаровало. Мой опыт показывает, что от молодых людей в
вашем положении редко можно ожидать чего-либо подобного".
Дожди кончились, и временные работники были уволены. Однако Норриса
инженер оставил, приняв его на постоянную работу. Теперь он стал полноп-
равным землекопом и жил в палатке среди скал, окруженный глухим лесом,
вдалеке от всякого жилья. Когда он и его товарищи сидели у вечернего
костра, тишина нарушалась только шумом проходящих мимо поездов да крика-
ми ДИКИХ ЖИВОТНЫХ И ПТИЦ.
Чудесная погода, легкая, однообразная работа, долгие часы ленивой
болтовни у лагерного костра, длинные бессонные ночи, когда, бродя по за-
литому лунным светом лесу, он вспоминал свою прежнюю глупую и бесполез-
ную жизнь, полная оторванность от города, так что всякую случайно попав-
шую к ним газету прочитывали от первой до последней строчки, включая да-
же объявления, - таково было его новое существование, которое скоро ему
надоело. Он с глубоким сожалением вспоминал усталость, яростную спешку,
напряжение, костры, ночную кружку кофе - всю грубую, забрызганную грязью
поэзию первых недель его работы на железной дороге. И вот примерно в се-
редине октября он отказался от места и распрощался с палаточным лагерем
на отроге Лысой горы. В своем рабочем костюме, с узлом за спиной и нако-
пившимся жалованьем в кармане он второй раз очутился в Сиднее и шел по
улицам, испытывая удовольствие, смешанное с растерянностью, словно чело-
век, вернувшийся из долгого путешествия. Он смотрел на прохожих, как за-
вороженный, и, забыв про голод, забыв о том, что ему надо подыскать себе
жилье, бродил среди толпы, точно щепка, уносимая течением. Наконец он
пришел в парк и, прогуливаясь по дорожкам, стал вспоминать страдания и
мучительный стыд, который испытывал здесь, и с жадным любопытством вгля-
дывался в своих преемников. На одной из скамеек он заметил Хемстеда, все
такого же веселого и бодрого, и заговорил с ним, как со старым другом.
- Вы дали мне хороший совет, - сказал он. - Эта железная дорога сде-
лала из меня человека. Надеюсь, вам тоже повезло?
- Ну нет, - ответил бывший приказчик. - Сейчас в торговле затишье, и
для человека, вроде меня, нет подходящего места. - Тут он показал Норри-
су свои рекомендации - от бакалейщика в Вуллумуллу, от владельца скобя-
ной лавки и от хозяина бильярдной.
- Да, - объяснил он, - я хотел стать маркером. Но разочаровался: ноч-
ная работа губит здоровье. Нет уж, я ничьим рабом не буду! - заключил
он.
Памятуя правило, что тот, кто слишком горд, чтобы быть рабом, обычно
без смущения принимает доброхотные даяния, Картью протянул ему соверен,
а сам, почувствовав острый голод, отправился по направлению к ресторану
"Париж", Когда он добрался это этой части города, по улицам как раз рас-
ходились из суда адвокаты в париках и мантиях, и Картью, поправляя на
плече узел, остановился, чтобы полюбоваться на них и вспомнить прошлое.
- Черт возьми, - раздался позади него голос, - да это мистер Картью!
Обернувшись, он увидел перед собой красивого загорелого, но, пожалуй,
слишком полного юношу, одетого в щегольской костюм с бутоньеркой, кото-
рая стоила целый соверен. Это был Том Хэдден (весь Сидней называл его
Томми), унаследовавший довольно большое состояние, но не имевший права
им распоряжаться, так как его благоразумный отец назначил ему нескольких
опекунов. Норрис познакомился с ним в первые дни своего пребывания в
Сиднее на его прощальном ужине и даже проводил Томми до кишевшей тарака-
нами шхуны, на которой он должен был отправиться в шестимесячное плава-
ние к островам Тихого океана. Дело в том, что ежегодного дохода мистеру
Хэддену хватало на три месяца роскошной жизни в Сиднее, а остальные де-
вять он вынужден был проводить в длительных вояжах.
Томми всего неделю назад вернулся в Сидней и уже успел обзавестись
шестью новыми костюмами. Однако этот простодушный малый так радостно
приветствовал одетого в рабочую блузу Картью, у которого за спиной бол-
тался узелок, словно перед ним был герцог.
- Пойдемте выпьем вместе, - предложил он.
- По правде говоря, я собирался пообедать в "Париже", - заметил
Картью, - мне давно уже не приходилось есть как следует.
- Чудесный план! - воскликнул Хэдден. - Я позавтракал только полчаса
назад, но мы возьмем - отдельный кабинет, и я еще чего-нибудь погрызу.
Вчера я здорово кутнул, а сегодня без конца встречаюсь с приятелями.
Вскоре они уже сидели за столиком в отдельном кабинете на втором эта-
же модного ресторана, отдавая должное искусству лучшего повара Сиднея.
Странное сходство их положения внушило им взаимную симпатию, и они
принялись рассказывать друг другу о себе. Картью описал свои страдания в
парке и работу на железной дороге. Хэдден поведал о том, как покупал
копру в Южных Морях, юмористически обрисовав жизнь на коралловых остро-
вах. Насколько мог понять Картью, профессия землекопа была куда доход-
нее. Но, с другой стороны, груз шхуны Хэддена состоял в основном из пива
и хереса для его личного потребления.
- У меня было и шампанское, но сначала я его хранил на случай болез-
ни, а потом решил, что вряд ли заболею, и стал выпивать по бутылке каж-
дое воскресенье. Спал все утро, потом завтракал с шампанским, ложился в
гамак и читал "Средние века" Хэлема. Вы читали эту книгу? Я всегда беру
с собой на острова что-нибудь солидное. По правде говоря, я не слишком
стеснялся в расходах, но, если немножко экономить или если бы у меня на-
шелся компаньон, можно было бы хорошо заработать. Я пользуюсь влиянием
среди местных жителей. Я теперь считаюсь одним из вождей, и в хижине со-
вета для меня отведено особое место. И моя партия очень сильна. Правда,
мне приходится подкармливать моих сторонников консервированной лососи-
ной, а это обходится дорого. Впрочем, при всяком удобном случае я стара-
