что она так или иначе обижает сына. Без сомнения, это было для нее свое-
го рода возмездием. Без сомнения, роли теперь переменились, как это мо-
жет случиться лишь по воле провидения. Столько лет она пренебрегала лю-
быми проявлениями нежности и внимания, теперь пришел ее черед испытать
пренебрежение; тем похвальнее то, что она выносила его с достоинством.
Все это привело к странным последствиям: снова дом разделился на две
партии, и на этот раз я был на стороне миледи. Не то чтобы любовь моя к
милорду ослабела. Но, с одной стороны, теперь он меньше нуждался в моем
обществе; с другой стороны, я не мог не сравнивать его отношения к мис-
теру Александеру и к мисс Кэтрин, к которой милорд был совершенно равно-
душен. Наконец, я был уязвлен его переменой по отношению к жене, что,
казалось мне, граничило с неверностью. К тому же я не мог не восхищаться
выдержкой и мягкостью, которые она проявляла. Может быть, чувство ее к
милорду, коренившееся с самого начала в жалости, было скорее материнс-
ким, чем супружеским; может быть, ей нравилось, что двое ее детей (если
можно так выразиться) столь нежны друг к другу, тем более, что один из
них так много и незаслуженно претерпел в прошлом. И, не выказывая приз-
наков ревности, она много внимания уделяла бедняжке мисс Кэтрин. Что ка-
сается меня, то я свои свободные часы все чаще проводил в обществе мате-
ри и дочери. Не следует преувеличивать этой розни, ведь в общем это была
далеко не самая недружная семья; но закрывать глаза на положение не при-
ходилось, независимо от того, сознавал это милорд или нет. Полагаю, что
нет, - он был слишком поглощен мыслями о сыне, но все остальные прекрас-
но сознавали и мучились от этого.
Больше всего, однако, нас тревожила серьезная и все возрастающая уг-
роза для самого ребенка. Милорд повторял ошибки своего отца, и можно бы-
ло опасаться, что из его сына выйдет второй Баллантрэ. Время показало,
что страхи эти были излишни. В самом деле, мало найдется в теперешней
Шотландии джентльменов достойнее десятого лорда Дэррисдира. Не мне гово-
рить о том, как кончилась моя служба у него, тем более в записке, цель
которой лишь в том, чтобы отдать должное его отцу...
Примечание издателя. Здесь опущено пять страниц из рукописи мистера
Маккеллара. По ним у меня создалось впечатление, что в старости мистер
Маккеллар был довольно-таки требовательным слугою. Однако ничего сущест-
венного он не ставит в вину десятому лорду Дэррисдиру (который к тому же
нас сейчас мало интересует). - Р. Л. С.
... Но в то время нас обуревал страх, что он сделает из сына копию
своего брата. Миледи пыталась было установить разумную строгость, но из
этого ничего не вышло; и, отказавшись от своих попыток, она теперь наб-
людала за всем со скрытым беспокойством. Иногда она даже пыталась выска-
зывать его, а изредка, когда до нее доходило какое-нибудь чудовищное по-
пустительство милорда, позволяла себе неодобрительный жест или восклица-
ние. Что касается меня, то я думал об этом неотступно и днем и ночью,
причем не столько о ребенке, сколько об отце. Видно было, что человек
уснул, что ему грезятся сны, что всякое резкое пробуждение неминуемо
окажется роковым. Я был убежден, что такой удар убьет его, а страх ново-
го бесчестья заставлял меня содрогаться.
Эта постоянная озабоченность довела меня наконец до попытки вмешаться
- случай, о котором стоит рассказать подробнее. Как-то раз мы с милордом
сидели за столом, обсуждая какие-то скучные хозяйственные дела. Я уже
говорил, что он потерял всякий интерес к подобным занятиям. Он явно
стремился поскорее уйти, вид у него был недовольный, усталый, и я вдруг
заметил, как он за это время постарел. Мне кажется, что именно его
расстроенное лицо заставило меня заговорить.
- Милорд, - начал я, не поднимая головы от бумаг, которыми для виду
не переставал заниматься, - или, если позволите, мистер Генри, потому
что я боюсь прогневить вас и хотел бы, чтобы вы вспомнили о старом...
- Мой добрый Маккеллар, - сказал он, и так мягко, что я чуть было не
отказался от своей затеи.
Но я подумал, что говорю ради его же пользы, и продолжал:
- Вам никогда не приходилось задумываться над тем, что вы делаете?
- Над тем, что я делаю? - спросил он. - Я не мастер разгадывать за-
гадки.
- Что вы делаете со своим сыном?
- Ах, вот что, - сказал он с оттенком вызова. - Так что же я делаю со
своим сыном?
- Ваш батюшка был превосходный человек, - уклонился я от прямого от-
вета, - но считаете ли вы его разумным отцом?
Он помолчал немного, а потом ответил:
- Я его не порицаю. Я мог бы по этому поводу сказать больше, чем кто
бы то ни было, но я его не порицаю.
- Вот именно, - сказал я. - Вы-то можете об этом судить. Конечно, ваш
батюшка был превосходный человек, я не знавал другого такого, и умнейший
во всем, кроме одного. И там, где он спотыкался, там другому впору
упасть. У него было два сына...
Тут милорд с размаху хлопнул рукой по столу.
- В чем дело?! - крикнул он. - Да говорите вы!
- Ну и скажу, - продолжал я, хотя мне казалось, что стук сердца заг-
лушает самые мои слова. - Если вы не перестанете потакать мистеру Алек-
сандеру, вы пойдете по стопам вашего отца. Только берегитесь, милорд,
чтобы сын ваш, когда подрастет, не пошел по стопам Баллантрэ...
Я никак не думал ставить вопрос так круто, но в состоянии крайнего
страха человека охватывает самая грубая отвага. И я сжег свои корабли,
произнеся это резкое слово. Ответа я так и не получил. Подняв голову, я
увидел, что милорд вскочил на ноги и сейчас же тяжело рухнул на пол.
Припадок, или обморок, скоро прошел, он вяло провел рукой по голове, ко-
торую я поддерживал, и оказал тусклым голосом:
- Мне было нехорошо... - И немного погодя: - Помогите мне.
Я поставил его на ноги, и он стоял, опираясь на стол.
- Мне было нехорошо, Маккеллар, - опять сказал он. - Что-то оборва-
лось, Маккеллар, или только хотело оборваться, а потом все от меня поп-
лыло. Я, должно быть, очень рассердился. Но не бойтесь, Маккеллар, не
бойтесь, мой милый. Я и волоса не тронул бы на вашей голове. Слишком
много мы с вами пережили вместе; и этого теперь ничем не зачеркнешь. Но
знаете что, Маккеллар, я сейчас пойду к миссис Генри, лучше я пойду к
миссис Генри... - повторил он и довольно твердыми шагами вышел из комна-
ты, оставив меня горько раскаиваться в содеянном.
Вскоре дверь распахнулась, и вбежала миледи; глаза ее сверкали от
гнева.
- Что это значит? - воскликнула она. - Что БЫ сделали с моим мужем?
Неужели вы никогда не научитесь знать свое место? Неужели вы никогда не
перестанете вмешиваться в дела, которые вас не касаются?
- Миледи, - сказал я. - С тех пор, как я живу в этом доме, я слышал
много упреков. Было время, когда они были моей каждодневной пищей, и я
привык глотать их. Но сегодня обзывайте меня как хотите, вы никак не
подберете достойного слова для моей глупости. Однако поверьте, что я
сделал это с наилучшими намерениями!
Я чистосердечно рассказал ей обо всем так, как это здесь записано.
Выслушав меня, она задумалась, и мне ясно стало, что ее раздражение
прошло.
- Да, - сказала она, - вы сделали это с наилучшими намерениями. Я и
сама намеревалась или, вернее, хотела это сделать, и я не могу сердиться
на вас. Но, боже мой, неужели вы не понимаете, что он больше не может,
не может больше терпеть? Струна натянута до отказа. Что думать о буду-
щем, если он может урвать у судьбы два-три счастливых дня?
- Аминь! - сказал я. - Больше я не буду вмешиваться. Я удовлетворен
тем, что вы признали чистоту моих намерений.
- Да, конечно, - отозвалась миледи, - но когда дошло до дела, мужест-
во вам, должно быть, изменило, потому что сказанное вами было сказано
жестоко. - Она помолчала" вглядываясь в меня, потом слегка улыбнулась и
произнесла странную фразу: - Знаете, кто вы такой, мистер Маккеллар? Вы
старая дева.
С тех пор и до самого возвращения нашего злого гения в семействе
Дьюри не произошло ничего достойного упоминания. Но тут я должен привес-
ти второй отрывок из записок кавалера Бэрка, сам по себе интересный и
необходимый мне для дальнейшего изложения. Это единственное свиде-
тельство о скитаниях Баллантрэ в Индии и первое на этих страницах упоми-
нание о Секундре Дассе. Оно обнаруживает, как увидим, одно обстоя-
тельство, которое, знай мы его лет двадцать назад, устранило бы столько
бед и несчастий, а именно то, что Секундра Дасс говорил по-английски.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ КАВАЛЕРА БЭРКА В ИНДИИ (Выдержки из его записок.)
И вот я был на улицах этого города, название которого не могу припом-
нить и расположение которого так плохо тогда представлял, что не мог со-
образить, куда мне бежать - на север или на юг. Тревога, была так вне-
запна, что я выскочил без чулок и туфель; треуголку мою сшибли с головы
в давке; все мои пожитки достались англичанам. Единственным моим товари-
щем был мой сипай [34], единственным оружием - моя шпага, а достоянием -
завалявшаяся в карманах монетка. Словом, я был очень похож на тех дерви-
шей [35], о которых пишет в своих изящных рассказах мистер Галланд [36].
Как помнится, эти джентльмены становились героями одного необычайного
приключения за другим, а сам я был на пороге такого поразительного прик-
лючения, что, признаюсь, и посейчас не могу его объяснить.
Сипай был честнейший малый, он много лет служил под знаменами францу-
зов и готов был дать изрубить себя на куски за любого из соотечественни-
ков мистера Лалли. Это был тот самый сипай (имя его совершенно изглади-
лось из моей памяти), об удивительном великодушии которого я уже расска-
зывал. Это он, найдя нас с месье де Фессаком на валах в состоянии полно-
го опьянения, покрыл нас соломой перед приходом коменданта. Поэтому я
советовался с ним со всей откровенностью. Легко было спрашивать, что де-
лать; но в конце концов мы решили перебраться через какую-нибудь садовую
ограду, там можно было, во всяком случае, поспать в тени деревьев, а мо-
жет быть, и как-нибудь раздобыть туфли и чалму. В этой части города было
множество таких оград, весь квартал состоял из огороженных садов, а раз-
делявшие их проулки были в этот поздний час совершенно пусты. Я подсадил
сипая, и скоро мы очутились за оградой, где густо росли деревья. Все
вокруг было напитано росой, которая в этой стране очень вредна, особенно
для белых, но усталость моя была такова, что я уже совсем засыпал, когда
сипай вернул меня к действительности.
В дальнем конце сада внезапно зажегся яркий огонь и стал светить нам
сквозь широкие листья. Это было столь неожиданно в таком месте и в такой
час, что заставляло действовать осмотрительно. Сипай был послан мною на
разведку и скоро вернулся с известием, что нам очень не повезло: владе-
ние принадлежало белому человеку, и, по-видимому, англичанину.
- Клянусь святым Патриком, - сказал я, - надо еще посмотреть, что это
за белый, потому что с соизволения божьего всякие бывают белые люди.
Сипай провел меня к месту, откуда хорошо виден был дом, окруженный
широкой верандой; на полу ее стоял оправленный светильник, и возле него,
скрестив ноги на восточный лад, сидели двое. Оба они были закутаны по
туземной моде в муслин, но один из них был не только европеец, но чело-
век хорошо известный и мне и читателю, - в самом деле, это был не кто
иной, как владетель Баллантрэ, о доблестях и уме которого я так много
рассказывал на этих страницах. До меня и раньше доходили слухи, что он
прибыл в Индию, но мы ни разу не встречались, и я понятия не имел, чем
он занимается. Как только я узнал его и понял, что попал к своему старо-
му товарищу, я считал уже, что все мои злоключения счастливо закончи-
лись. Я, нимало не таясь, вышел на ярко освещенную луною лужайку и, наз-
