Я не судья в таком деле, да к тому же голова у меня шла кругом от хо-
лода, страха и ужаса, но кажется мне, что мистер Генри сразу же взял
верх, тесня своего врага со сдержанной, но неукротимой яростью. Все бли-
же и ближе наступал он, пока Баллантрэ не отпрыгнул с проклятием, похо-
жим на всхлип, и кажется, что это снова поставило его лицом к свету. В
этом новом положении они опять схватились, на этот раз в ближнем бою.
Мистер Генри наседал все упорнее, Баллантрэ защищался с поколебленной
уверенностью. Он, без сомнения, понял, что погиб, и поддался леденящему
сердце страху, иначе он никогда не пошел бы на недозволенный прием. Не
могу утверждать, что я уследил за ним (мой неопытный глаз не мог уловить
всех подробностей), но, по-видимому, он схватил клинок брата левой ру-
кой, что запрещено правилами поединка. Мистер Генри спасся, конечно,
только потому, что успел отскочить в сторону, а Баллантрэ, нанеся удар в
воздух, упал на колено, и, прежде чем он поднялся, клинок брата пронзил
его.
С подавленным воплем я бросился к нему, но он уже повалился на землю,
где еще с минуту корчился, как раздавленный червяк, а потом замер.
- Посмотрите его левую руку, - сказал мистер Генри.
- Она вся в крови, - сказал я.
- А ладонь?
- Ладонь порезана.
- Я так и знал, - сказал он и повернулся спиной.
Я разорвал рубашку мистера Джемса. Сердце не билось.
- Да простит нас бог, мистер Генри! - сказал я. - Он мертв.
- Мертв? - повторил он как-то бессмысленно, потом все громче: -
Мертв? Мертв? - и вдруг отшвырнул окровавленный клинок.
- Что нам делать? Возьмите себя в руки, сэр. Теперь уже поздно: надо
взять себя в руки.
Он повернулся и взглянул на меня.
- О Маккеллар! - сказал он и закрыл лицо ладонями.
Я тряхнул его за полу:
- Ради бога, ради всех нас, мужайтесь! Что нам делать?
Он посмотрел на меня все с тем же бессмысленным видом.
- Делать? - сказал он. Взгляд его при этом упал на тело; как будто
что-то вспомнив, он вскрикнул и схватился за голову. Потом, повернувшись
ко мне спиной, быстро пошел к дому - странным, спотыкающимся шагом.
С минуту я стоял в раздумье, потом, решив, что долг мой - подумать о
живом, побежал за ним, оставив свечи на мерзлой земле и освещенное ими
тело под деревьями. Но, как я ни бежал, он намного опередил меня, вошел
в дом и поднялся в залу, где я и нашел его у камина. Он стоял, закрыв
лицо руками, и плечи его вздрагивали.
- Мистер Генри, мистер Генри! - сказал я. - Это погубит всех нас!
- Что я сделал! - воскликнул он и потом, с выражением, которого я ни-
когда не забуду, спросил меня: - Кто скажет об этом старику?
Слова эти поразили меня до глубины души, но теперь было не до санти-
ментов. Я налил ему стакан бренди.
- Выпейте, - сказал я, - выпейте все до дна.
Я заставил его, словно ребенка, проглотить бренди и, все еще прони-
занный холодом этой ночи, сам выпил вслед за ним.
- Надо ему сказать, Маккеллар, - простонал он. - Надо! - И вдруг,
опустившись в кресло (кресло милорда у камина), весь затрясся от безз-
вучных рыданий.
Уныние ухватило мою душу, - ясно было, что нечего ждать помощи от
мистера Генри.
- Хорошо, - сказал я, - сидите здесь и предоставьте все мне! - И,
взяв в руки свечу, я пошел по темному дому.
Кругом было тихо, я мог предположить, что все прошло незамеченным, и
надо было сразу позаботиться, чтобы и остальное совершилось так же в
тайне. Теперь неуместны были колебания, и я, даже не постучавшись, отк-
рыл дверь к миледи и смело вошел в комнату.
- Стряслась какая-нибудь беда! - воскликнула она, привставая с посте-
ли.
- Сударыня, - сказал я. - Я выйду в коридор, а вы оденьтесь как можно
скорее. Нам надо действовать.
Она не задавала вопросов и не заставила себя ждать. Не успел я еще
обдумать того, что я ей скажу, как она уже была на пороге и сделала мне
знак войти.
- Сударыня, - сказал я, - если вы не поможете мне, я должен буду об-
ратиться еще к кому-нибудь, а если никто не поможет мне, то придет конец
всему дому Дэррисдиров.
- Я не боюсь, - сказала она с улыбкой, на которую больно было гля-
деть, но не теряя самообладания.
- Дело дошло до дуэли!
- Дуэль? - повторила она. - Дуэль! Генри...
- С владетелем Баллантрэ, - сказал я. - К этому шло давно, очень дав-
но, и привели к этому обстоятельства, о которых вы ничего не знаете, да
и не поверили бы, если б я вам о них рассказал. Но сегодня дело зашло
слишком далеко, и когда он оскорбил вас...
- Постойте, - сказала она. - Он? Кто он?
- Сударыня, - воскликнул я с прорвавшейся горечью. - И это вы спраши-
ваете меня? Ну, тогда и в самом деле мне надо искать помощи у других; у
вас я ее не найду.
- Не понимаю, чем я так обидела вас? - сказала она. - Простите меня и
не длите этой муки.
Но я все не решался сказать ей, я не был в ней уверен, и это сознание
беспомощности заставило меня обратиться к ней с досадой и гневом.
- Сударыня, мы говорим об известных вам людях: один из них оскорбил
вас, и вы еще спрашиваете - который! Я помогу вам ответить. С одним из
них вы просиживали часами, разве другой упрекал вас в этом? С одним вы
всегда были ласковы; с другим - да рассудит нас в этом всевышний, - как
мне кажется, далеко не всегда; и разве уменьшилась от этого его любовь к
вам? Сегодня один из них сказал другому в моем присутствии (в при-
сутствии наемного слуги), что вы влюблены в него. И прежде чем я скажу
хоть одно слово, ответьте на свой собственный вопрос: который из них?
Да, сударыня, и вы ответите мне и на другой: кто виноват, что дело дошло
до ужасного конца?
Она смотрела на меня в оцепенении.
- Боже правый! - вдруг вырвалось у нее, и потом еще раз, полушепотом,
как будто самой себе: - Боже милостивый! Не томите вы меня, Маккеллар,
что случилось? - крикнула она. - Говорите! Я готова ко всему!
- Вы не заслуживаете этого, - сказал я. - Вы должны сначала признать,
что это вы были причиной всего.
- О! - закричала она, ломая руки. - Этот человек сведет меня с ума!
Неужели вы и сейчас не можете позабыть обо мне?
- Я не о вас сейчас думаю. Я думаю о моем дорогом, несчастном хозяи-
не.
- Что? - воскликнула она, прижав руку к сердцу. - Что? Разве Генри
убит?
- Тише. Убит другой.
Я увидел, как она пошатнулась, словно ветер согнул ее, и то ли от ма-
лодушия, то ли из жалости я отвел глаза и смотрел в землю.
- Это ужасные вести, - сказал я наконец, когда ее молчание уже стало
пугать меня, - но вам и мне надлежит собраться с силами, чтобы спасти
дом Дэррисдиров. - Она молчала. - К тому же, не забудьте мисс Кэтрин, -
добавил я. - Если нам не удастся замять это дело, она унаследует опозо-
ренное имя.
Не знаю, мысль о ребенке или мои слова о позоре вывели ее из оцепене-
ния, но не успел я договорить, как не то вздох, не то стон сорвался с ее
губ, словно заживо погребенный старался стряхнуть с себя тяжесть могиль-
ного холма. А уже в следующую минуту к ней вернулся голос.
- Это была дуэль? - прошептала она. - Это не было... - Она запнулась.
- Они дрались на дуэли, и хозяин мой бился честно, - сказал я. - А
тот, другой, был убит как раз, когда он наносил предательский удар.
- Не надо! - воскликнула она.
- Сударыня, - сказал я. - Ненависть к этому человеку жжет мое сердце
даже и сейчас, когда он мертв. Видит бог, я остановил бы дуэль, если бы
осмелился. Я буду вечно стыдиться того, что не решился на это. Но когда
этот человек упал, я, если бы мог думать о чем-нибудь, кроме жалости к
моему хозяину, порадовался бы нашему избавлению.
Не знаю, слышала ли она меня, и следующие ее слова были:
- А милорд?
- Это я беру на себя, - сказал я.
- Вы не будете говорить с ним так же, как со мной? - спросила она.
- Сударыня! Неужели вам не о ком больше думать? О милорде позабочусь
я.
- Не о ком думать? - повторила она.
- Ну да, о вашем супруге, - сказал я. Она посмотрела на меня с непро-
ницаемым выражением. - Вы что же, отвернетесь от него? - спросил я.
Она все еще глядела на меня, поток" снова схватилась за сердце.
- Нет! - сказала она.
- Да благословит вас бог за это слово! Идите к нему, он сидит в зале,
поговорите с ним, все равно о чем, протяните ему руку, скажите: "Я все
знаю", и если бог сподобит вас, скажите: "Прости меня".
- Да укрепит вас бог и да смягчит ваше сердце, - сказала она. - Я
пойду к мужу.
- Позвольте я посвечу вам. - И я взялся за подсвечник.
- Не надо, я найду дорогу и в темноте. - Она вся передернулась, и я
понял, что я ей сейчас страшнее темноты.
Так мы расстались. Она пошла вниз, где тусклый свет мерцал в зале, а
я по коридору - к комнате милорда. Не знаю почему, но я не мог ворваться
к старику, так же как к миссис Генри; с большой неохотой, но я постучал.
Старый сон чуток, а может, милорд вовсе не спал, и при первом же стуке
он крикнул: "Войдите!"
Он тоже привстал с подушек мне навстречу, такой старый и бескровный.
Сохраняя известную представительность в дневном наряде, сейчас он выгля-
дел хрупким и маленьким, а лицо его теперь, когда парик был снят, каза-
лось совсем крошечным. Это смутило меня; а еще больше - растерянная до-
гадка о несчастье, мелькнувшая в его глазах. Я поставил свечу на стол,
оперся на кровать в ногах у милорда и посмотрел на него.
- Лорд Дэррисдир, - сказал я. - Вам хорошо известно, что в вашей
семье я не ваш сторонник.
- Ну, какие же тут могут быть стороны, - сказал он. - А то, что вы
искренне любите моего сына, это я всегда рад был признать.
- Милорд, сейчас не время для учтивостей, - ответил я. - Если мы хо-
тим что-то спасти, вы должны глядеть фактам в лицо. Я сторонник вашего
сына, но в семье были враждующие стороны, и представителем одной из сто-
рон я явился к вам среди ночи. Выслушайте меня, и, прежде чем я уйду, вы
поймете, почему я прошу вас об этом.
- Да я всегда готов вас слушать, мистер Маккеллар, - сказал он, - в
любое время дня и ночи, потому что я всегда уверен в разумности ваших
суждений. Однажды вы очень здраво дали совет, и по важному делу; я не
забыл этого.
- Я здесь, чтобы выступить в защиту моего хозяина, - сказал я. - Надо
ли говорить вам о том, как он обычно держит себя? Вы знаете, в какое по-
ложение он поставлен. Вы знаете, с каким великодушием он всегда относил-
ся к вашему другому... к вашим желаниям, - поправился я, запнувшись и не
в силах выговорить слово "сын". - Вы знаете... вы должны знать...
сколько он вынес... сколько он вытерпел из-за своей жены.
- Мистер Маккеллар! - закричал милорд, грозный, словно лев в своем
логове.
- Вы обещали выслушать меня, - продолжал я. - Чего вы не знаете, что
вы должны знать и о чем я вам сейчас расскажу, - это те испытания, кото-
рые он должен был переносить втайне. Не успевали вы отвернуться: как
тот, чье имя я не смею произнести, сейчас же принимался издеваться, ко-
лоть его вашим - да простит меня милорд - вашим предпочтением, называть
его Иаковом, деревенщиной, преследовать недостойными насмешками, нестер-
пимыми для мужчины. А стоило кому-нибудь из вас появиться, как он тот же
час менялся; и моему хозяину приходилось улыбаться и угождать человеку,
который только что осыпал его оскорблениями. Я знаю все это потому, что
кое-что испытал и на себе, и говорю вам: жизнь наша стала невыносимой. И
это продолжалось все время с самого прибытия этого человека, - он в пер-
вый же вечер окрестил моего хозяина Иаковом.
Милорд сделал движение, как бы собираясь откинуть одеяло и встать.
- Если во всем этом есть хоть крупица правды... - начал он.
- А разве я похож на лжеца? - прервал его я.
- Вы должны были сказать мне раньше, - проговорил он.
- Да, милорд! Должен был, и вы вправе корить нерадивого слугу.
- Но я приму меры, и сейчас же, - и он снова сделал движение, чтобы