она распевала, когда я был погружен в свои размышления. Моя суровость
восстановила против меня всех вертихвосток в доме, что меня мало трога-
ло, но весьма забавляло мистера Генри, который потешался над тем, что мы
товарищи по несчастью.
Странное дело (ведь моя мать была тем, что называют солью земли, а
тетка моя Диксон, платившая за мое обучение в университете, - достойней-
шая женщина), но я никогда не питал склонности к особам женского пола,
да и понимал их, должно быть, плохо. А будучи далеко не развязным мужчи-
ной, я к тому же и сторонился их общества. У меня тем менее оснований
раскаиваться в этом, что я неоднократно замечал, к каким гибельным пос-
ледствиям приводила неосмотрительность других людей. Все это я счел нуж-
ным изложить для того, чтобы не казаться несправедливым по отношению к
одной миссис Генри. И, кроме того, замечание это само собой пришло мне в
голову при перечитывании письма, которое было следующим звеном этого за-
путанного дела и, к моему искреннему удивлению, было доставлено мне
частным образом через неделю или две после отбытия последнего гонца.
Письмо полковника Бэрка (позднее кавалера) мистеру Макксллару:
Труа в Шампани 12 июля 1756 года.
Дорогой сэр, вы, без сомнения, будете изумлены, по лучив это письмо
от человека, столь мало вам известного. Но в тот день, когда я имел
счастье повстречать вас в Дэррисдире, я отметил в вас, несмотря на вашу
молодость, надежную твердость характера - качество, которым я восхищаюсь
почти так же, как природной одаренностью и рыцарским духом смелого сол-
дата. К тому же я принял живейшее участие в судьбе благородной семьи,
которой вы имеете честь служить с такой преданностью, или, вернее, быть
ее скромным, но уважаемым другом, разговор с которым в утро моего отъез-
да доставил мне искреннее удовольствие и произвел на меня глубокое впе-
чатление. На днях, отлучившись на побывку в Париж из этого достославного
города, где я несу гарнизонную службу, я осведомился о вашем имени (ко-
торое, сознаюсь, позабыл) у моего друга Б, и, пользуясь благоприятной
оказией, пишу вам, чтобы сообщить новости.
Когда мы последний раз беседовали с вами о моем друге, он, как я, ка-
жется, говорил вам, пользовался весьма щедрым пособием из Шотландского
фонда. Вскоре он получил роту, а затем не замедлил стать полковником.
Мой дорогой сэр, не стану объяснять вам обстоятельств этого дела, ни то-
го, почему я сам, бывший правой рукой принца, был отослан в провинцию
гнить в этой дыре. Как ни привычен я ко двору, но не могу не признать,
что не место там простому солдату, и сам я никогда не надеялся возвы-
ситься подобным путем, если бы даже сделал эту попытку. Но наш друг об-
ладает особой способностью преуспевать, пользуясь покровительством жен-
щин, и если правда то, что я слышал, на этот раз у него была весьма вы-
сокая покровительница. Именно это и обернулось против него, потому что,
когда я имел честь в последний раз пожимать его руку, он только что был
выпущен из Бастилии, куда был заточен по секретному приказу; и сейчас,
хотя и освобожденный, лишился и своего полка и пенсии. Мой дорогой сэр,
верность честного ирландца в конце концов восторжествует над всеми улов-
ками и хитростями, в чем джентльмен вашего образа мыслей, вероятно, со
мной согласится.
Так вот, сэр Баллантрэ - человек, талантами которого я восторгаюсь, и
к тому же он мой друг, и я считаю нелишним сообщить вам о постигших его
превратностях судьбы, так как, на мой взгляд, он сейчас в полном отчая-
нии. Когда я его видел, он говорил о поездке в Индию (куда и сам я наде-
юсь сопровождать своего знаменитого соотечественника мистера Лалли
[27]); но для этого, насколько я понимаю, он нуждается в сумме, намного
превышающей ту, которая находится в его распоряжении. Вы, должно быть,
слышали военную поговорку: полезно мостить золотом путь отступающему
врагу? Так вот, уверенный в том, что вы поймете смысл этого напоминания,
остаюсь с должным почтением к лорду Дэррисдиру, его сыну и прелестнейшей
миссис Дьюри, мой дорогой сэр, ваш покорный слуга Фрэнсис Бэрк.
Письмо это я тотчас отнес мистеру Генри; и я думаю, что обоими нами в
эту минуту владела одна мысль: что письмо запоздало на неделю. Я поспе-
шил послать полковнику Бэрку ответ, в котором просил его уведомить Бал-
лантрэ при первой же возможности, что следующий его гонец будет снабжен
всем необходимым. Но, как я ни спешил, я не мог предотвратить неизбеж-
ное; лук был натянут, стрела уже вылетела. В пору было усомниться в спо-
собности провидения (и его желании) остановить ход событий; и странно
сейчас вспоминать, как усердно, как долго и слепо подготовляли все мы
надвигавшуюся катастрофу.
С этого дня я держал у себя в комнате подзорную трубу и стал при слу-
чае расспрашивать арендаторов, и так как контрабанда в нашей округе ве-
лась почти что в открытую, вскоре я уже знал все их сигналы и мог с точ-
ностью до одного часа определить возможное появление очередного гонца.
Повторяю, расспрашивал я арендаторов потому, что сами контрабандисты бы-
ли отчаянные головорезы, всегда вооруженные, и я с большой неохотой
вступал с ними в какие-либо сношения. Более того (и это впоследствии
повредило делу), я вызывал особую неприязнь кое у кого из этих разбойни-
ков. Они не только окрестили меня недостойной кличкой, но, поймав как-то
ночью в глухом закоулке и будучи (как сами сказали бы) навеселе, они по-
техи ради заставили меня плясать. Они тыкали мне в ноги тесаками, распе-
вая при этом на все лады: "Квакер, квакер [28], попляши". Хотя они и не
причинили мне телесных повреждений, я был до того потрясен, что на нес-
колько дней слег в постель от этого поношения, настолько позорного для
Шотландии, что оно не нуждается в комментариях.
К вечеру седьмого ноября того же злосчастного года, прогуливаясь по
берегу, я заметил дымок маячного костра на Мэкклроссе. Пора было возвра-
щаться, но в тот день мною владело такое беспокойство, что я пробрался
сквозь заросли к мысу Крэг. Солнце уже село, но на западе небо еще было
светлое, и я мог разглядеть контрабандистов, затаптывающих свой сигналь-
ный костер на Россе, а в бухте - люггер с убранными парусами. Он явно
только что бросил якорь, но уже спущена была шлюпка, которая приближа-
лась к причалу возле густого кустарника. Все это, как я знал, могло оз-
начать только одно - прибытие гонца в Дэррисдир.
Я отбросил все свои страхи, спустился по крутому обрыву, на что
раньше никогда не отваживался, и спрятался в кустарнике, как раз в ту
минуту, когда шлюпка причалила к берегу. За рулем сидел сам капитан
Крэйл - вещь необычная; рядом с ним сидел пассажир; а гребцам приходи-
лось трудно: так завалена была шлюпка саквояжами и сумками, большими и
малыми. Но выгрузку провели быстро и умело, багаж сложили на берегу,
шлюпка повернула к люггеру, а пассажир остался один на прибрежной скале.
Это был высокий стройный мужчина, одетый во все черное, при шпаге и с
тростью в руке. Ею он помахал капитану Крэйлу жестом грациозным, но и
насмешливым, который запомнился мне навсегда.
Лишь только отчалила шлюпка с моими заклятыми врагами, я, собравшись
с духом, выбрался из кустарника и тут вновь остановился, разрываясь меж-
ду естественным недоверием и смутным предчувствием истины. Так я, должно
быть, и простоял бы в нерешимости всю ночь, если бы, обернувшись, приез-
жий не разглядел меня в дымке сгущавшегося тумана. Он помахал мне рукой
и крикнул, чтобы я приблизился. Я повиновался ему с тяжелым сердцем.
- Послушайте, милейший, - сказал он чистым английским говором, - вот
тут кое-какая кладь для Дэррисдира.
Я приблизился настолько, что мог теперь рассмотреть его: хорошо сло-
жен и красив, смугл, худощав и высок, с быстрым, живым взглядом черных
глаз, с осанкой человека, привыкшего сражаться и командовать; на щеке у
него была родинка, нисколько его не безобразившая, на пальце сверкал
перстень с крупным бриллиантом. Черное его платье было модного французс-
кого покроя; кружева у запястья несколько длиннее обычного и превосход-
ной работы, и тем удивительнее было видеть такой наряд у человека,
только что высадившегося с грязного люггера контрабандистов. К этому
времени и он пригляделся ко мне, пронизывая меня своим острым взглядом,
потом улыбнулся.
- Бьюсь об заклад, мой друг, - сказал он, - что я знаю и ваше имя и
даже прозвище. По вашему почерку, мистер Маккеллар, я предвидел именно
такое платье.
Услышав это, я весь задрожал.
- О, - сказал он, - вам нечего меня бояться. Я не в претензии за ваши
скучные письма и намереваюсь нагрузить вас рядом поручений. Называйте
меня мистером Балли, я принял это имя, или, вернее (поскольку я имею де-
ло с таким педантом, как вы), сократил мое собственное. Теперь возьмите
это и вот это, - он указал на два саквояжа, - их-то вы, я надеюсь, доне-
сете, а остальное может подождать. Ну же, не теряйте времени даром!
Тон его был так резок и повелителен, что я инстинктивно повиновался,
не в силах собраться с мыслями. Не успел я поднять его саквояжей, как он
повернулся ко мне спиной и зашагал по дорожке, уже погруженной в по-
лутьму густой тени вечнозеленого кустарника. Я следовал за ним, сгибаясь
под тяжестью своей ноши и почти не сознавая ее, - так ужасала меня чудо-
вищность этого возвращения и так беспорядочно неслись мои мысли.
Внезапно я остановился и опустил на землю саквояжи. Он обернулся и
посмотрел на меня.
- Ну? - спросил он.
- Вы владетель Баллантрэ?
- Вы должны по чести признать, - сказал он, - что я не играл в прятки
с проницательным мистером Маккелларом.
- Во имя бога! - закричал я. - Что привело вас сюда? Уходите, пока
еще не поздно.
- Благодарю вас, - отозвался он. - Выбор сделан вашим хозяином, а не
мной, ну, а коли так, то, значит, он (и вы тоже) должны отвечать за пос-
ледствия. А теперь поднимите-ка мои вещи, которые вы опустили в самую
лужу, и впредь занимайтесь тем делом, на которое я вас поставил.
Но теперь я уже не думал о послушании, я подошел к нему вплотную.
- Если ничто не может побудить вас повернуть назад, - сказал я, - хо-
тя, принимая во внимание все обстоятельства, каждый христианин или хотя
бы джентльмен не решился бы идти вперед.
- Какие восхитительные обороты! - прервал он меня.
- Если ничто не может побудить вас повернуть назад, - продолжал я, -
то все же должно соблюдать приличия. Подождите здесь с вашим багажом, а
я пойду вперед и подготовлю вашу семью. Отец ваш в преклонных летах,
и... - тут я запнулся - ...должно же соблюдать приличия.
- Ого, - сказал он. - Ай да Маккеллар! Он выигрывает при ближайшем
знакомстве. Но только имейте в виду, милейший, раз навсегда зарубите се-
бе на носу: не тратьте на меня своего красноречия, меня вы с дороги не
своротите!
- Вот как? - сказал я. - Ну, это мы посмотрим!
И, круто повернувшись, я направился по дороге в Дэррисдир. Он пытался
меня задержать и что-то сердито кричал, а потом, как мне показалось,
засмеялся. Он даже пробовал догнать меня, но, должно быть, сейчас же от-
казался от этого намерения. Во всяком случае, через несколько минут я
добежал до дверей дома, полузадохшийся, но без спутника. Я взбежал прямо
по лестнице в залу и, очутившись перед всей семьей, не мог произнести ни
слова. Но, должно быть, вид мой сказал им достаточно, потому что все они
поднялись с мест и уставились на меня, как на привидение.
- Он приехал, - выговорил я наконец.
- Он? - спросил мистер Генри.
- Он самый, - сказал я.
- Мой сын? - воскликнул милорд. - Безрассудный! Безрассудный мальчик!
Как мог он покинуть места, где был в безопасности?!
Ни слова не сказала мисс Генри, и я не взглянул на нее, сам не знаю
почему.
- Так, - произнес мистер Генри, едва переводя дыхание. - И где же он?
