было сомнений, что мистер Карлайль кое-что разгласит - не сразу, а, как
подобает юристу, мало-помалу. И сейчас уже истинное положение вещей от-
части прояснилось, а собственное злонравие Баллантрэ неизбежно довершит
то, что мы начали. Перед своим отъездом стряпчий дал нам понять, что на
этот счет уже произошел известный перелом в общественном мнении.
- Мне, может быть, следует признать, милорд, - сказал он, уже со шля-
пой в руках, - что распоряжения вашей милости касательно мистера Балли
не были для меня полной неожиданностью. Кое-что на этот счет просочилось
еще в пору его последнего приезда в Дэррисдир. Поговаривали о какой-то
женщине в СентБрайде, к которой вы отнеслись весьма великодушно, а мис-
тер Балли с изрядной долей жестокости. Шли разные толки и о майорате.
Короче говоря, пересудов было хоть отбавляй, и кое-какие наши умники
пришли к твердому на этот счет мнению. Мне, конечно, было бы не к лицу
торопиться с выводами, но теперь подсчеты мистера Маккеллара наконец
открыли мне глаза. Я не думаю, мистер Маккеллар, что мы с вами хоть в
чем-нибудь будем потакать этому господину.
Остаток этого памятного дня прошел благополучно. Мы решили держать
врага под постоянным наблюдением, и я, как и все прочие, взял на себя
обязанность надсмотрщика. Мне казалось, что, замечая нашу насторожен-
ность, он только приободрялся, тогда как я невольно призадумывался. Меня
больше всего пугала изумительная способность этого человека проникать в
самую сердцевину наших забот и опасений. Вам, может быть, приходилось
(ну, хоть упав с лошади) испытать на себе руку костоправа, которая ис-
кусно перебирает и ощупывает мускулы, с тем чтобы точно определить пов-
режденное место? Вот так же было с Баллантрэ, чей язык умел так ловко
выспрашивать, а глаз так зорко наблюдать. Казалось, я не сказал ничего,
а между тем все выдал. Прежде чем я успел опомниться, он уже сожалел со
мною вместе о том, что милорд пренебрегает миледи и мною, и об его па-
губной приверженности к сыну. Я с ужасом заметил, что к последнему воп-
росу он возвращался трижды. До сих пор мальчик боязливо сторонился дяди,
и я видел, что отец имел неосторожность внушать ему этот страх, что было
плохим началом. Теперь, когда я вглядывался в этого человека, все еще
такого красивого, такого хорошего рассказчика, которому было о чем расс-
казать, я убеждался, что он, как никто, способен завладеть воображением
ребенка. Джон Поль уехал только утром, и едва ли он хранил молчание о
том, кто был его кумиром. Словом, мистер Александер был подобен Дидоне с
ее распаленным любопытством, тогда как Баллантрэ мог стать новым Энеем
[41] и отравить его душу, повествуя обо всем, что так любезно юношескому
слуху: о битвах, кораблекрушениях, побегах, о лесах Америки и древних
городах Индии. Мне было ясно, как искусно он мог пустить в ход все эти
приманки и какую власть они мало-помалу принесли бы ему над мальчиком.
Пока этот человек находился под одной с ним кровлей, не было силы, кото-
рая могла бы их разъединить; ведь если трудно приручать змей, то никако-
го труда не представляет очаровать доверчивого мальчугана.
Я вспоминаю одного старого моряка, который жил на отшибе в своей ла-
чуге, куда каждую субботу стекались мальчишки из Лейта и, облепив его со
всех сторон, как вороны падаль, слушали нечестивые рассказы; еще молодым
студентом я часто наблюдал это на каникулах во время своих одиноких про-
гулок. Многие из мальчуганов приходили, конечно, несмотря на строгий
запрет, многие боялись и даже ненавидели опустившегося старика, которого
возвели в герои. Мне случалось наблюдать, как они убегали от него, когда
он был под хмельком, и швыряли в него камни, когда он был пьян. И
все-таки каждую субботу они были тут! Насколько же легче такой мальчик,
как мистер Александер, мог подпасть под влияние этого пышноперого, слад-
когласного джентльмена-авантюриста, если бы тот затеял прельстить его; а
завоевав такое влияние, как легко было злоупотреблять им для совращения
ребенка!
Еще трижды не произнес он имени мистера Александера, как я уже понял
его козни - воспоминания и предчувствия вихрем пронеслись в моем мозгу,
- и я отшатнулся, словно передо мною разверзлась пропасть. Мистер Алек-
сандер - вот в чем было наше уязвимое место. Ева нашего непорочного рая;
и змей уже шипел меж его деревьев.
Вы можете представить себе, как все это подстегнуло меня в моих сбо-
рах. Последние сомнения были отброшены, опасность промедления была на-
чертана передо мною огромными письменами. С этой минуты я не позволял
себе ни присесть, ни передохнуть. То я был на своем посту, наблюдая за
Баллантрэ и его индусом, то в чулане завязывал сундук, то выпускал чер-
ным ходом Макконнэхи с вещами, которые он должен был тайными тропками
донести до места погрузки, то забегал к миледи посоветоваться. Такова
была оборотная сторона этого дня в Дэррисдире, а лицевая казалась обыч-
ным времяпрепровождением знатной семьи в ее родовом поместье. Если и
могло почудиться Баллантрэ какое-либо замешательство, он должен был при-
писать это своему неожиданному возвращению и тому страху, который привык
во всех возбуждать.
Ужин сошел благополучно и, обменявшись холодными приветствиями, мы
разошлись по своим комнатам. Я проводил Баллантрэ в его помещение. Мы
отвели ему вместе с индусом комнаты в северном крыле: оно было самое уе-
диненное и отдалено от главного здания глухими дверями. Я убедился, что
он, то ли как преданный друг, то ли как внимательный хозяин, заботился о
своем Секундре Дассе: сам поддерживал огонь в камине - индус жаловался
на холод; справлялся, не подать ли ему рису, к которому тот привык; лас-
ково беседовал с ним на индустани, пока я, стоя тут же со свечой в руке,
делал вид, что смертельно хочу спать. В конце концов Баллантрэ внял этим
сигналам бедствия.
- Вижу, вижу, - сказал он, - что вы верны вашим прежним привычкам;
рано в кровать, чтобы раньше вставать. Идите, а то вы так зеваете, что,
того и гляди, проглотите меня.
Придя к себе, я, чтобы занять время, приготовил все ко сну, проверил
огниво и задул свечу.
Примерно через час я снова зажег свет, надел войлочные туфли, которые
носил в комнате милорда во время его болезни, и отправился будить отбы-
вающих. Все уже были одеты и ждали - милорд, миледи, мисс Кэтрин, мистер
Александер и горничная миледи - Кристи. Они все выглядывали в щелку две-
ри, с лицами белее полотна, - таково действие скрытности даже на самого
невинного человека. Мы выбрались через боковое крыльцо в ночную темень,
которую нарушали только редкие звезды, так что вначале мы ощупью ковыля-
ли и падали в чаще кустов. За несколько сот шагов от дома нас ожидал
Макконнэхи с большим фонарем, и остаток пути мы одолели гораздо легче,
но все в том же виноватом молчании. За аббатством тропинка выходила на
большую дорогу, а еще четверть мили спустя там, где начиналось Орлиное
болото, мы увидели фонари наших двух карет. При расставании мы обменя-
лись всего двумя-тремя словами, да и то о деле; молчаливое рукопожатие,
потупленные глаза, и все было кончено; лошади взяли рысью, фонари свет-
лячками поползли по вересковым холмам и скрылись за скалистым кряжем. Мы
с Макконнэхи остались одни с нашим фонарем, - хотелось еще дождаться,
когда кареты появятся на Карт-море. Нам показалось, что, достигнув вер-
шины, путники оглянулись и увидели наш фонарь на прежнем месте, потому
что они сняли один из каретных фонарей и трижды помахали им в знак про-
щания. А затем они окончательно скрылись, бросив последний взгляд на ро-
димый кров Дэррисдира, покинутый ради диких заморских стран.
Никогда раньше я не ощущал величия этого купола ночи, под которым мы,
двое слуг - старик и уже пожилой мужчина, - в первый раз были предостав-
лены себе. Никогда раньше я не чувствовал такой потребности в опоре и
поддержке. Чувство одиночества жгло мне сердце огнем. Казалось, что мы,
оставшиеся дома, были настоящими изгнанниками и что Дэррисдир, и Солуэй,
и все, что делало для меня родным мой край - его живительный воздух и
приветливый язык, - все это покинуло нас и устремлялось теперь за море,
вместе с дорогими моему сердцу людьми.
Остаток этой ночи я провел, расхаживая по ровной дороге и раздумывая
о будущем и прошедшем. Мысли мои, сначала с нежностью прикованные к тем,
кто только что оставил нас, мало-помалу приняли другой, более мужествен-
ный оборот, и я стал размышлять, что же мне теперь делать. Рассвет оза-
рил вершины гор, запела и закрякала домашняя птица, над коричневым прос-
тором верещаников кое-где стал подниматься дымок крестьянских хижин, - и
только тогда я повернул к дому и пошел туда, где, освещенная утренним
солнцем, у моря сияла крыша Дэррисдира.
В обычное время я послал просить Баллантрэ к завтраку и спокойно ожи-
дал его в зале. Он оглядел пустую комнату и три прибора на столе.
- Нас сегодня немного? - сказал он. - Как это получилось?
- Нам придется привыкать к этому узкому кругу.
Он быстро и пристально взглянул на меня.
- Что все это значит? - спросил он.
- Вы, я и ваш друг Дасс - вот отныне и вся наша компания. Милорд, ми-
леди и дети отбыли в путешествие.
- Клянусь честью! - воскликнул он. - Возможно ли? Так, значит, я
действительно "переполошил вольсков в их Кориоли" [42]. Но это не причи-
на, чтобы остыл наш завтрак. Садитесь, мистер Маккеллар, прошу вас, -
сказал он, занимая при этом место во главе стола, которое я намеревался
занять сам. - И за завтраком вы можете рассказать мне подробности этого
побега.
Я видел, что он взволнован больше, чем старался это обнаружить, и ре-
шил не уступать ему в выдержке.
- Я только что намеревался предложить вам занять почетное место, -
сказал я, - потому что, хотя теперь я поставлен в положение хозяина до-
ма, я никогда не забуду, что вы как-никак член семьи Дэррисдиров.
Некоторое время он разыгрывал роль гостеприимного хозяина, особенно
заботясь о Секундре и давая распоряжения Макконнэхи, которые тот прини-
мал довольно хмуро.
- А куда же изволили отбыть мои добрые родственники? - как бы мимохо-
дом спросил он.
- Ну, мистер Балли, это особый вопрос, - сказал я. - Мне ведено дер-
жать место их назначения в тайне.
- От меня, - подсказал он.
- От всех на свете.
- Чтобы не было так явно. Ну что ж, c'est de bon ton [43]; мой братец
с часу на час делает успехи. А как же относительно меня, мой дорогой
мистер Маккеллар?
- Вам будет предоставлена постель и стол, мистер Балли, - сказал я. -
Мне также разрешено снабжать вас вином, которого у нас запасено в погре-
бе с избытком. Вам только надо поладить со мной, что нетрудно, и у вас
всегда будет и бутылка вина и верховая лошадь.
Он под каким-то предлогом выслал Макконнэхи из комнаты.
- А как насчет денег? - спросил он. - Мне, значит, следует ладить с
моим любезным другом Маккелларом, чтобы получать от него на карманные
расходы, не так ли? Какое забавное возвращение к ребяческому возрасту.
- Вам не установлено было никакого содержания, - сказал я. - Но я
возьму на себя снабжать вас деньгами в разумных пределах.
- В разумных пределах! - повторил он. - Вы возьмете на себя? - Он
выпрямился и окинул взглядом длинный ряд потемневших фамильных портре-
тов. - Благодарю вас от лица моих предков, - сказал он и потом продолжал
ироническим тоном: - Но ведь Секундре Дассу, ему-то уж, наверно, назна-
чено было содержание? Его-то уж никак не могли позабыть?
- Я не премину испросить указаний на этот счет в первом же моем
письме, - сказал я.
Он же, внезапно переменив тон, наклонился вперед, опираясь локтем о
стол:
- И вы считаете все это вполне разумным?
- Я выполняю приказания, мистер Балли.
- Какая скромность! Только искренняя ли? Вы вчера сказали мне, что
