это всё от винограда, и предложила мне брать обед с собой. "Отец же берёт
его с собой", - убеждала она меня. Всё так, но ведь скауты, рыцари и
вакеро не возят с собой обеда... и я не буду. Когда же мать настаивала и
делала мне узелок, я прятал его в конюшне или запихивал куда-нибудь.
Небуду проявлять слабости. Я ещё "найду" себя, как говорили люди моего
склада.
Я посоветовался об этом с обходчиком моста. Он сказал, что я могу есть
у него, как только захочу, а пища у него была простая и хорошая: ветчина и
яйца с чёрным кофе и жжёным сахаром. Однако, для коня он не мог предложить
ничего, да и мост был не так уж далеко от города. Я пользовался его
гостеприимством только на завтрак, и только тогда, когда добирался до него
до шести тридцати утра.
Я подружился с А-Хуком, фермером-китайцем, который жил чуть подальше.
Сначала он проявил недружелюбие. У него был участок дынь и ещё один с
арахисом, и он относился к мальчикам с подозрением.
- А зачем тебе приезжать сюда есть? - спрашивал он. - Почему бы не
съездить домой?
Я объяснил. - Слишком далеко. - А он снова спросил: "А зачем уезжать
слишком далеко?"
Ну уж на это-то ответить было просто. Мне нужно посмотреть, что там
дальше. А он рассмеялся.
- Мериканский мальчик, поехать посмотреть... что? Ни-чо. Ни-чо.
Китайский мальчик, он никуда не ездит, ничего не смотрит. Он и так уже всё
знает, ни-чо, всё одно и то же.
Я же ответил так: " А для чего А-Хук проделал такой путь сюда из Китая,
чтобы посмотреть... Сакраменто?"
- Я приехал сюда не смотреть на Сакраменто, - ответил он. - Я приехал
заработать доллар, и поеду назад в Китай.
- Ну да, - заспорил я, - ты приехал подзаработать, чтобы есть, так же
как и я.
А-Хуку это понравилось. Он захихикал и сдался.
- Холосо, - произнёс он, - холосо, приезжай сюда есть рис с нами.
Я так и сделал раз-другой, а А-Хук ставил моего пони кормить вместе со
своей тощей клячей. Но рацион у него всегда был один и тот же, рис и чай,
всё на китайский манер, а я не любил риса. Мне нужно было найти себе
другое пристанище.
По своей привычке я превратил эти поиски в дело, а дело превратил в
игру. А моя младшая сестра обратила этот мой трюк в философию. "А зачем
работать?" - говорит она, когда кто-либо жалуется на свою работу. -
"Преврати свою работу в игру, и ...играй себе".
Я представил себе, что скрываюсь от органов правосудия и ищу друга, но
вскоре стал настолько закоренелым преступником, что пришлось слишком много
осторожничать. Я шарахался от людей, которые могли бы помочь мне. Я так
ничего и не нашёл, а другой день пропал потому, что я гонялся за
противником и совсем забыл, что мне-то ведь нужен друг. Я всех избегал. В
следующую субботу я уже стал благоразумнее. Я был доверенным разведчиком
генерала, пославшего меня, чтобы найти место, где расквартировать и
обеспечить его войска, и он приказал мне действовать, пока не найду то,
что нам нужно. Проезжая по несколько возвышенной стоктонской дороге я
сложил руки и провёл разведку, и присмотрел несколько подходящих мест. Я
судил по внешнему виду, предпочитал чистенькие фермы. Ферма Даденов была
как с иголочки. Она была небольшой, но все строения были покрашены, заборы
были хорошо сделаны, а поля хорошо вспаханы. У г-на Дадена была кузница на
перекрёстке главной дороги и одной из поперечных. Там он всегда работал
сам, а сыновья занимались фермой. И это вызывало трудности.
Сельские ребята как-то неприязненно посматривали на городских,
презрительно и свысока, они задавали неудобные вопросы и смеялись над
ответами. Однако, я был в отчаянии, войска надо было обеспечить, генерал
был прекрасный начальник, но строг. Я стал обдумывать вариант фермы Дадена.
Подъехав к кузнице, я остановился и уставился на г-на Дадена. Он поднял
голову от наковальни и спросил, надо ли мне подковать пони, и когда я
сказал, что не надо, он продолжил работу, колотя по красному железу и
разбрызгивая искры повсюду, даже на свой кожаный фартук, и к моему
удивлению, на свои оголённые волосатые руки. Это было восхитительное
зрелище. Я бы тоже стал кузнецом, который подковывает лошадей.Тлеющие
осколки выжигали на полу темные пятна, но не причиняли вреда г-ну Дадену.
С чего бы это? Я спросил.
- Они знают меня, - ответил он, не поднимая головы. Он продолжал
молотить красное железо, то суя его в шипящую воду, то кладя его снова в
открытый огонь, как будто бы меня там вовсе не было. Я поехал дальше, а
Дадены на год-другой потеряли возможность познакомиться со мной и кормить
меня.
Ферма Дадена была в пяти милях от города. Двумя милями дальше была ещё
одна поперечная дорога, которая вела к Флорину, железнодорожной станции,
которая теперь стала центром японской колонии, о которой много писали как
о примере того,что белые не смогли удержать землю перед лицом одной из
самых умных желтых рас. В моё время фермы были по размерам почти что
ранчо, а домов было немного.
Между Даденами и перекрёстной дорогой не было строений, и дальше тоже
на много миль вперёд. Кругом были только бескрайние поля пшеницы, сияющей
под жарким солнцем. Видно было как жар подымался как белое пламя над
землёй. Я свернул на флоринскую дорогу, так как слева от неё заметил
оазис, белый коттедж с летящей ветряной мельницей в небольшом огороженном
саду с молодыми деревьями, а рядом большой некрашеный амбар. Чудненько. От
дороги отходила аллея, я поехал по ней между желтой пшеницей игромадным
светлозелёным виноградником, орошавшимся ветряными мельницами, к дому. В
саду были цветы, они были свежими из-за протекавших рядом ручейков воды,
которые составляли совершенную маленькую систему канав. Всё хозяйство было
чистеньким, прохладным, тенистым и тихим; не было никаких признаков
присутствия человека до тех пор, пока я не подъехал к воротам коттеджа.
Там, вздрогнув, я увидел женщину, которая стояла, вытирая руки о передник
и внимательно глядя на меня.Это была г-жа Нили.
Г-жа Нили, жена высокого, прямого, мягкого мужчины из штата Миссисипи,
была родом из Новой Англии. Об этом я узнал позднее, и многое из того, что
я расскажу сейчас, основано на её рассказах, пересказанным позже моей
матерью, всё это безнадёжно перемешалось с моими собственными
воспоминаниями. Но и теперь я вижу прямую линию её тонких молчаливых губ и
весёлый, танцующий взгляд её внимательных, испытующих глаз. У меня сразу
же пропали все мысли о войсках.
- Здравствуйте, - осторожно начал я.
- Здравствуй, - ответила она.
- Меня зовут Лэнни Стеффенс, - объяснил я, - я ищу, где бы можно было
нам перекусить, когда я выезжаю на долгие загородные прогулки.
- Нам? - переспросила она. - Кому это нам? Ты имеешь в виду своего пони?
- Да, - сказал я. - Отец говорит, что гораздо важнее накормить пони,
чем меня, но он может поесть и травы, если у вас нет сена.
- О, сено-то у нас есть, - ответила она, - но с какой стати нам кормить
мальчика и лошадь, как только они объявятся здесь?
- Не знаю, - сказал я, и это было правдой. Мне частенько задавали этот
вопрос, я даже сам себя спрашивал, но ответить на него не мог.
- А где вы живёте со своим пони? - поинтересовалась она. - И чем вы
занимаетесь?
Что ты сейчас делаешь здесь?
Я рассказал ей, где живу. Чем я живу, не мог сказать ей ничего, кроме
того, что хожу в школу. А что касается этой поездки, то я это уже объяснил
и повторил теперь подробнее. Ищу такое место, где всегда можно было бы
поесть, как только попаду на стоктонскую дорогу.
- И твоя мать разрешает тебе болтаться так по окрестностям? А отец! Они
хоть знают, где ты сегодня есть?
- Нет, - я покраснел за них. - Они этого не знают. Да и вообще, они
редко знают, куда я поеду, пока не вернусь. Но они не возражают. Они
разрешают мне ездить куда угодно, если только я вместе с пони.
- Ага, понятно, - сказала она. - Они доверяют пони. - И затем позвала:
"Джим, Джим".
Из сарая показалась голова мужчины. - Привет, - ответил он.
- Вот, Джим, - сказала она, - поди-ка сюда, возьми этого никчёмного
пони у мальчишки, поставь его в амбар и накорми его. Сеном, а не овсом. А
ты, - обратилась она ко мне, - слезай-ка с лошади и пойдём со мной.
Джим подошёл и, вопросительно глядя на меня, взял моего пони. Я же
пошёл с г-жой Нили, которая привела меня на кухню и велела мне "помыться".
Она сказала, что я грязный. Она занялась готовкой, а когда я вымылся, мы
разговорились. Не помню уж о чём, но она интересовалась моими сёстрами,
которые мне были совсем ни к чему.
Они ведь не были мальчиками, и как я уже выяснил, в дождливые дни их
можно очень даже хорошо использовать в качестве проводников, а ещё лучше
пассажиров на поезде или пароходе из стульев. Да, и ещё она расспрашивала
меня о школе, которая мне и так надоела. Единственное, что я мог сказать
хорошего о школе, так это то, что по пятницам был короткий день, она
заканчивалась в два часа вместо трёх, и до понедельника мы были свободны.
Два с половиной свободных дня. Однако, чтобы воспользоваться ими сполна,
мне нужно было найти места, где можно было бы остановиться и подкрепиться.
- Понятно, - сказала она. - И когда ты решишь, что мы будем для тебя
одним из таких мест, ты поедешь дальше и будешь искать ещё.
- Д-а-а, - согласился я. До сих пор я как-то не думал об этом, но
теперь, когда она упомянула об этом, я понял, что хорошо бы иметь и другие
места. И ещё я уразумел, что г-жа Нили способна понимать кое-что, что
очень важно для мальчика, чья жизнь представляет собой сплошной поиск
людей, которые понимают хоть что-нибудь, понимание встречается так редко,
особенно среди взрослых.
На приготовление обеда ушло много времени. Я подумал, что г-жа Нили не
перестанет выставлять яства на стол, великолепные вещи: пирожные и
варенье, мёд и молоко, соленья. Даже после того, как мне уже было более
чем достаточно, она продолжала печь, готовить и вынимать продукты из
буфетов, подвалов и печи. И не терпелось не только мне. Не успела она
закончить, как в дом вошёл Джим.
- Как есть, так всегда первый, - нелестно произнесла г-жа Нили, но Джим
ответил ей, что и так уже поздно. - Полуденный поезд прошёл уже давно. - В
ответ она включила сирену, и в дверях появился г-н Нили. Оба мужчины
тщательно вытерли ноги о половичок у входа в кухню, и тогда я заметил, что
в доме очень чисто.
Меня представили г-ну Нили как "никчёмного мальчишку, приехавшего сюда
на ничтожном пони, которых надо накормить, и он предполагает, если еда
будет подходящей, частенько приезжать сюда, если окажется рядом ... в
обеденное время."
- Тогда, - сказал г-н Нили, - надеюсь, что ты приготовила ему хороший
обед." Он очень любезно произнёс всё это, вежливо поклонившись в мою
сторону и тепло пожав мне руку. И я тут же полюбил г-на Нили. О г-же Нили
этого нельзя было сказать, она была какая-то странная. А что касается
Джима, брата г-на Нили, то я оставил его там, куда его посадила г-жа Нили,
в конец стола, он был простой человек.
- Да, - повторила г-жа Нили, когда мужчины вымылись и уселись за стол,
- как видите, я уж постаралась, готовя этот первый,... пробный обед. Из
того, что мне рассказали, я поняла, что он больше не приедет сюда, если
его не устроит еда, хоть он и сообщил мне, что отец его говорит, что
гораздо важнее, чтобы Джим как следует накормил пони. - Всё верно, я всё
это и говорил, но от того, как г-жа Нили преподнесла это, мне стало как-то
не по себе. Меня всегда озадачивало, почему это люди передают то, что я
говорю, с каким-то вывертом, так что это выглядит выспренно и смехотворно.
Однако, я проголодался. То же самое и остальные, а пищи было не только
изобилие, но она была очень вкусной. Мне выпало встретить лучшую кухарку в
окрестностях, и я стал есть, ели все, все, кроме г-жи Нили, которая
продолжала задаватьмне забавные вопросы. Как пройдут выборы? Кто будет у
нас следующим президентом? Что показывают в театре? А в опере? (В
Сакраменто не было оперы). Когда состоится следующий бал? Какова последняя
