оружием в руках и...
- Вот как! Значит, даже смелости не хватает! - сказала г-жа де Реналь
с высокомерием благородной дамы.
- Я никогда не унижусь до того, чтобы говорить о своей смелости, -
невозмутимо ответил Жюльен. - Помоему, это просто низость. И судить об
этом должно по делам. А вы, - добавил он, беря ее за руку, - даже не
представляете себе, до чего я к вам привязан, до какой степени дорожу
возможностью проститься с вами перед этой жестокой разлукой.
XXII
ТАК ПОСТУПАЮТ В 1830 ГОДУ
Слово дано человеку, чтобы скрывать свои мысли.
Преподобный отец Малагрида.
Едва Жюльен очутился в Верьере, как он уже начал упрекать себя за
свою несправедливость по отношению к г-же де Реналь. "Я презирал бы ее
как никчемную бабенку, если бы она не выдержала и не довела до конца эту
сцену с господином де Реналем. Она выпуталась из этого, как истый дипло-
мат, а я проникаюсь сочувствием к побежденному, к моему врагу. В этом
есть чтото подленькое, мещанское; мое самолюбие задето, ибо господин де
Реналь - мужчина. Великое и обширное сословие, к коему имею честь при-
надлежать и я! Ах я болван!"
Господин Шелан отказался от всех квартир, которые наперебой предлага-
ли ему самые почтенные местные либералы, когда он, будучи смещен, вынуж-
ден был покинуть свой приходский дом. Две комнатки, которые он теперь
нанимал, были завалены его книгами. Жюльен, желая показать Верьеру при-
мер, достойный священника, пошел к отцу, взял у него дюжину еловых досок
и тащил их на собственных плечах через всю Большую улицу. Он достал
инструменты у одного из своих прежних приятелей и смастерил что-то вроде
библиотечного шкафа, куда и убрал книги г-на Шелана.
- А я уж думал, что тебя совсем совратила мирская суета, - прослезив-
шись от радости, говорил ему старик кюре. - Ну вот, теперь ты вполне ис-
купил свое мальчишество - этот парад в мундире почетной стражи, которым
ты нажил себе столько врагов.
Господин де Реналь приказал Жюльену жить у него и доме. Никто не по-
дозревал о том, что произошло. На третий день после своего приезда
Жюльен, сидя у себя в комнате, удостоился визита не кого иного, как са-
мого г-на помощника префекта де Можирона. Целых два часа выслушивал
Жюльен бессмысленную болтовню и высокопарные жалобы на людскую злобу, на
отсутствие честности у людей, которым вверено управление казенными
средствами, на то, каким опасностям подвергается через это бедная Фран-
ция, и т.д., и т.д., пока, наконец, не начал смутно догадываться об ис-
тинной цели этого визита. Они уже вышли на площадку лестницы, и бедный,
наполовину разжалованный гувернер с должным почтением распрощался с бу-
дущим префектом некоего счастливого департамента, когда сей последний
соизволил проявить неожиданный интерес к делам Жюльена и стал превозно-
сить его необычайную скромность в отношении денег, и т.д., и т.д. Нако-
нец, заключив его в свои объятия с истинно отеческой нежностью, г-н де
Можирон предложил ему оставить дом г-на де Реналя и перейти на службу к
одному чиновнику, детей которого надобно воспитать и который, подобно
королю Филиппу, благодарил небо не столько за то, что оно ему их дарова-
ло, сколько за то, что оно дозволило им родиться в ближайшем соседстве с
г-ном Жюльеном. "Наставнику их положили бы там восемьсот франков, и пла-
тили бы не помесячно, - что за срам такой, - говорит г-н де Можирон, - а
за четверть года, и всякий раз вперед".
Тут, наконец, наступила очередь Жюльена, который уже целых полтора
часа дожидался с тоской, когда ему можно будет вставить хоть слово. От-
вет его был поистине великолепен, а главное, многословен, совсем как
епископское послание. Он позволял предположить все, а вместе с тем не
говорил ничего положительного. В нем было и глубокое уважение к г-ну де
Реналю, и благоговейное почитание верьерского общества, и призна-
тельность достославному господину помощнику префекта. Помощник префекта,
искренне удивленный тем, что столкнулся с человеком, который еще более
иезуит, чем он сам, тщетно пытался добиться от него чего-нибудь более
определенного. Жюльен в восторге от того, что ему выпал случай поупраж-
няться, продолжал отвечать в том же роде, но в несколько иных выражени-
ях. Никогда еще ни одному краснобаю-министру, которому хочется мирно до-
вести до конца заседание, когда в палате того и гляди разгорятся страс-
ти, не удавалось наговорить так много и при этом так мало сказать. Едва
за г-ном де Можироном закрылась дверь, как Жюльен принялся хохотать, как
сумасшедший. Чтобы не потерять даром обуявший его иезуитский пыл, он на-
писал г-ну де Реналю письмо на девяти страницах, где подробно сообщал
все, что ему предложили, и смиренно просил совета: "Однако этот мошенник
так и не назвал мне лицо, которое делает мне это предложение. Должно
быть, это господин Вально, который рассматривает мою ссылку в Верьер как
результат своего анонимного послания".
Отправив свое письмо, довольный, словно охотник, который часов в
шесть утра в ясный осенний день попадает на полянку, полную дичи, Жюльен
вышел из дому с намерением попросить совета у г-на Шелана. Но не успел
он дойти до добряка кюре, как провидение, приберегавшее для него к этому
дню свои милости, послало ему навстречу самого г-на Вально, которому
Жюльен тут же признался, что у него прямо душа разрывается: вот он такой
бедняк, так жаждет посвятить себя тому призванию, к которому чувствует
себя предназначенным свыше, а выходит, призвание - еще далеко не все в
этом жалком мире. Для того, чтобы честно трудиться в вертограде господ-
нем и не оказаться уж совсем недостойным своих ученых собратий, необхо-
димо образование: надо два года учиться в безансонской семинарии, что не
дешево стоит; а из этого следует, что необходимо и даже, можно сказать,
в некотором роде вменяется в долг прикопить деньжонок, что, разумеется,
много легче сделать, если получать, скажем, восемьсот франков, которые
выплачиваются по четвертям, нежели шестьсот, которые расходятся у тебя
из месяца в месяц. А с другой стороны, если провидение позаботилось уст-
роить его к юным Реналям и вложило ему в сердце такую привязанность к
ним, разве оно не указывает ему тем самым, что он не должен покидать их,
не должен переходить на другое место.
Жюльен достиг столь высокой степени совершенства в подобного рода
красноречии, пришедшем на смену решительным действиям времен Империи,
что ему, наконец, самому стало тошно от своих разглагольствований.
Когда он вернулся домой, его уже дожидался лакей г-на Валено в парад-
ной ливрее; он разыскивал его по всему городу, чтобы вручить ему пригла-
шение на сегодняшний обед.
Жюльен еще никогда не бывал в доме этого господина; всего лишь нес-
колько дней тому назад он только и мечтал, как бы угостить его палкой,
да покрепче, и при этом не попасться в лапы исправительной полиции. Хотя
обед был назначен на час дня, Жюльен счел более почтительным явиться в
кабинет господина директора дома призрения в половине первого. Он застал
его важно восседающим перед грудой разложенных на столе папок с делами.
Его громадные черные баки, невероятная шевелюра, феска, напяленная "а
макушку, огромная трубка, вышитые туфли, толстенные золотые цепочки, пе-
рекрещивавшиеся в разных направлениях на его груди, - весь этот арсенал
провинциального денежного туза, мнящего себя неотразимым победителем
женских сердец, отнюдь не внушил почтения Жюльену, - наоборот, еще
больше подстрекнул в нем охоту съездить его как следует палкой.
Он попросил, чтобы ему оказали честь и представили г-же Вально, но
она занималась своим туалетом и не могла его принять. Зато ему было дос-
тавлено удовольствие присутствовать при туалете самого г-на директора.
После этого они проследовали к г-же Вально, которая со слезами на глазах
представила Жюльену своих деток Эта дама, одна из самых влиятельных особ
в Верьере, обладала грубой мужеподобной физиономией, которую она ради
торжественного случая густо нарумянила Она позаботилась пустить в ход
весь свой материнский пафос.
Жюльен вспоминал г-жу де Реналь Его недоверчивость мешала ему преда-
ваться воспоминаниям, за исключением тех случаев, когда они возникали
невольно, по противопоставлению, но тут он растрогался до умиления Это
состояние еще усилилось тем, что он увидел в доме директора: его заста-
вили обойти весь дом Все здесь было великолепно, все только что из мага-
зина, новехонькое, и ему тут же сообщали стоимость каждого предмета. Но
Жюльен во всем этом видел что-то гнусное, от всего пахло крадеными
деньгами, и все в доме, вплоть до слуг, точно старались оградить себя от
презрения.
Сборщик налогов, податной инспектор, жандармский офицер и еще двое
или трое чиновников пожаловали со своими женами. За ними следом явилось
несколько богатеньких либералов. Позвали к столу Жюльен уже был в самом
отвратительном настроении, а тут еще ему пришло в голову, что бок о бок
с этой столовой, за стеной, сидят несчастные призреваемые и на их-то
скудном пайке, должно быть, и загребали денежки для приобретения всей
это безвкусной роскоши, которой его сейчас хотели ошеломить.
"Должно быть, они голодные сейчас", - подумал он, и у него сдавило
горло; он был не в силах заставить себя проглотить ни куска и даже почти
не мог говорить. Но спустя примерно четверть часа он почувствовал себя
еще хуже. Издали время от времени стали доноситься обрывки уличной пе-
сенки, и, надо сознаться, песенки малопристойной; ее распевал кто-то из
этих несчастных затворников. Г-н Вально посмотрел на одного из своих
ливрейных лакеев; тот мигом исчез, и через минуту пение прекратилось.
Как раз в это время другой лакей подносил Жюльену рейнвейн в зеленой
рюмке, и г-жа Вально не преминула сообщить Жюльену, что вино это стоит
на месте девять франков бутылка. Жюльен поднял зеленую рюмку и сказал
г-ну Вально:
- Там перестали петь эту гнусную песню.
- Еще бы, черт возьми, - с победоносным видом ответил директор. - Я
приказал замолчать этой голытьбе.
Это было уже слишком для Жюльена он вполне усвоил подобающие этому
кругу манеры, но чувствами его он еще далеко не проникся. Несмотря на
все свое лицемерие, к которому он так часто прибегал, он почувствовал,
как по щеке у него покатилась крупная слеза.
Он постарался укрыться за зеленой рюмкой, но был совершенно не в сос-
тоянии оказать честь рейнскому вину "Не давать петь, - повторял он про
себя. - Боже мой! И ты это терпишь!"
К счастью, никто не заметил, что он так неприлично расчувствовался
Сборщик налогов затянул роялистскую песню Когда все хором подхватили
припев, совесть Жюльена стала нашептывать ему: "Вот оно - это грязное
богатство, которого и ты можешь достигнуть и наслаждаться им, но только
на таких вот условиях, не иначе как в этакой компании Возможно, ты запо-
лучишь местечко в двадцать тысяч франков, но в то время как сам ты бу-
дешь обжираться говядиной, ты будешь запрещать петь бедному узнику; ты
будешь закатывать обеды на деньги, которые уворуешь из его жалкого пай-
ка, и когда ты будешь пировать, он будет еще несчастней! О Наполеон! Как
прекрасно было твое время, когда люди завоевывали себе положение на поле
битвы! Но пробиваться подлостью, увеличивая страдания бедняков?"
Должен сознаться, что слабость, обнаруженная Жюльеном в этом моноло-
ге, внушает мне весьма неважное мнение о нем Он был бы достойным собра-
том тех заговорщиков в желтых перчатках, которые желают перевернуть весь
жизненный уклад большой страны, но не хотят иметь на совести ни малейшей
царапинки.
Внезапно Жюльен был вынужден снова вернуться к своей роли. Ведь не
для того, чтобы мечтать да сидеть, не говоря ни слова, позвали его обе-
дать в таком изысканном обществе.
