что у меня нет дочери, а значит, как бы я ни наказал мать, это не отра-
зится на судьбе детей, - я могу поймать этого подлого малого с моей же-
ной и убить их обоих, и тогда уже это будет трагическая история, над ко-
торой никто не будет потешаться". Эта идея ему понравилась, и он стал
тщательно обдумывать все подробности. "Уложение о наказаниях в таком
случае на моей стороне, да и как бы там оно ни обернулось, наша конгре-
гация и мои друзья, присяжные, сумеют меня спасти". Он вытащил свой
охотничий нож, осмотрел его: нож был очень острый, но вдруг он предста-
вил себе лужу крови, и ему стало страшно.
"Я могу избить до полусмерти этого наглеца-гувернера и вытолкать его
вон. Но какой скандал подымется на весь Верьер и даже на весь департа-
мент! После того как суд постановил прикрыть газету Фалькоза, а главного
редактора выпустили из тюрьмы, я приложил руку к тому, чтобы лишить его
места, где он зарабатывал шестьсот франков. Говорят, теперь этот писака
снова где-то вынырнул в Безансоне: уж он не упустит случая меня осрамить
и сделает это так ловко, что и к суду-то его привлечь будет немыслимо.
Привлечь к суду... Да ведь на суде этот наглец каких только пакостей не
придумает, чтобы доказать, что он сказал правду! Человек знатного рода,
умеющий поддержать свой престиж в обществе, как это делаю я, разумеется,
внушает ненависть всем этим плебеям. Я увижу свое имя в этих гнусных па-
рижских газетках, - боже мой, какой ужас! Старинное имя Реналей, втоп-
танное в грязь зубоскалами! Если мне вздумается куда-нибудь поехать,
придется менять имя. Подумать только! Расстаться с этим славным именем,
в котором вся гордость моя, вся сила! Хуже этого ничего быть не может.
Но если я не убью мою жену, а просто выгоню ее из дому с позором, так
ведь у нее есть тетка в Безансоне, которая ей из рук в руки передаст все
свое состояние. Жена моя отправится в Париж со своим Жюльеном; в Верьере
об этом все, конечно, узнают, и я опять окажусь в дураках". Тут бедный
супруг заметил, что свет его лампы тускнеет: начинало светать. Он вышел
в сад подышать свежим воздухом. В эту минуту он уже почти решил не под-
нимать скандала, руководствуясь главным образом тем соображением, что
такой скандал доставил бы величайшее удовольствие его добрым верьерским
друзьям.
Прогулка по саду немного успокоила его. "Нет! - воскликнул он - С ка-
кой стати я должен отказываться от моей жены? Ведь это полезный для меня
человек". Он с ужасом представил себе, во что превратится его дом без
нее Из всей родни у него осталась только маркиза де Р.... старая злющая
дура.
Конечно, это было весьма разумное рассуждение, но для того, чтобы
осуществить его, требовалась большая твердость характера, значительно
превышавшая скудную долю, отпущенную бедняге природой "Если я не выгоню
жену, - рассуждал он, - я ведь себя знаю, какнибудь она меня разозлит, и
я ей это припомню Она гордячка, мы поссоримся, и все это может случиться
раньше, чем она получит наследство от тетки. Вот когда они посмеются на-
до мной вволю. Жена любит своих детей, в конце концов все это, разумеет-
ся, достанется им же. Но я-то! Я сделаюсь истинным посмешищем в Верьере.
Вот он каков, скажут даже с собственной женой управиться не сумел. Не
лучше ли мне просто держать про себя свои подозрения и не доискиваться
истины? И тогда волей-неволей придется воздержаться от каких бы то ни
было попреков"
Но через минуту г-н де Реналь, снова поддавшись чувству оскорбленного
тщеславия, старательно припоминал всякие способы уличения в измене, о
которых рассказывается за бильярдом в Казино или в Дворянском клубе,
когда какой-нибудь зубоскал прерывает партию, чтобы потешить приятелей
сплетней об обманутом супруге Какими жестокими казались ему сейчас эти
шутки!
"Боже" И отчего моя жена не умерла? Тогда бы никто уж не мог надо
мной потешаться Был бы я вдовцом! Проводил бы полгода в Париже, вращался
бы в самом лучшем обществе" Но после краткой минуты блаженства, навеян-
ного мечтами о вдовстве, воображение его снова принималось выискивать
средство, с помощью которого он мог бы узнать правду Что, если, скажем,
за полночь, когда уже все улягутся, насыпать пригоршню отрубей перед
дверью Жюльена, а утром, чуть рассветет, - увидишь отпечатки шагов.
"Нет, эта шутка никуда не годится! - злобно вскричал он - Подлюга
Элиза заметит, конечно, и мгновенно весь дом будет знать, что я ревную"
В какой-то еще истории, слышанной им в Казино, некий муж убедился в
своем несчастье при помощи волоска, протянутого между дверями жены и ее
любовника и приклеенного с обоих концов воском на манер судейской печа-
ти.
После долгих часов сомнений и колебаний он, наконец, решил, что это
средство, пожалуй, будет самым лучшим, и уже совсем начал было обдумы-
вать, как он все это устроит, как вдруг на повороте аллеи повстречал ту
самую женщину, которую ему так хотелось бы видеть мертвой.
Она возвращалась из деревни. Она ходила к мессе в вержийскую церковь.
По преданию, которое на взгляд холодного философа не внушало доверия, но
которому она, тем не менее, верила, эта маленькая церковь, ставшая ныне
приходской, была некогда часовней в замке сеньора Вержи. Г-жа де Реналь
во время мессы почемуто неотступно думала об этом. Перед нею беспрестан-
но возникала одна и та же картина: муж ее на охоте убивает Жюльена будто
бы случайно, а вечером заставляет ее съесть его сердце.
"Судьба моя зависит сейчас целиком от того, - говорила она себе, -
что он будет думать, слушая мой рассказ. Эти роковые четверть часа решат
все, а уж после мне, быть может, больше и не придется с ним разговари-
вать. Он ведь человек неумный, он не руководствуется рассудком. А то бы
уж я как-нибудь пораскинула мозгами, постаралась бы сообразить, что он
сделает или скажет. А от его решения зависит наша судьба, она в его
власти. Но она зависит также и от моей ловкости, от моего умения напра-
вить в ту или иную сторону мысли этого самодура, - ведь он в ярости ни-
чего не помнит, не соображает, у него просто в голове мутится. Боже мой!
Какое для этого нужно искусство, сколько хладнокровия! А где их взять?"
Но едва только она вошла в сад и увидела издали своего мужа, она,
точно по волшебству, сразу успокоилась. По его всклокоченным волосам и
измятой одежде видно было, что он не ложился спать.
Она подала ему письмо, распечатанное, но затем снова вложенное в кон-
верт. Он взял его машинально и уставился на нее безумными глазами.
- Вот эту мерзость, - сказала она, - подал мне какой-то подозри-
тельный субъект. Он сказал, что знает вас и даже чем-то обязан вам. Это
было вот сейчас, когда я шла позади палисадника нотариуса. Я требую от
вас только одного; чтобы вы сейчас же, без малейшего промедления, отос-
лали господина Жюльена обратно к его отцу.
Госпожа де Реналь поторопилась скорее выговорить эту фразу, - может
быть, даже немного раньше, чем следовало, лишь бы поскорее избавиться от
страшной необходимости произнести ее.
Она вся затрепетала от радости, видя, как обрадовали мужа ее слова.
По тому, как он уставился на нее, она поняла, что Жюльен угадал пра-
вильно. И вместо того чтобы огорчиться этой вполне очевидной неприят-
ностью, она подумала: "Какая проницательность! Какое удивительное чутье!
И у такого молодого человека, без всякого жизненного опыта! Подумать
только, как далеко он может пойти в будущем! Увы, его успехи приведут к
тому, что он меня забудет".
И невольное восхищение человеком, которого она боготворила, рассеяло
все ее страхи.
Она похвалила себя за свою изобретательность. "Я оказалась достойной
Жюльена, - подумала она с тайным и сладостным восторгом.
Боясь не совладать с собой, г-н де Реналь, не говоря ни слова, начал
читать анонимное письмо, составленное, как, вероятно, помнит читатель,
из напечатанных слов, наклеенных на голубоватую бумагу. "Опять новые из-
девательства, конца этому нет, - подумал г-н де Реналь, чуть не падая от
изнеможения - Опять новые оскорбления, и над всем этим надо голову ло-
мать, и все по милости моей жены!" У него уже готовы были сорваться с
языка самые грубые ругательства, но, вспомнив о наследстве из Безансона,
он с большим трудом сдержался. Не зная, на чем сорвать злобу, он скомкал
это второе анонимное письмо и широкими шагами пошел по дорожке. Ему нуж-
но было хоть на минуту уйти от жены. Через несколько мгновений он вер-
нулся немного успокоенный.
- Надо решить, не откладывая, и отказать Жюльену, - сказала она мужу,
как только он подошел. - В конце концов это сын простого плотника. Вы
ему заплатите несколько лишних экю, он человек ученый и легко найдет се-
бе место у того же господина Вально или у помощника префекта Можирона, -
у них тоже есть дети. Так что вы его даже нисколько не обидите...
- Вы мелете вздор, как форменная дура! - неистово закричал г-н де Ре-
наль. - Да и чего ждать от женщины? Откуда у нее здравый смысл? Вам и в
голову никогда не придет обратить внимание на что-нибудь серьезное: мо-
жет ли быть, чтобы вы в чем-нибудь толком разобрались? С вашим легкомыс-
лием, с вашей ленью вам только бабочек ловить. Жалкие вы существа! Горе
нам, семейным людям, что от вас никуда не денешься...
Госпожа де Реналь не мешала ему выговориться; он говорил долго, изли-
вая свою злость, как говорят в здешних краях.
- Сударь, - ответила она ему, наконец, - я говорю как женщина, у ко-
торой затронута честь, то есть самое драгоценное, что только есть у нее.
Госпожа де Реналь сохраняла непоколебимое хладнокровие в течение все-
го этого мучительного разговора, от исхода которого зависела возможность
жить, как прежде, под одним кровом с Жюльеном. Тщательно обдумывая каж-
дое слово, она говорила только то, что могло обуздать ярость мужа, нап-
равить ее, куда ей было нужно. Она была совершенно нечувствительна ко
всем его оскорбительным выкрикам, она не слушала их, она думала в это
время о Жюльене: "Будет он доволен мной?"
- Этот деревенский мальчишка, с которым мы так носились, делали ему
столько подарков, возможно, даже ни в чем не виноват, - сказала она, на-
конец. - Но как-никак, а ведь из-за него мне первый раз в жизни нанесено
такое оскорбление... Когда я прочла эту гнусную бумажонку, сударь, я да-
ла себе слово: либо он, либо я, но один из нас должен уйти из вашего до-
ма?"
- Вам что же, хочется скандал устроить, чтобы опозорить меня да и се-
бя тоже? Вы многим доставите удовольствие в Верьере.
- Это правда, все завидуют тому благосостоянию, которое вы вашим муд-
рым управлением сумели создать и себе, и своей семье, и всему городу...
Ну, тогда я предложу Жюльену, чтобы он отпросился у вас на месяц и отп-
равился к своему достойному другу, этому лесоторговцу в горах.
- А я запрещаю вам распоряжаться, - отрезал г-н де Реналь, впрочем,
довольно спокойно. - И прежде всего я требую от вас, чтобы вы с ним не
разговаривали. Вы начнете злиться, поссорите меня с ним, а вы знаете,
какой он недотрога, этот господинчик.
- У этого молодого человека нет ни малейшего такта, - подхватила г-жа
де Реналь. - Он, может быть, и образованный - вам лучше об этом судить,
- но, в сущности, это простой крестьянин. Я по крайней мере совершенно
разочаровалась в нем после того, как он отказался жениться на Элизе, -
ведь он бы тогда стал вполне обеспеченным человеком, - и из-за чего, в
сущности? Только из-за того, что она иногда потихоньку бегает к господи-
ну Вально.
- А-а, - протянул г-н де Реналь, высоко поднимая брови, - что такое?
И Жюльен вам это сказал?
- Нет, он прямо этого не говорил. Он ведь всегда распространяется
насчет своего призвания к священному сану, но, поверьте мне, главное
призвание у этих людишек - это обеспечить себе кусок хлеба Но он мне не
раз давал понять, что ему известны ее таинственные прогулки.
