Бывший фабрикант набоек, ныне член-корреспондент Безансонской и
Юзесской академий, обратился к нему с другого конца стола с вопросом,
правда ли то, что говорят кругом о его удивительных успехах по части
изучения Нового завета?
Сразу воцарилась глубокая тишина. Новый завет на латинском языке
словно по волшебству оказался в руках ученого члена двух академий. Едва
Жюльен успел ему ответить, как тот, открыв наугад книгу, прочел начало
первой попавшейся латинской фразы. Жюльен продолжал ее наизусть Память
не изменила ему, и это чудо вызвало всеобщее восхищение, проявившееся с
весьма шумной горячностью, подобающей концу обеда. Жюльен смотрел на
раскрасневшиеся лица дам, - некоторые из них были весьма недурны. Он ос-
тановился взглядом на жене сборщика, голосистого запевалы.
- Мне, право, стыдно говорить так долго по-латыни перед дамами, -
сказал он, глядя на нее. - Если бы господин Рюбиньо (это был член двух
академий) был так любезен, что прочел бы наудачу какую-нибудь латинскую
фразу, я попробовал бы, вместо того чтоб продолжать ее дальше, перевести
ее, тут же на французский.
Это второе испытание доставило ему еще больший успех.
Среди гостей было несколько богатых либералов, однако эти счастливые
отцы семейств рассчитывали получить стипендии для своих детей и по этой
причине, поддавшись гласу духовного увещевания, внезапно обратились в
сторонников правительства Но, несмотря на этот весьма тонкий политичес-
кий ход, г-н де Реналь не желал принимать их у себя. Эти добрые люди,
которые знали Жюльена только понаслышке и видели его всего лишь раз,
когда он красовался верхом на коне в день встречи короля, теперь оказа-
лись его самыми пылкими почитателями. "Когда же этим остолопам надоест,
наконец, слушать библейский язык, в котором они ровно ничего не смыслят?
- думал он. Но выходило наоборот - язык этот забавлял их своей необыч-
ностью: они хохотали. Жюльену это надоело.
Едва часы пробили шесть, он степенно поднялся и сказал, что ему еще
предстоит выучить целую главу из новой теологии Лигорио, которую он дол-
жен завтра отвечать г-ну Шелану.
- Ибо ремесло мое, - приятно улыбаясь, добавил он, - заключается в
том, чтобы заставлять других отвечать мне уроки и самому отвечать уроки.
Все очень смеялись и были в полном восторге: остроумие такого рода во
вкусе Верьера. Жюльен уже стоял, и вопреки всем правилам светских прили-
чий все поднялись со своих мест - таково могущество истинного таланта.
Г-жа Вально задержала его еще на четверть часа: он непременно должен был
послушать, как дети отвечают наизусть катехизис; они делали самые неве-
роятные ошибки, но, кроме него, никто этого не заметил. Он не счел нуж-
ным их поправлять. "Какое невежество - не знать самых основных правил
закона божья!" - подумал он. Наконец он раскланялся и уже надеялся ус-
кользнуть, однако пришлось вытерпеть еще одну басню Лафонтена.
- Это чрезвычайно безнравственный автор, - заявил Жюльен г-же Вально.
- В известной басне о мессире Жане Шуаре он позволяет себе издеваться
надо всем, что есть достойного в мире. Его очень резко осуждают самые
серьезные комментаторы.
Прежде чем уйти, Жюльен получил четыре или пять приглашений на обед
"Да этот юноша просто слава нашего департамента! - хором восклицали гос-
ти, сильно навеселе. Договорились даже до того, чтобы выделить для него
особым постановлением некий пенсион из общественных сумм, дабы дать ему
возможность закончить свое образование в Париже.
Покуда эта неосторожная идея обсуждалась на все лады в столовой,
Жюльен уже успел выйти за ворота. "Ну и сволочь, сволочь! - тихонько
воскликнул он три-четыре раза подряд, с наслаждением вдыхая свежий воз-
дух.
В эту минуту он чувствовал себя истинным аристократом - это он-то,
который так долго не мог привыкнуть к презрительным улыбкам и чванливому
высокомерию, скрывавшемуся за всеми учтивыми любезностями, какие расто-
чались ему в доме г-на де Реналя. Теперь уж он не мог не почувствовать
огромной разницы между этими домами. "Забудем даже о краденых деньгах, -
рассуждал он дорогой, - отнятых у этих несчастных заключенных, которым
еще вдобавок запрещают петь. Никогда бы господину де Реналю не пришло в
голову объявлять своим гостям цену каждой бутылки вина, которым он их
угощает. А этот Вально, он просто не в состоянии удержаться от постоян-
ного перечисления своих богатств, и когда он говорит о своем доме, о
своей усадьбе, и прочее, и прочее, - если тут оказывается его жена, он
непременно считает своим долгом сказать. "Твой дом, твоя усадьба".
Эта дама, по-видимому, до того наслаждается чувством собственности,
что даже не постеснялась устроить безобразный скандал за обедом: изруга-
ла лакея, который разбил рюмку и разрознил одну из ее дюжин, и лакей
этот ответил ей с невероятным нахальством.
Ну и компания! Да если бы даже они мне дали половину того, что они
крадут, я бы и то не согласился жить с ними. В один прекрасный день я бы
непременно чем-нибудь себя выдал, я бы не выдержал, не смог бы не обна-
ружить того презрения, которое они мне внушают".
Тем не менее, следуя наставлениям г-жи де Реналь, ему все-таки приш-
лось еще несколько раз присутствовать на такого рода обедах. Жюльен во-
шел в моду; ему простили его мундир почетной стражи, а, быть может,
именно эта неосторожность и была истинной причиной его нынешних успехов.
Вскоре в Верьере только и было разговоров, что о том, кто же в конце
концов возьмет верх и перетянет к себе этого ученого молодого человека:
г-н де Реналь или директор дома призрения. Эти господа вкупе с г-ном Ма-
лоном составляли триумвират, который уж немало лет тиранил весь город.
Мэру завидовали, у либералов было немало причин жаловаться на него, но в
конце концов он все-таки был дворянин и, так сказать, создан для превос-
ходства, тогда как отец г-на Вально не оставил сыну и шестисот ливров
ренты. И не так-то легко было в отношении к нему перейти от жалости, ко-
торую он когда-то внушал своей скверной одежонкой цвета недозрелого яб-
лока, к той великой зависти, которую он теперь вызывал у всех своими
нормандскими лошадьми, золотыми цепочками, сшитыми в Париже костюмами,
всем своим нынешним благополучием.
Среди всех этих новых для него людей Жюльен нашел, как ему показа-
лось, одного порядочного человека: это был математик по фамилии Гро,
слывший якобинцем. Жюльен, поклявшийся себе, что будет высказывать вслух
только то, что сам считал ложью, вынужден был остеречься следовать этому
правилу при г-не Гро. Из Вержи Жюльену присылали толстые пакеты с
письменными работами детей. Ему советовали почаще видеться с отцом, и он
подчинялся этой тягостной необходимости. Одним словом, он довольно ус-
пешно выправлял свою репутацию. Но вот однажды утром он внезапно прос-
нулся, почувствовав прикосновение Двух ручек, прикрывших ему глаза.
Это была г-жа де Реналь: она приехала в город и бегом взбежала по
лестнице, чтобы хоть на минуту опередить детей, задержавшихся внизу со
своим любимцем - ручным кроликом, которого они привезли с собой. Это бы-
ла восхитительная минута, но, к сожалению, слишком уж короткая: г-жа де
Реналь скрылась, как только дети ворвались в комнату, притащив с собой
кролика, которого им не терпелось показать своему другу - Жюльен радост-
но встретил всех, даже кролика. Он словно очутился опять в своей семье;
он чувствовал, что любит этих детей, что ему приятно болтать с ними. Его
удивлял и приятный звук их голосов, и простота, и благородство, сквозив-
шие во всех их детских замашках; он испытывал потребность очистить свою
память от вульгарного тона, отвратительных поступков и суждений, словом,
всего того, что ему приходилось терпеть в Верьере. Там всегда и во всем
чувствовалась вечная боязнь поскользнуться, какая-то непрерывная схватка
между роскошью и нищетой. Люди, у которых ему приходилось обедать, пус-
кались в такие откровенности по поводу жаркого, что становилось стыдно
за хозяев и кусок застревал в горле.
- Нет, вам, родовитым людям, есть чем гордиться, - говорил он г-же де
Реналь и описывал ей те обеды, которые ему пришлось претерпеть.
- Так вы, милый мой, в моде! - И она покатывалась со смеху, представ-
ляя себе г-жу Вально под густым слоем румян, которые она считала нужным
накладывать каждый раз, когда ждала к себе Жюльена. - Должно быть, она
покушается на ваше сердце, - заметила она.
За завтраком царило необыкновенное оживление. Дети, которые, каза-
лось, должны были стеснять их, на самом деле только увеличивали общее
веселье. Бедняжки не знали, как выразить свою радость, что они снова ви-
дят Жюльена. Слуги, разумеется, уже насплетничали им, что ему предлагают
лишних двести франков, лишь бы он согласился обучать молодых Вально.
Неожиданно среди завтрака маленький СтаниславКсавье, еще бледный пос-
ле своей тяжелой болезни, спросил у матери, сколько стоит его серебряный
прибор и маленькая серебряная кружечка, из которой он пил.
- А зачем тебе?
- Я их продам и отдам деньги господину Жюльену, чтобы он не остался в
дураках, если будет жить у нас.
Жюльен бросился целовать его со слезами на глазах. Мать расплакалась,
а Жюльен, взяв малыша на колени, начал объяснять ему, что не надо так
говорить: "остался в дураках", - что так только лакеи говорят. Видя, что
его объяснения доставляют удовольствие г-же де Реналь, он начал придумы-
вать разные забавные примеры, поясняющие, что значит "остаться в дура-
ках".
- Я понимаю, - сказал Станислав. - Это как ворона осталась в дураках:
она сыр уронила, и, лисица его схватила, а лисица-то была льстецом.
Госпожа де Реналь, не помня себя от счастья, то и дело бросалась це-
ловать детей, а для этого ей надо было всякий раз немножко опереться на
Жюльена.
Вдруг дверь распахнулась - вошел г-н де Реналь Его суровая недо-
вольная физиономия являла удивительный контраст с той теплой радостью,
которая померкла, едва лишь он показался. Г-жа де Реналь побледнела: она
чувствовала, что сейчас неспособна чтолибо отрицать. Жюльен сразу завла-
дел разговором и громко стал рассказывать мэру про серебряную кружечку,
которую хотел продать Станислав Сперва г-н де Реналь нахмурил брови
просто по привычке, услышав слово "деньги". "Когда при мне упоминают о
презренном металле, - заявил он, - это всегда бывает предисловием к то-
му, чтобы вытянуть что-нибудь из моего кошелька".
Но на этот раз дело было не только в деньгах, - его подозрения усили-
лись. Радостное оживление жены и детей в его отсутствие отнюдь не дос-
тавляло удовольствия человеку, одолеваемому столь щекотливым тщеславием.
Жена стала с гордостью рассказывать ему, какие милые, остроумные примеры
придумывает Жюльен, объясняя своим ученикам незнакомые им выражения.
- Да, да, - отвечал он, - вот так-то он и охлаждает любовь детей ко
мне - ему ведь ничего не стоит быть для них во сто раз милее меня, ибо я
для них, в сущности, начальство. Да, все у нас теперь, словно нарочно,
идет к тому, чтобы выставить законную власть в отталкивающем виде. Нес-
частная Франция!
Но у г-жи де Реналь вовсе не было охоты разбираться во всех оттенках
мрачного недовольства своего супруга. У нее мелькнула надежда провести с
Жюльеном целых двенадцать часов. Ей надо было сделать массу всяких поку-
пок в городе, и она заявила, что непременно хочет пообедать в кабачке;
как ни возражал ее муж, как ни сердился, она не уступила. Дети пришли в
полный восторг от одного слова "кабачок", которое наши современные
скромники произносят с таким упоением.
Господин де Реналь покинул жену в первой же галантерейной лавке, в
которую она зашла: ему необходимо было повидать кое-кого. Он вернулся
еще более мрачным, чем был утром: он убедился, что весь город только и
