Андроиды убрали закуску и подали дымящийся суп из мидий.
- Я так понял, ты уже успел познакомиться с кораблем? - справился
Силен.
- Да. Это и вправду корабль Консула?
- А чей же еще? - Силен махнул рукой андроиду, и нам принесли
горячий, прямо из печи, хлеб. От него исходил чудесный аромат, который
смешивался с ароматом мидий и запахом осенней листвы с улицы.
- И с его помощью, значит, я должен спасти девочку? Честно говоря,
я ждал, что поэт спросит, какое решение я принял. Вместо этого он
поинтересовался:
- Что ты думаешь об Ордене?
- Об Ордене? - недоуменно переспросил я. Моя рука с ложкой замерла
на полпути ко рту. Силен молча ждал. Я опустил ложку и пожал плечами. -
По правде сказать, я о нем почти не думаю.
- Даже после того, как тебя приговорили к смерти? Я не стал
делиться своими соображениями насчет того, что приговором обязан не
столько Ордену, сколько гиперионскому правосудию.
- Моя жизнь никак не зависела от Ордена.
Поэт кивнул и пригубил вино.
- А от Церкви?
- Не понял, сэр.
- От Церкви твоя жизнь тоже не зависела?
- Пожалуй, да. - Я догадывался, что отвечаю, будто скованный от
смущения подросток, однако эти вопросы казались куда менее важными, чем
тот, который поэт задал мне при первой встрече и ответа на который,
очевидно, ждал.
- Я помню тот день, когда мы впервые услышали об Ордене. Через
несколько месяцев после исчезновения Энеи. На орбите Гипериона появились
звездолеты Церкви, десантники захватили Ките, Порт-Романтик, Эндимион
вместе с университетом и все прочие крупные города и космопорты. Однако
они не задержались, улетели куда-то на боевых скиммерах; далеко не сразу
мы сообразили, что им нужны крестоформы.
Я кивнул. Пока ничего нового. Захват плато Пиньон, где водились
крестоформы, был последней крупной операцией, которую осуществила
дряхлеющая Церковь.
Войска Ордена появились на Гиперионе почти полтора столетия спустя
- оккупировали всю планету, очистили от жителей Эндимион и другие города
вблизи плато...
- Корабли, залетавшие в те годы на Гиперион, доставляли новости, от
которых шла кругом голова, - продолжал Силен. - Церковь распространяла
свое влияние на миры Великой Сети, потом на планеты Окраины...
Андроиды убрали тарелки из-под супа и подали птицу под горчичным
соусом и печеную рыбу с икрой.
- Утка? - на всякий случай уточнил я.
Поэт оскалил свои реконструированные зубы.
- По-моему, в самый раз после твоих недавних... э... испытаний.
Я вздохнул и тронул вилкой мясо. На глаза неожиданно навернулись
слезы. Я вспомнил, как изнывала от нетерпения Иззи... Неужели это было
неделю назад? Кажется, прошла целая вечность. Я поглядел на Мартина
Силена, попытался представить, как он справляется со своими
воспоминаниями. Когда ты помнишь о том, что было столетия назад, разве
можно сохранить разум? Поэт перехватил мой взгляд и усмехнулся. В
который уже раз я спросил себя, не безумен ли мой сотрапезник.
- Итак, мы узнали про Орден и стали задумываться, каково нам
придется под его властью. - Поэт жевал и говорил одновременно. -
Теократия! В эпоху Гегемонии никто не мог вообразить чего-либо
подобного. В ту пору религия была личным делом каждого - я, к примеру,
принадлежал к дюжине конфессий и сам основал пару-тройку новых
вероисповеданий. - Он пристально поглядел на меня. - Ну да тебе все это
известно. Ты же слышал "Песни".
Я промолчал.
- Большинство моих знакомых составляли дзенгностики. От дзена в той
вере было больше, чем от христианства; впрочем, и то и другое на деле
являлось профанацией. Паломничества предпринимались для развлечения.
Путешествие по святым местам с путеводителем в руках. Дерьмо собачье! -
Силен хмыкнул. - Гегемония никогда по-настоящему не связывалась с
религией. От идеи объединить гражданские общественные установления с
религиозными принципами попахивало варварством; такое годилось разве что
для Кум-Рияда или какого-нибудь другого захудалого мирка на Окраине. А
затем явился Орден - метод кнута и пряника, крестоформ надежды...
- Орден не правит, - заметил я. - Он советует.
- Вот именно, - согласился старик, тыкая в мою сторону вилкой.
Между тем А.Беттик подлил ему вина. - Орден советует, а не правит. На
сотнях миров Церковь наставляет своих прихожан, а Орден помогает
советами. Но христианин, который хочет воскреснуть, ни за что не
пропустит мимо ушей советы Ордена и обязательно прислушается к
наставлениям Церкви, верно?
Я передернул плечами. К тому, что за всем на свете стоит Церковь,
люди ныне привыкают сызмальства.
- Но ты не христианин, Рауль Эндимион, и не желаешь воскресать.
Правильно?
Я посмотрел на поэта. Внезапно у меня возникло ужасное подозрение:
"Он сам признался, что давно следит за мной. Если ему удалось похитить
человека из тюрьмы, значит, он в сговоре с властями. Может, это он
организовал приговор и казнь, а сейчас устроил мне какую-то хитрую
проверку?"
- Весь вопрос в том, - продолжал Силен, игнорируя мой испепеляющий
взор, - почему ты не христианин? Почему не желаешь воскресать? Разве
жизнь не доставляет тебе удовольствия?
- Доставляет, - процедил я сквозь зубы.
- Однако ты не принял крест. Отказался от дара вечной жизни.
Я положил вилку на стол. Андроид истолковал это движение как
признак того, что я закончил есть, и убрал нетронутую утку.
- Я отказался от крестоформа! - Какими словами поведаешь о
чувствах, передававшихся из поколения в поколение среди кочевников,
которых когда- то изгнали с родных земель? О яростном стремлении к
независимости? О скептицизме и привычке проверять теорию практикой, обо
всем том, что дало мне образование? Лучше и не пытаться.
Мартин Силен кивнул, словно удовлетворился моим объяснением.
- По-твоему, крестоформ и благодать, которая нисходит на истинного
христианина при заступничестве католической церкви - не одно и то же?
- Для меня крестоформ - обыкновенный паразит! - воскликнул я и
подивился ненависти, прозвучавшей в моем голосе.
- А может, ты просто испугался, что потеряешь... гм... свои мужские
достоинства?
Андроиды принесли двух шоколадных лебедей, наполненных трюфелями. Я
к своему даже не прикоснулся. В "Песнях" рассказывалось о священнике
Поле Дюре, который обнаружил на плато Пиньон племя дикарей-бикура и
выяснил, что они дожили до наших дней благодаря симбиоту-крестоформу,
подаренному якобы легендарным Шрайком. Крестоформ действовал на бикура
приблизительно так же, как и на тех, кто пользуется им сегодня, однако
Поль Дюре отметил побочные эффекты - необратимое разрушение мозга и
отмирание половых органов. Бикура, все до единого, были придурковатыми
евнухами.
- Нет, - ответил я. - Мне известно, что Церковь решила эту
проблему.
- Ты прав. - Силен усмехнулся и стал похож на мумифицированного
сатира. - Однако необходимо причаститься и пройти воскрешение под
надзором Церкви. Иначе тебя ожидает участь бикура.
Я кивнул. На протяжении столетий множество людей пыталось украсть
секрет бессмертия. До того как войска Ордена оцепили Пиньон, в
окрестностях плато процветала контрабанда. Кое-кто выкрадывал
крестоформы из монастырей. Результат, впрочем, оставался одним и тем же
- человек лишался разума и пола. Тайной крестоформа владела только
Церковь.
- Ну так что?
- Почему же ты отказался, мой мальчик? Неужели тебе показалось, что
исповеди и десятина - слишком высокая цена за бессмертие? Миллиарды
людей решили иначе.
- Другие могут делать что угодно, - проговорил я после
продолжительной паузы. - У них своя жизнь, а у меня - своя.
Признаться, я и сам не понял, что хотел сказать, однако поэт вновь
кивнул. Когда он расправился с лебедем, андроиды убрали тарелки и
принесли кофе.
- Ладно. Ты думал над моим предложением? Вопрос показался мне
настолько абсурдным, что я с трудом удержался от смеха.
- Да.
- И что?
- Хочу кое- что выяснить. - Силен молча ждал продолжения. - Чего
ради я должен соглашаться? Вы упоминали о том, что без документов я
никто. Между прочим, в города я соваться и не собираюсь. Отсидеться на
болотах куда проще, чем бежать с Гипериона с вашей малолетней подружкой.
И потом, власти считают, что я мертв, поэтому никому и в голову не
придет искать Рауля Эндимиона, и он совершенно спокойно может вернуться
к своим родичам. Правильно? Так с какой стати мне браться за это дело?
- А с такой, - ухмыльнулся поэт. - Ты ведь хочешь быть героем,
верно?
Я презрительно фыркнул и положил руки на скатерть, на фоне которой
мои пальцы выглядели мясистыми обрубками.
- Ты хочешь быть героем, - повторил Силен. - Одним из тех, кто
творит историю, а не просто наблюдает за событиями, которые обтекают
его, словно вода - лежащий на ее пути камень.
- Не понимаю, о чем вы толкуете. - Естественно, я все прекрасно
понимал, за исключением одного - откуда он так хорошо меня знает?
- Я тебя знаю, - произнес Мартин Силен, словно угадав, о чем я
думаю.
Пожалуй, стоит сказать, что мысль о телепатии мне в голову не
приходила. Во-первых, я не верю в телепатию - точнее, не верил тогда; а
во-вторых, я догадывался, что дело тут скорее в бесценном опыте.
Человек, проживший без малого тысячу стандартных лет, даже если он выжил
из ума, наверняка способен практически безошибочно читать выражения лиц
и "язык тела".
Или же это было простым совпадением, удачной догадкой.
- Я не хочу быть героем. Когда моя бригада сражалась с повстанцами
на южном континенте, я видел, чем кончали герои.
- А, на Урсе, - пробормотал Силен. - Южный полярный медведь, самая
бесполезная на всем Гиперионе куча грязи и льда. Помнится, я что-то
слышал о тамошних беспорядках.
Война на Урсе длилась восемь гиперионских лет, в ней погибли тысячи
юнцов, записавшихся по глупости в Силы Самообороны. Похоже, старик не
представляет, о чем говорит.
- Герои не те, кто подставляет грудь под плазменные гранаты. -
Силен облизнулся, будто ящерица. - Я разумею настоящего героя,
доблестного и благородного настолько, что ему воздают почести как
божеству. Героя в буквальном смысле слова, центральное действующее лицо
динамичного сюжета, того, чьи ошибки неминуемо оборачиваются гибелью. -
Он выжидательно поглядел на меня, а когда понял, что я буду молчать и
дальше, спросил: - Или ты не совершаешь трагических ошибок и не любишь
динамичные сюжеты?
- Я не хочу быть героем.
Силен склонился над чашкой кофе. Когда он поднял голову, в его
глазах мелькнул озорной огонек.
- Где ты стрижешься, паренек?
- Простите?
- Волосы у тебя длинные, но не растрепанные. - Он снова облизнулся.
- Где ты их стрижешь?
- Если застреваю на болотах, - ответил я со вздохом, - то стригу
сам, а когда попадаю в Порт- Романтик, захожу в парикмахерскую на
Дату-стрит.
- Ага! - Силен откинулся на спинку кресла. - Знаю, знаю. Это в
Ночном квартале, верно? Скорее переулок, чем настоящая улица. Там был
рынок, на котором продавали живых хорьков в золоченых клетках. Стригли
прямо на улице, а лучшая парикмахерская принадлежала человеку по имени
Палани Ву. У него было шесть сыновей, и когда очередной из них
становился взрослым, Палани добавлял новое кресло. - Поэт посмотрел на
меня, и я вновь поразился выражению его глаз. - Это было сто лет назад.
- Я стригусь в парикмахерской Палани. Ею владеет его правнук
