- Ну, о том, зачем тебе где-то через год понадобятся Громомечущая
Мать-свинья и Дем Лоа... - выдавил я. - У нас будет мальчик или девочка?
- А-а-а, - наконец-то поняла Энея. Отвернувшись, она прислонилась
ко мне спиной и пристроила голову у меня под подбородком. - Не знаю,
Рауль. Правда, не знаю. Это единственный отрезок моей жизни, в который я
всегда избегала заглядывать. Все, что случится дальше, для меня не
новость. Ну... знаю, что у нас родится здоровый ребенок и что покинуть
дитя... и тебя... будет для меня труднее всего... куда труднее, чем
позволить схватить себя в соборе Святого Петра и отправиться в лапы
Инквизиции. А еще я знаю, что, когда мы снова будем вместе на Тянь-Шане
- в моем будущем и твоем прошлом - и я буду страдать, потому что не
смогу рассказать тебе о том, что у нас было, меня будет утешать одно:
здесь, в этом будущем, наш ребенок жив и здоров и его воспитываешь ты. И
я знаю, ты никогда не позволишь ему забыть, кем я была и как сильно
любила вас обоих. Она глубоко вздохнула.
- Но что до того, мальчик у нас родится или девочка и как мы
назовем ребенка... Даже не представляю, милый. Я решила не заглядывать в
это время, в наше с тобой время, а просто прожить его - день за днем.
Сейчас я так же слепа, как и ты. Я обнял ее и крепко прижал к груди. Тут
послышалось смущенное покашливание, и, оглянувшись, мы поняли, что
А.Беттик все еще стоит рядом с ковром-самолетом.
- Старый друг, - схватила его за руку Энея, - ты что-то хотел
сказать?
Андроид покачал головой, но все-таки спросил:
- Вы когда-нибудь читали сонет своего отца "Гомеру", мадемуазель
Энея?
Сосредоточенно нахмурившись, моя единственная задумалась, потом
сказала:
- По-моему, читала, но не помню.
- Возможно, в строфах этого сонета - ответ месье Эндимиону о
будущем Церкви отца де Сойи, - сказал синекожий человек. - И на
остальные вопросы - тоже. Вы позволите?
- Пожалуйста, - кивнула Энея. Я почувствовал, что она - как и я -
ждет не дождется, когда мы от всех улетим и останемся одни. Я искренне
надеялся, что цитата окажется не слишком длинной. Андроид прочел:
Прибрежья мрака озаряет свет,
Травой несмятой манит крутизна,
И в полночь утро набирает цвет,
Тройная зоркость слепоте дана...
[Перевод С.Сухарева]
- Спасибо, - улыбнулась Энея, - спасибо, дорогой друг. - Она
высвободилась на миг из моих объятий, чтобы в последний раз поцеловать
андроида.
- Уа! - заныл я, изображая брошенного младенца.
И тогда она подарила мне долгий поцелуй. Очень долгий. Очень
крепкий.
Мы помахали всем на прощание, я прикоснулся к управляющим нитям.
Древний ковер взмыл на пятьдесят метров, в последний раз пролетел над
плитой и каменной башней странствующего города, сделал прощальный круг
над эбеново-черным звездолетом и понес нас на запад. Уже доверившись
путеводному лучу Полярной звезды, негромко обсуждая достоинства участка
для лагеря на возвышенности в нескольких километрах к западу, мы
пролетели над могилой старого поэта, где безмолвным часовым замер Шрайк,
перелетели через подернутую рябью реку, отражавшую последние отблески
догоревшей зари, и поднялись еще выше, любуясь на роскошные луга и
манящие леса наших новых владений, нашей древней планеты... нашей новой
планеты... нашей первой и будущей и чудеснейшей из планет.
THE END.
