миллиардов иудеев, мусульман и прочих похищенных Центром... Да еще
доставкой их с планет-лабиринтов на родные миры.
Я попытался все это осмыслить и, немного помолчав, спросил:
- А отец де Сойя выжил?
- Полагаю, можно сказать, что он выжил. - Ки радостно заулыбался. -
Он наш священник в приходе Святой Анны. Пойдемте, я отведу вас к нему.
Он уже знает, что вы здесь. Тут всего пять минут ходу.
Де Сойя обнял меня так крепко, что ребра ныли еще долго. Священник
был одет в простую черную сутану с римским воротничком. Святая Анна
оказалась вовсе не той огромной приходской церковью, что мы видели в
Ватикане, а всего лишь маленькой часовней, выстроенной на расчищенном
участке восточного берега. Похоже, приход состоял примерно из сотни
семей, добывающих себе пропитание охотой и земледелием. Во время
совместной трапезы в церковном дворике меня познакомили почти со всеми.
Эти люди держались так, будто давно со мной знакомы, и искренне
радовались, что я снова вернулся в мир живых.
Когда стемнело, мы с Ки и де Сойей удалились в жилище священника -
по-спартански обставленную комнату при церкви. Достав бутылку вина, отец
де Сойя до краев наполнил три бокала.
- Одно из преимуществ падения нашей цивилизации, - улыбнулся он, -
состоит в том, что стоит где-нибудь копнуть поглубже, и наткнешься на
винный подвал, забитый марочными винами. Это не воровство. Это
археология.
Ки поднял бокал, словно хотел произнести тост, но замялся. Потом
неуверенно предложил:
- За Энею?
- За Энею! - И мы с отцом де Сойей осушили бокалы. Священник
наполнил их вновь.
- Долго меня не было? - спросил я. Я раскраснелся от вина, как
всегда. Энея любила над этим подшучивать.
- Тринадцать стандартных месяцев с Момента Сопричастности, - сказал
де Сойя.
Я только головой тряхнул. Наверное, я писал свою повесть и ждал
смерти часов по тридцать кряду, потом на несколько часов погружался в
сон, чтобы снова бодрствовать тридцать или сорок часов. Это обычное
явление, когда человек лишен возможности отмерять время, наблюдая смену
дня и ночи.
- А вы общались с другими планетами? - продолжал я расспросы. Потом
бросил взгляд на Ки, и ответ стал очевиден. - Наверняка. Бассин
рассказывал мне о реакции на Момент Сопричастности на других планетах и
о возвращении похищенных народов.
- Сюда залетало несколько кораблей, - сказал де Сойя, - но без
"архангелов" путешествия занимают много времени. Тамплиеры и Бродяги
доставляют беженцев домой на своих кораблях-деревьях, но нам ненавистно
применение двигателей Хоукинга, мы ведь понимаем, насколько это
губительно для субстанции Бездны. А научиться слышать музыку сфер и
сделать первый шаг, несмотря на все наши старания, удалось столь
немногим, что их можно по пальцам пересчитать.
- Это вовсе не трудно! - воскликнул я и тут же сам рассмеялся над
собой. - Это чертовски трудно. Ой, простите, святой отец.
Де Сойя успокаивающе кивнул:
- Это действительно чертовски трудно. Я сотни раз уже был близок к
цели, но в последний момент всегда отвлекался.
Я посмотрел на священника.
- Вы остались католиком, - сказал я.
Отец де Сойя отхлебнул из старинного бокала.
- Я не просто остался католиком, Рауль. Я заново открыл для себя,
что значит быть католиком. Быть христианином. Верующим.
- Даже после Момента Сопричастности Энеи?
Капрал Ки молча смотрел на нас с другого конца стола. Тени от
масляных светильников плясали на глинобитных стенах.
- Я ведь уже знал о предательстве и сговоре Церкви с Техно-Центром,
- очень тихо проговорил он. - Откровение Энеи просто еще ярче показало
мне, что значит быть человеком... и сыном Божьим.
Я все еще раздумывал над этими словами, когда отец де Сойя после
минутной паузы добавил:
- Говорят, что я должен стать епископом, но я не хочу. Потому-то я
и остался в этом районе Пасема, хотя наиболее жизнеспособные общины -
вдали от старых городов. Одного взгляда на то, что осталось от наших
традиций - вот, руины за рекой, - достаточно, чтобы понять: нет смысла
слишком надеяться на иерархию.
- Значит, никакого Папы? - спросил я. - Никакого святого отца?
Пожав плечами, де Сойя снова подлил нам вина. Тринадцать месяцев я
прожил на синтетической пище, и теперь вино быстро ударило мне в голову.
- Монсеньор Лукас Одди бежал от революции и от нападения Центра. Он
учредил на Мадхье папство в изгнании, - резко произнес священник. - Вряд
ли кто-либо из бывших подданных Священной Империи, кроме его защитников
и приспешников, признает в нем настоящего Папу. - Де Сойя отпил из
бокала. - Это уже не первый случай, когда у Матери Церкви антипапа.
- А что с Папой Урбаном Шестнадцатым? - спросил я. - Скончался от
сердечного приступа?
- Да, - кивнул Ки.
- И был воскрешен?
- Не совсем.
Я молча смотрел на отставного капрала, ожидая продолжения, но тот
упорно хранил молчание.
- Я отправил весточку за реку, - улыбнулся отец де Сойя. - Очень
скоро вы сами все поймете.
И верно, не прошло и минуты, как занавеси на входе раздвинулись, и
в комнату вошел высокий мужчина в черной сутане. Но не Ленар Хойт. Этого
человека я еще ни разу не видел, но чувствовал, что хорошо его знаю -
удлиненное лицо, большие печальные глаза, широкий лоб и редеющие
серебряные волосы. Я встал, чтобы пожать ему руку, поклониться,
поцеловать перстень - словом, как-нибудь выразить свое почтение.
- Рауль, мой мальчик, мой мальчик, - произнес отец Поль Дюре. - Как
я рад встрече с тобой! Нас так взволновала весть о твоем возвращении.
Старый священник энергично пожал мне руку, крепко меня обнял и
решительно направился к буфету. Нашел кружку, накачал в раковину воды,
вымыл кружку и наполнил ее вином, после чего уселся на свободный стул
напротив Ки.
- Мы тут рассказываем Раулю, что произошло за год и месяц его
отсутствия, - пояснил отец де Сойя.
- Мне казалось, прошел уже целый век, - сказал я, отсутствующе
глядя вдаль.
- А для меня как раз век и прошел, - улыбнулся пожилой иезуит. У
него был какой-то непривычный, но приятный акцент. Может, он родом с
франкоязычной планеты? - А точнее, почти три.
- Я видел, что они делали с вами после каждого воскрешения! - Вино
полностью лишило меня чувства такта. - Лурдзамийский и Альбедо убивали
вас, чтобы возродить Хойта из ваших крестоформов.
Отец Дюре даже не пригубил вина. Он устремил в бокал пристальный
взор, словно в ожидании пресуществления.
- Раз за разом, - задумчиво, без ненависти и злобы проговорил он. -
Странная жизнь. Рождаешься лишь для того, чтобы быть убитым.
- Энея согласилась бы, - сказал я, зная, что эти-то священники -
друзья и вообще добрые люди, но не испытывая теплых чувств к Церкви в
целом.
- Да. - Поль Дюре в безмолвном тосте поднял бокал и осушил его до
дна.
Бассин Ки заполнил вакуум тишины:
- Большинство верных, оставшихся на Пасеме, хотели бы видеть своим
Папой отца Дюре.
Я посмотрел на пожилого иезуита. Я всякого навидался и теперь не
испытывал трепета в присутствии живой легенды из "Песен". Приличной
встрече с легендарной личностью всегда отыщется черточка, делающая ее
менее легендарной и более человечной. В данном случае этой черточкой
стали пучки седых волос на больших ушах священника.
- Тейяра Второго? - спросил я, вспомнив, что, по отзывам, двести
семьдесят девять лет назад Папа Тейяр Первый был добрым пастырем,
правда, недолго, пока его не убили в первый раз.
Подождав, пока отец де Сойя наполнит его бокал, Дюре покачал
головой. В глазах у него застыла та же печаль, что и в глазах де Сойи.
- Папская тиара не для меня. Лучше я проведу оставшиеся мне годы,
пытаясь усвоить учение Энеи, слушая голоса мертвых и живых, заново
постигая уроки смирения, преподанные Господом нашим. Долгие годы я был
археологом и интеллектуалом. Настало время заново открыть в себе
простого приходского священника.
- Аминь! - заключил слегка захмелевший де Сойя, выуживая из буфета
новую бутылку.
- Значит, вы больше не носите крестоформ? - спросил я, обращаясь ко
всем, но глядя только на Дюре.
Все трое отшатнулись, как от пощечины.
- Только люди недалекие и законченные циники до сих пор носят
паразита, Рауль, - ответил Дюре. - На Пасеме таких очень мало. Да и на
любой другой планете после Момента Сопричастности Энеи. Впрочем, у меня
просто не оставалось выбора. Я был воскрешен в ватиканской часовне в
самый разгар боев. Ждал, что вот-вот меня, как обычно, навестит кардинал
Лурдзамийский или Альбедо... чтобы убить, как обычно. А вместо них этот
человек... - Он указал длинным аристократическим пальцем на Ки, капрал
поклонился и подлил себе вина. - Врывается этот вот человек вместе со
своими повстанцами, все в боевых доспехах, с древними ружьями в руках.
Он принес мне чашу с вином. Я знал, [что] это за вино. Я тоже испытал
Момент Сопричастности.
Я ошарашенно смотрел на старого священника. "Даже пребывая по ту
сторону жизни, в матрице пузырьковой памяти дополнительного крестоформа.
даже во время воскрешения?!"
Отец Дюре кивнул, словно прочтя мои мысли.
- Даже там. - Потом, глядя на меня в упор, спросил: - Чем ты теперь
займешься, Рауль Эндимион?
- Я прибыл на Пасем, чтобы отыскать пепел Энеи... она просила...
однажды попросила...
- Мы знаем, сын мой, - кивнул отец де Сойя.
- В общем, - продолжал я, - после того, что случилось с замком
Святого Ангела, это невозможно, значит, придется заняться другими
делами.
- То есть? - с бесконечной добротой спросил отец Дюре. И вдруг в
этой полутемной комнате с грубо сработанным столом, на котором мерцало в
бокалах древнее вино, я разглядел могучую личность старого иезуита из
мифических "Песней" Мартина Силена. И у меня не осталось ни малейших
сомнений: да, это тот самый глубоко верующий человек, который распинал
себя снова и снова на прошитом молнией дереве тесла, не желая принимать
крестоформ. Истинный защитник веры. С этим человеком Энея была бы рада
поговорить и поспорить обо всем. Я ощутил боль утраты с такой силой, что
невольно опустил глаза, избегая встретиться взглядом с Дюре, да и со
всеми остальными - тоже.
- Как-то раз Энея сказала мне, что у нее был ребенок, - выдавил я и
тут же замолчал, не зная, было ли что-нибудь об этом в мыслях и
воспоминаниях, переданных Энеей в Момент Сопричастности. Если да, они и
так все знают. Я поднял глаза, но оба священника и капрал вежливо ждали
продолжения. Нет, не знают. - Я собираюсь отыскать ее ребенка. Отыскать
и помочь воспитать его, если мне позволят.
Священники удивленно переглянулись. Ки посмотрел на меня.
- Мы не знали, - сказал Федерико де Сойя. - Я изумлен. Все, что мне
известно о природе человеческой, говорит за то, что вы были единственным
мужчиной в ее жизни... единственным, кого она любила. Я еще ни разу не
видел такой счастливой пары.
- Был кто-то еще. - Я рывком поднял бокал, собираясь осушить его
весь, но бокал оказался пуст, и я аккуратно поставил его на стол. - Был
кто-то еще, - повторил я уже спокойнее. - Но это не важно. Дитя...
ребенок - вот кто важен. Я хочу найти его, если сумею.
- А вы хоть представляете, где он может быть? - спросил Ки.
- Нет, - вздохнул я. - Но я буду телепортироваться на все планеты
бывшей Империи и Окраины, на все планеты галактики, если понадобится. За
пределы галактики... - Я прикусил язык. Я был пьян, а на такие темы не
следует говорить под хмельком. - В общем, вот куда я отправлюсь через
