это в любом случае в ближайшие три дня.
Нахмурившись еще сильнее. Консул поглядел на доску, потом на
противника, потом снова на доску.
- И куда же ты направишься? - Он переместил ферзя, прикрывая
короля.
- Обратно в Центр. - Джон передвинул ладью на две клетки.
- Чтобы снова вступить в поединок со своим творцом? -
поинтересовался Консул, контратакуя слоном.
Джон покачал головой. Он держался очень прямо и имел привычку
откидывать кудри со лба, грациозно откидывая голову.
- Нет, - мягко сказал Джон, - чтобы задать Центру жару. Ускорить их
нескончаемые гражданские войны и междоусобицы. Быть тем же, кем мой
прообраз стал для поэтического сообщества, - занозой. - Он указал, куда
хотел бы поставить оставшегося коня.
Консул оценил ход, не увидел в нем угрозы и хмуро уставился на
своего слона.
- И зачем, интересно? - наконец сказал он. Джон снова улыбнулся и
указал на клетку, где должна оказаться его ладья.
- В ближайшие годы моей дочери понадобится помощь. - Он усмехнулся.
- Ну, вообще-то через двести семьдесят с чем-то лет, если точнее. Шах и
мат.
- Что?! - Консул воззрился на доску и вздрогнул. - Не может быть...
Джон молча ждал.
- Черт! - проговорил наконец Консул Гегемонии, опрокидывая своего
короля набок. - Три тысячи чертей, гром и молния.
- Да. - Джон протянул руку. - Спасибо еще раз за приятную игру.
Надеюсь, завтрашняя охота будет более удачной.
- Черт, - буркнул Консул и, не подумав, попытался пожать протянутую
ладонь голограммы. И в сотый раз его пальцы прошли сквозь бестелесную
плоть. - Черт, - повторил он.
В ту ночь в Шредингеровой камере я проснулся, и в мозгу звучало
только одно слово: "Ребенок!"
Я знал, что Энея была замужем до того, как наши отношения перешли в
настоящую любовь, я знал, что она родила ребенка, и это знание постоянно
мучило меня, но до сих пор я как-то не задумывался, что ребенок живет
где-то в одной вселенной со мной. Ее ребенок. У меня слезы навернулись
на глаза.
Где он? Сколько ему лет? - спрашивал я себя, сидя на койке в
"кошачьем ящике" Шредингера. Энее только-только исполнилось двадцать три
стандартных года, когда она погибла... вернее, была зверски убита
Техно-Центром и его марионетками. Она исчезла на год, одиннадцать
месяцев, неделю и шесть часов, когда ей исполнилось двадцать. Значит,
ребенку уже три года... плюс время, проведенное мной в Шредингеровой
камере. Сколько ж это будет? Месяцев восемь? Или десять? Не знаю, но
если ребенок еще жив, ему... или ей?.. Господи, я ведь даже не спросил
Энею, кто у нее родился - мальчик или девочка, а она ни разу не
упоминала об этом. Я был настолько занят собственными терзаниями и
уязвленным самолюбием, что даже не подумал об этом спросить. Какой же я
был идиот! Значит, ребенку - сыну или дочери Энеи - сейчас около четырех
стандартных лет. Он... она?.. ходит... несомненно. Говорит... ну да.
Боже мой, да ведь ее дитя уже мыслящее существо - оно говорит, задает
вопросы... множество вопросов, если можно судить по моему скудному опыту
общения с детьми... постигает мир, учится ходить в походы, удить рыбу,
любоваться природой...
Я даже не спросил у Энеи, как зовут ее ребенка. Глаза у меня
горели, горло перехватывало от стыда. Впрочем, она ведь не проявляла
особого желания говорить об этом периоде своей жизни, а я не
расспрашивал, убеждая себя, что просто не хочу расстраивать ее и
докучать вопросами, она будет чувствовать себя виноватой, а я буду
чувствовать себя кровожадным чудовищем. Но Энея говорила о муже и о
ребенке, не испытывая ни малейшего чувства вины. Если быть честным, то,
наверное, именно поэтому меня охватило такое бешенство и такая
беспомощность. Но, как ни странно, это не помешало нашей близости и
нашей любви - как там было в том послании, которое я обнаружил на
экране, - "Любви, о которой поэты будут слагать песни". Именно так. То,
что я знал о ее муже и ребенке, ничуть не помешало нам любить друг друга
так, словно мы оба никогда еще никого не любили.
А может, она действительно не любила никого, кроме меня? Я всегда
объяснял ее брак порывом внезапной страсти, но теперь взглянул на это
по-другому. Кто отец ребенка? В послании Энеи говорилось, что она любила
меня и в прошлом, и в будущем, и в себе я открыл те же чувства - я
словно любил ее всегда, любовь только таилась в глубине моего сердца и
ждала своего часа. А что, если брак Энеи состоялся не по любви, не по
страсти, а... по расчету? Нет, не то. По необходимости.
Ведь было же предсказано - тамплиерами, Бродягами, Церковью
Последнего Искупления и другими, - что мать Энеи Ламия Брон зачнет и
родит дочь, Ту-Кто-Учит - Энею. Согласно "Песням" старого поэта, в тот
день, когда второй кибрид Джона Китса умер физической смертью и Ламия
Брон пробилась в храм Шрайка искать убежища, жрецы Шрайка возгласили:
"Благословенна будь Мать Нашего Спасения, благословенно будь Орудие
нашего Искупления" - спасением же была сама Энея.
Что, если Энее было предначертано родить ребенка, дабы продолжить
эту цепочку пророков... мессий? Конечно, я не слышал ни одного такого
пророчества, но месяц за месяцем описывая жизнь Энеи, я установил
однозначно: Рауль Эндимион - тупица и тугодум, до которого все доходит,
как до жирафа. Быть может, о новой Той-Кто-Учит пророчеств было ничуть
не меньше, чем о самой Энее. А может, ее ребенок несет человечеству
совершенно иные дары и откровения.
Очевидно, не мне суждено быть отцом второго мессии. Союз второго
кибрида Джона Китса, по собственному признанию Энеи, стал великим
примирением между лучшими индивидуумами Техно-Центра и человечеством.
Потребовались способности и восприятие и людей, и ИскИнов, чтобы создать
гибридную способность заглядывать прямо в Связующую Бездну... чтобы
человечество наконец-то научилось языку мертвых и языку живых. Эту
способность еще называют эмпатией, и, пожалуй, Энею логичнее всего
назвать "Дитя Эмпатии". Кто же мог стать отцом ее ребенка? Ответ ослепил
меня как молния, оглушил как раскат грома. Его логичность настолько меня
потрясла, что я на миг уверился: детектор, отщелкивающий время в
энергетических стенах моей темницы, засек нужную частицу, и цианид уже
впрыснут в систему регенерации воздуха. Какая горькая ирония - разгадать
загадку и в ту же секунду погибнуть!
В космической шахматной партии, которую Энея и другие разыгрывали
целых триста лет, был еще один игрок: почти мифический Наблюдатель иных
разумных существ, несколько раз мимоходом упомянутый Энеей по различным
поводам. Львы, медведи и тигры - настолько могущественные, что предпочли
перенести Старую Землю в Малое Магелланово Облако только потому, что не
желали быть пассивными свидетелями ее уничтожения - уже несколько
столетий назад, по словам Энеи, отправили к нам одного или более
Наблюдателей, принявших человеческий облик, как я заключил из ее слов, и
постоянно пребывающих среди нас. В эпоху Священной Империи, когда
практическое бессмертие благодаря крестоформу стало привычным повсюду,
затеряться среди людей не так уж сложно. И кроме того, наверняка есть
люди, которые, как Мартин Силен, прожили не один век благодаря медицине
эпохи Великой Сети, поульсенизации и решительному нежеланию умирать.
Мартин Силен стар, это яснее ясного - пожалуй, он самый старый
человек в Галактике, - но Наблюдателем он быть не может, это тоже ясно.
Автор "Песней" чрезмерно самоуверен, чересчур активен, слишком
привлекает к себе внимание, излишне скабрезен и вообще не в меру
сварлив, чтобы быть хладнокровным Наблюдателем, представляющим столь
могущественные разумные расы, которым ничего не стоит в мгновение ока
обратить нас во прах. Во всяком случае, хотелось надеяться.
Но где-то - где я, может, и ни разу не бывал и даже вообразить не
могу где - затаился Наблюдатель, принявший человеческий облик. Вполне
логично предположить, что Энее пришлось - и из-за пророчества, и из
необходимости дать толчок беспредельной эволюции человека, которую она
сама же и проповедовала, - телепортироваться на ту далекую планету, где
затаился Наблюдатель, встретиться с ним, зачать и родить ребенка. Так
могло осуществиться примирение Центра, человечества и далеких Иных.
Это предположение казалось обескураживающе тревожным, но я был
по-настоящему взволнован - впервые со дня смерти любимой.
Я знал Энею. Ее ребенок не может не быть ребенком человеческим -
полным радости жизни, энергии и любви ко всему, от природы до старинных
голографических мелодрам. Я никогда не понимал, как Энея нашла в себе
силы покинуть ребенка, но теперь знаю: у нее просто не было выхода. Она
видела, какая ужасная участь ждет ее в подвалах замка Святого Ангела.
Она видела, что погибнет в огне среди врагов. Знала, еще до того как
родилась.
И когда я это понял, меня охватил такой ужас, что ноги подкосились.
Как могла моя единственная смеяться, с радостью встречать каждый новый
день, столь беспредельно радоваться жизни, зная, что каждый прошедший
день еще на шаг приближает ее к ужасной смерти? Поразительная сила духа.
У меня такой нет - это я точно знаю. А вот у Энеи была.
Но, зная свой ужасный конец, она не могла взять ребенка с собой.
Наверное, ребенка растит отец. Чужак в человеческом облике. Наблюдатель.
Я находил это даже более огорчительным, чем все предыдущие
открытия. Но в то же время это укрепило мою уверенность: Энея хотела,
чтобы я сыграл какую-то роль в жизни ее ребенка. Ее собственные
заглядывания в возможные будущие, по-видимому, заканчивались для нее
смертью. Может, она не знала, что меня не казнят сразу. Но, с другой
стороны, она ведь просила развеять ее прах на Старой Земле... что
предполагало то, что я выживу. Наверное, она считала, что просит слишком
многого... Надо найти ее ребенка и помочь ему чем смогу - будь то
мальчик или девочка, - когда подрастет - помочь и защитить в этом
неласковом мире.
Тут я понял, что плачу... даже не плачу, а рыдаю навзрыд. Я впервые
так плакал после смерти Энеи, и - что довольно странно - не столько от
боли утраты, сколько от горечи, что мне отказано во втором шансе взять
за руку ребенка, как некогда двенадцатилетнюю Энею, защищать дитя моей
любимой, как я пытался защитить мою любимую.
И не сумел. Моя вина.
Да, я не сумел защитить Энею, но она знала, что я не сумею, что в
попытке свергнуть Священную Империю ее ждет поражение. Она любила меня и
любила жизнь, хотя знала, что мы проиграем.
И вовсе нет оснований полагать, будто меня непременно ждет неудача
с этим другим ребенком. Быть может. Наблюдатель с радостью примет мою
помощь, мой человеческий опыт в воспитании ребенка, почти наверняка
обладающего сверхчеловеческими способностями. Я вправе сказать, что
никто не знал Энею лучше меня. Это крайне важно для воспитания ребенка -
нового мессии. Я возьму с собой эту повесть, сейчас без всякой пользы
записанную в скрайбере, и мало-помалу открою ее мальчику (или девочке),
а в один прекрасный день вручу скрайбер ему.
Подхватив скрайбер и стило, я заметался по Шредингеровой клетке без
углов. Итак - дело за немногим - как бытье моей неотвратимой казнью.
Никто не пришел спасти меня. Вся беда по взрывоопасной скорлупе яйца, и
будь способ обойти эту проблему, кто-нибудь непременно был бы уже здесь.
Просто поразительно, что я жив до сих пор вопреки всякой вероятности,
когда дерьмовый детектор каждые пару часов готов выпустить яд. Подобное
