на дождь. Вид у него был серьезный: он, вероятно, проникся значением
этого дня. Он сел в свою машину с покупателем из Антверпена, безостано-
вочно трещавшим евреем. Собравшиеся вновь бегом ринулись через тротуар.
Торги состоялись в зале бракосочетаний. Нотариус Команс выложил все со-
держимое своего портфеля на зеленое сукно стола и торжественно зажег
свечу.
Вот так в одиннадцать утра г. Дюперрон и Йостенс из Брюсселя выкупили
у города Верне газовый завод и обязались в трехмесячный срок снести его.
Несмотря на дождь, грязь, подтеки на паркете и лестницах, промокшие
ноги и плечи, распространяемый людьми запах шерсти и катастрофическое
состояние улиц, этот день стал для Йориса Терлинка днем триумфа.
Никто, даже сам Ван де Влит в зените славы, не осмелился бы даже по-
мыслить о возможности сноса обошедшегося так дорого газового завода и
продаже его брюссельским торговцам железным ломом, которые демонтируют
предприятие и вывезут отходы.
Терлинк сделал это. Вот уже две недели газ поступал в Верне с завода
в Руселаре по цене на четыре су ниже.
Все курили сигары - сигары Терлинка. Не успели закончиться торги, как
Кемпенар подал бутылку портвейна и рюмки. Машины уже разъезжались.
Маленький нотариус Команс пригласил г. Дюперрона и Йостенса скрепить
купчую своими подписями.
Официальная часть завершилась. Подрядчики были довольны.
- Мы надеемся, господин бургомистр, что вы не откажетесь позавтракать
с нами. Нам говорили, что в вашем городе есть превосходный ресторан.
Господин нотариус тоже разделит нашу трапезу.
- Если вам угодно позавтракать вместе с нами, мы сделаем это у меня,
- ответил Йорис.
Он уже послал Кемпенара предупредить жену. Пригласил нотариуса и даже
Мелебека, самого ожесточенного своего противника в вопросе о газовом за-
воде.
- А пока позвольте принять вас в ратуше.
Словом, все прошло удачно, хотя и несколько сумбурно, главным образом
из-за дождя, но также и потому, что памятные события никогда не похожи
на то, чего от них ожидают. Деловые люди, коммерсанты, поднявшиеся ни
свет ни заря, проехавшие тридцать, а то и сто километров, пошлепавшие по
грязи при осмотре площадки, а затем у крытого зеленым сукном стола быст-
ро смекнувшие, что Дюперрон и Йостенс пойдут до конца, отправлялись по
домам в плохо скрытом дурном настроении.
Неожиданней всего для Терлинка было видеть у себя за столом нотариуса
Команса, ни разу не переступавшего порога его дома, и Мелебека, бывавше-
го у бургомистра только в служебном кабинете.
Они сидели здесь, в столовой, где чуточку дымила печка, воздух стал
синим, а на скатерти красовались деликатесы, которые редко подают и за
которыми Тереса специально ходила к ван Мелле, торговцу ранними фрукта-
ми; иные коробки простояли на полках лет пять-шесть, так что все уже за-
были об их содержимом.
Лицо г-на Команса, расположившегося спиной к печке и оказавшегося
слишком близко от нее, поскольку стол пришлось раздвинуть, казалось сов-
сем розовым, почти красным на фоне седой бороды. У печки же на полу
выстроились бутылки, старые бутылки, отобранные Йорисом в погребе и те-
перь подогревающиеся.
- Здоровье бургомистра Верне! - с первой же рюмкой провозгласил тот
из брюссельцев, который, несомненно, был Йостенсом.
Он говорил, как не сумел бы никто другой во Фландрии, - с обескуражи-
вающей легкостью, круглыми фразами, жонглируя словами, а заодно, каза-
лось, и самой жизнью.
На завтраке он вел себя так же, как на торгах, и Мелебек заметил, что
Терлинк, обычно пивший только пиво, несколько раз опорожнял бокал с ви-
ном и, по-прежнему сохраняя серьезный вид, осматривался вокруг задумчи-
вым взглядом.
Брюссельцы говорили безостановочно, в помещении становилось все жар-
че, Мария циркулировала между столовой и кухней, где ей помогала Тереса,
не вышедшая к гостям.
Команс заметил ее через приоткрытую дверь и с удовольствием бросил:
- Будем ли мы иметь счастье видеть госпожу Терлинк?
- Не сегодня, - отозвался Йорис. - Моя жена просит ее извинить: ей
нездоровится, и она не выходит из спальни.
Не прошло и пяти минут, как старый нотариус, с мальчишеским озорством
наблюдавший за происходящим, снова увидел на кухне Тересу и заметил:
- Послушайте, Терлинк, я только что видел вашу жену.
Он ликовал, что ему удалось поставить бургомистра в затруднительное
положение. У Мелебека засверкали под очками глаза. Брюссельцам стало не-
ловко.
И Терлинк, не покраснев, тяжеловесно проронил:
- Вы правы, господин Команс. Моя жена действительно в кухне, где по-
могает служанке.
Вино, что ли, подействовало на него? Он, конечно, оставался спокоен,
но это было уже не прежнее, знакомое всем ледяное спокойствие. Он осмот-
релся вокруг, как человек, собирающийся сделать важное заявление.
- Это вопрос, который вы себе еще не уяснили.
Гости ели голубей, потому что дичи не удалось достать.
- Обычно, господин Команс, в этом доме, вернее в этой столовой, нас
всего двое, и одной служанки более чем достаточно, чтобы обслужить нас,
не так ли? Гости бывают у нас три, допустим, четыре раза в год. Неужели
ради этого я стану весь год содержать лишнюю служанку, которой нечего
будет делать?
Вилки заработали безостановочно, потому что атмосфера стала натяну-
той.
- Если я найму на эти дни кого-нибудь со стороны, чем этой особе за-
ниматься в остальное время? Ответьте, господин Команс.
Не прячься Тереса за дверью, она тоже заметила бы, что глаза у ее му-
жа слишком блестели.
- Наш город с пятитысячным населением действительно живет продуктами
окрестных деревень, то есть молоком, маслом, яйцами, зерном, сахарной
свеклой. Но если бы мы послушались вас, господин Команс, а с вами тех,
кто не видит дальше собственного носа, мы продолжали бы сами производить
и газ, обходившийся нам дороже, чем газ, продаваемый нам соседним горо-
дом, и когда встал вопрос о постройке новой больницы, вы настаивали на
передаче заказа местным подрядчикам. Так во всем.
Терлинк говорил для брюссельцев, из вежливости одобрительно кивающих
головами.
- Что получилось бы в таком случае, господин Команс? Допустим хотя
бы, что мы решили снести газовый завод собственными силами. В Верне нет
людей, сидящих без работы, кроме нескольких субъектов, не способных ни
на что. Значит, к нам хлынули бы крестьяне в надежде заработать побольше
и недовольные рабочие из других городов. Мы заняли бы их на три-четыре
месяца - а потом?.. Разве у нас всегда будет газовый завод для сноса или
больница, которую надо строить? Уж не думаете ли вы, что все эти пришлые
рабочие вернулись бы к себе?
Тут он наклонил над бокалом ивовую корзинку с бутылкой старого бур-
гундского, и рука его задрожала.
Один из брюссельцев воспользовался паузой и любезно вставил:
- Надеюсь, несмотря ни на что, нам представится возможность почти-
тельно приветствовать госпожу Терлинк.
- Нет.
Йорис был не пьян, отнюдь не пьян, но в нем произошел какой-то сдвиг,
сделавший его еще более категоричным, чем обычно. Иногда казалось даже,
что он ищет ссоры.
- Вы приехали сюда на торги, а моя жена не имеет никакого каса-
тельства к делам города. Каждому свое место. Это мой принцип.
Кровь все сильней бросалась г-ну Комансу в голову. На столе сменилось
уже четыре бутылки, и когда гости поднялись, было очевидно, что все они
огрузли.
- Если не возражаете, кофе будем пить в моем кабинете.
Бургомистр зажег у себя газовую печь, достал с камина коробки с сига-
рами, и в этот момент по лицу его словно прошла легкая тень; он нахмурил
брови и быстро перевел глаза куда-то в сторону.
Это произошло как раз тогда, когда он повернулся лицом к середине
комнаты и протянул сигары Йостенсу, оставшемуся стоять. Он поднял голову
к Нему, и на какую-то секунду - нет, долю секунды - ему почудилось, что
он видит Клааса.
Даже не так! Ощущение было еще более смутным, неким намеком на воспо-
минание, чем-то не поддающимся определению. Толстобрюхий и толстощекий
Йостенс ни в чем не напоминал Клааса. Единственная связь между ними сво-
дилась к тому, что парень в свой последний вечер стоял на том же месте.
Возможно, дело было еще и в вине.
- Садитесь, господа. Выпьете по стаканчику старого схидама?
Мария принесла поднос с кофе, и кабинет, обычно столь пустынный, сра-
зу стал тесноват. Терлинк вытащил из шкафа схидамский крюшон, затем взял
с другой полки ликерный сервиз с маленькими искусной резьбы рюмочками.
- Пью за ваше долгое правление в ратуше!
И Терлинк, словно умышленно бросая вызов, поправил:
- Мое правление кончится не раньше, чем меня отвезут на кладбище. Не
так ли, господин нотариус Команс? Теперь ведь никто не осмелится занять
мое место. Спросите у них.
Мелебек, захваченный врасплох такой выходкой, попытался сохранить
ироническое выражение, так хорошо гармонирующее с его длинным бледным
лицом.
- Вы снизили налоги, - вздохнул г-н Команс.
- Вы филантроп, господин Терлинк, - счел за благо вставить один из
брюссельцев.
- Нет, сударь.
- Я хотел сказать, что вы заботитесь о счастье своих подопечных.
- Нет, сударь. Мои подопечные, как вы выразились, не стали счастливей
оттого, что платят налогов на несколько франков меньше. И больные не
станут счастливей оттого, что умрут не в старой, а в новой больнице. Ко-
нечно, каждый должен исполнять свой долг, но надеяться изменить судьбу
людей - грубое заблуждение. К примеру, у меня, говорящего с вами, есть
свояченица...
Команс и Мелебек переглянулись.
- Она урожденная Бэнст - вы, конечно, слышали эту фамилию. Так вот,
когда умер ее муж, а был он дирижер, она осталась сорокалетней вдовой
без всяких средств. Как бы вы поступили на моем месте?
И на секунду оставив собеседников в недоумении, Терлинк продолжал:
- Я посоветовал ей поискать работу в Брюсселе. Поселив ее у себя в
доме, я сделал бы глупость: это не место для нее. Я женился на одной де-
вице Бэнст, а не на двух. А дай я ей денег... Предположите, что я дал бы
ей десять, двадцать тысяч франков. Когда она истратила бы их, ей потре-
бовались бы новые десять, двадцать тысяч, и так далее. А теперь у нее
есть работа в Брюсселе, где ее никто не знает. Она кассирша в одном из
кафе на Новой улице, а ведь она из Бэнстов!
Точно так же я поступаю в ратуше, когда какойнибудь бедняк обращается
ко мне с просьбой о должности. Нельзя давать человеку место лишь потому,
что он нуждается. Гораздо дешевле выдать ему пособие через отдел благот-
ворительности, а место оставить за тем, кто способен удержать его за со-
бой.
Тости сдвинули рюмки и чокнулись. Комната уже тонула в сигарном дыму.
Ворчал газ. По стеклам бежали ручейки дождя.
Кто это был - Йостенс или Дюперрон, - Терлинк так и не запомнил. В
общем, тот из двоих, что толще. Он шепнул:
- Не покажете ли мне, где у вас одно место?
В коридоре, где воздух был ледяной, он что-то вытащил из кармана:
- Вы позволите, господин Терлинк... Не сочтите за обиду, но таков
обычай... Если хотите, можете раздать это своим беднякам.
Он протянул Йорису небольшой бумажник, и Терлинк, взяв его, распахнул
дверь кабинета:
- Этому господину вовсе не требовалось в одно место: он просто хотел
мне вручить этот бумажник, который содержит... минутку... содержит пять
тысяч франков. Что вы об этом думаете, Команс? И вы, Мелебек?
Второй брюсселец, пытаясь выручить сотоварища, пролепетал:
- Это же просто дар городским беднякам.
- Я уже говорил вам, что ничего не даю бедным, господин Дюперрон...
Дюперрон или Йостенс? Впрочем, это не важно. Вам не позволят увезти ни
одного болта сверх тех, на которые вы имеете право. И ни на день не отс-
рочат конец работы.
Гостям оставалось лишь собраться, напялить промокшие пальто, надеть
галоши и уйти, и Терлинк снова озабоченно глянул на середину комнаты,
