уличные часы, взглянул на свои ручные.
Правда, та правда, в которую не поверили бы в Верне, заключалась в
том, что он впервые заговорил с обеими девушками всего неделю назад.
Это не мешало завсегдатаям "Старой каланчи" изображать на лице лу-
кавство, как только кто-нибудь по той или иной причине произносил слово
"Остенде". Они то пялились на Терлинка, то отводили глаза, но за всем
этим скрывалось одно. И зрелые, даже пожилые мужчины вели себя как
мальчишки, которых возбуждает любой намек на сексуальную тему, а Йорис,
не моргнув глазом, спокойно, без всякого презрения, продолжал курить.
Так же держались все, вплоть до его жены, принимавшейся вздыхать,
когда он возвращался домой, и ему достаточно было взглянуть на Марию,
хлопотавшую за дверями кухни, чтобы догадаться, что минутой раньше раз-
говор шел о нем. О нем, уехавшем в Остенде! О нем, ставшем своего рода
злодеем, чудовищем с постыдными страстями!
Если бы обе еще и видели его! Он оставлял свою машину на другом конце
набережной, где движение было односторонним, и, пересекая проезжую
часть, украдкой бросал взгляд на окна.
Как нарочно, дело осложнилось одним обстоятельством: с января дожди
почти прекратились.
В Остенде стояло ведро. Каждый раз, когда Терлинк наезжал туда, пого-
да была ясная, а небо настолько перламутровое, что верилось в подлин-
ность пейзажей, которыми разукрашены продаваемые на молу раковины.
Почему сам факт приезда в Остенде стал для Йориса источником удо-
вольствия и облегчения? Справа от него с рыбачьих баркасов сгружали ры-
бу. Напротив, между двумя кафе, высился большой дом белого цвета. На
первом этаже торговали канатами и прочей моряцкой снастью, так что про-
хожим на тротуаре бил в нос запах смолы.
Слева от магазина находилась дверь, ведущая в жилую часть дома. Она
всегда была приоткрыта, позволяя увидеть коридор, выкрашенный под крас-
новатый мрамор.
Терлинк знал, как выглядят комнаты второго этажа: он видел их утром
во время уборки, когда матрасы и постельное белье проветривались на по-
доконниках.
Одна комната, та, где жила Лина, была очень большая. Очень большая и
очень светлая, в три окна. Мебель выглядела чуточку старомодной, но ста-
ромодность ее была не такой унылой, как в Верне, а даже кокетливой: тка-
ни в цветочек, оборочки на занавесях, муслин, очаровательные безделушки.
- Добрый день, господин Йос!
Он, словно вставляясь в раму, садился на свое место, и Яннеке подава-
ла ему стакан пива.
Она, без сомнения, догадалась, почему он появлялся в определенное
время и почему вставал, как только известная особа проходила по тротуа-
ру, но заговорили они об этом очень не скоро.
Манола часто заходила за подругой. Она шла, раскачиваясь, взвихряя
воздух своими мехами, которые развевались на ней, распространяя вокруг
запах рисовой пудры. Потом обе направлялись на дамбу, где прогуливались,
рассказывая друг другу разные истории и оглядываясь на мужчин.
Они были веселы, хохотали по любому поводу, и пронзительный смех Ма-
нолы разносился далеко вокруг. Лина не стыдилась своего живота, который,
видимо, не причинял ей страданий, и отнюдь не пыталась скрывать его. Как
раз напротив!
Примерно до пяти часов они сидели на скамейке. Торговец арахисом в
белой куртке запросто подходил к ним, потому что Лина обожала арахис и
каждый день покупала кулек.
Затем они вставали и направлялись на тихую улицу позади казино, где -
это угадывалось - за шторами кремового шелка звучала тихая музыка.
И обе входили в "Монико".
Вот и все. Можно не сомневаться, что кое-кто, особенно женщины, про-
водящие послеполуденные часы на дамбе, где они присматривают за детьми,
а также, вероятно, торговец арахисом и прокатчица стульев заметили ма-
невр Терлинка. И наверняка сочли его одним из тех мужчин в возрасте, ко-
торые ищут на улицах знакомства с девушками.
Пересуды были ему безразличны. Он-то знал, что это неправда, что дело
тут совсем в другом.
Зачем беспокоиться о том, что подумают другие.
Например, Кемпенар. Как раз накануне... Напустив на себя самый сму-
щенный вид, какой был способен изобразить, он подложил в папку бурго-
мистра протоколы, переданные ему, как и каждый день, комиссаром полиции.
Вздохнул и негромко проронил:
- Она опять наделала глупостей.
Снова мать Жефа Клааса. У нее случались форменные запои на целую не-
делю и появилась привычка скандалить в такие периоды с постовыми.
- Несчастная женщина, правда, баас? Надеюсь, вы не наложите на нее
штраф.
- Это еще почему?
- Потому что она бедная женщина, у которой...
- Закон писан для всех, господин Кемпенар.
Он не порвал протокол. Ему было известно, что думает Кемпенар. Быть
может, тот все подстроил нарочно.
Только вот однажды в Остенде он зашел на почту и отправил матери Жефа
Клааса анонимный перевод на пятьдесят франков.
Не из доброты. И не из жалости. Просто так ему было угодно, и все
тут.
И в тот же день, словно случайно, Терлинк зашел сюда, в кафе. Решил
он это уже давно. Еще с другой стороны улицы глянул на заведение. Потом,
словно бросая вызов возможной иронии, посмотрел в глаза рассыльному,
стоявшему на пороге.
- Гардероб вон там, сударь. Не угодно ли раздеться?
Нет, он вошел, как был, в короткой шубе, которую носил до самой Пас-
хи, в выдровой шапке, с толстой сигарой во рту и ощущая себя гораздо вы-
ше и крупней, чем был на самом деле.
Это объяснялось тем, что все вокруг него казалось хрупким, да и само
место было прелюбопытное - наполовину чайный салон, наполовину дансинг,
где каждая вещь выглядела бледной и шелковистой, словно обитой чем-то
мягким, и пахло сладким в сочетании с легким ароматом кокетливой женщи-
ны.
Вокруг перешептывались и негромко смеялись; музыканты в сиреневых
пиджаках сидели под шелковыми транспарантами.
Терлинк пересек навощенную, но пока пустую площадку для танцев, и сел
за указанный ему накрытый скатертью столик.
- Полный чайный набор?
Он согласился на полный чайный набор и снял шапку. Прямо против него,
по ту сторону танцплощадки, прыснула со смеху глянувшая на него Манола,
но он не шелохнулся и не отвел глаза.
Кто поверил бы, что все произошло именно так? Терлинк оставался не-
возмутим, упрям, весь словно из одного куска. Ему подали чай с тостами и
вареньем. Оркестр заиграл что-то негромкое, и молодой человек в смокин-
ге, подойдя к Маноле, пригласил ее.
Это была настоящая фламандская красавица, мясистая, розовая, веселая
и в то же время настоящая содержанка - женщина, ухоженная до мелочей,
распространяющая вокруг атмосферу редких и тонких радостей.
Где познакомилась с ней Лина? Разумеется, на дамбе, а познакомившись,
они сошлись и стали, так сказать, неразлучны, кроме тех дней, когда из
Брюсселя приезжал друг Манолы.
Кто угадал бы, о чем думал Терлинк, глядя на Лину, оставшуюся в оди-
ночестве на темно-вишневом бархате банкетки?
А думал он вот что: "Надеюсь, хоть танцевать она не будет".
При мысли, что она все же это сделает, он разом пришел в дурное наст-
роение. Взгляд его выражал почти приказ. Не комично ли? Манола,
скользнувшая мимо в объятиях своего кавалера, с любопытством посмотрела
на незнакомца и что-то шепнула партнеру. Когда танец кончился, она вер-
нулась на свое место и заговорила с Линой. Говорила она о нем. Лина пос-
мотрела на него ив свою очередь что-то ответила. Очевидно, сказала: "Я
его знаю. Это Йорис Терлинк, бургомистр Берне".
Музыка заиграла снова, и на этот раз платный танцор пригласил Лину.
Неужто она не понимает: ей вот-вот рожать! Да ничуть! Она встает! Ей не
стыдно?! Она не находит смешным идти танцевать с таким животом, которого
отнюдь не скрывает черное шелковое платье!
Терлинк был всерьез взбешен. Он заерзал на своем месте.
Поперхнулся глотком слишком горячего чая и с упреком взглянул на Ма-
нолу. Ну почему она не помешала подруге!..
Вот! Ему даже в голову не приходило, что через четверть часа он будет
сидеть за столиком двух девушек. А произошло это примерно так: задев
его, Лина, ведомая партнером, сделала рукой приветственный жест. Она не
то чтобы поздоровалась, потому что сомневалась, узнал ли ее бургомистр и
хочет ли он сам быть узнанным, но голову тем не менее чуть-чуть наклони-
ла.
Вероятно, она, как и Манола, предполагала, что он забрел сюда в поис-
ках женщины.
Она села на место. Обе снова поболтали и снова прыснули со смеху.
Сигнал подала Манола: она пяти минут не могла высидеть без того, чтобы
не отпустить несколько слов, которые вызывали у нее самой взрыв хохота и
давали ей повод продемонстрировать ослепительные зубы меж таких розовых
губ, каких Терлинк ни у кого не видел, - свежих, влажных, сочных.
Он поднялся. Это было не преднамеренно. Он не думал о том, что дела-
ет. Он пересек площадку, встал перед обеими женщинами:
- Вы смеетесь надо мной, барышня ван Хамме?
От его слов у нее перехватило дыхание. Терлинк, такой огромный, стоял
совсем рядом. Она подняла глаза, пролепетала:
- Добрый вечер, господин Терлинк.
Ни один из троих не знал, что делать дальше.
- Моя подруга Манола.
Музыка возобновилась, площадку заполнили пары.
Чувствуя, что мешает им, Терлинк машинально сел.
- Вы не находите, что в вашем положении неблагоразумно танцевать?
- Почему?
- Раз она этого хочет, это ей не повредит, - вмешалась Манола.
Она протянула ему свою сигарету. Он не сразу понял, что ей нужно. Ей
пришлось проявить настойчивость:
- Вас не затруднит дать мне прикурить?
- И часто вы бываете в Остенде? - поинтересовалась Лина.
Ее немного смущало, что он упорно не сводит с нее глаз, хотя, каза-
лось, был поглощен своими мыслями. А Терлинк пребывал в растерянности.
Он вовсе не осуждал ее, как она могла бы предположить, исходя из его
репутации в Верне. Нет, скорее напротив: он испытывал восхищенное удив-
ление.
Больше всего его удивляло опять-таки то, что Лина - дочь Леонарда ван
Хамме. И что до последних месяцев она жила в Верне. И что никто ничего
не подозревал! Что ее принимали за такую же девушку, как другие!
- Я полагаю, вы не танцуете? - спросила она, лишь бы нарушить молча-
ние. - Она взяла сигарету из портсигара Манолы и наклонила голову к Тер-
линку, чтобы он зажег спичку.
- Нет, я вообще не танцую.
А если бы он танцевал, пошла бы она с ним?
- Клянусь, не ожидала встретить вас тут... Тебе не донять этого, Ма-
нола: его нужно видеть в Верне. Он такой строгий, что им разве что детей
не пугают. Мы с кузиной звали его букой и показывали ему в спину язык...
Вы не сердитесь, что я все это говорю?
Помнила ли она еще о Жефе Клаасе, умершем меньше полугода назад? Она
была весела. Терлинк всегда видел ее веселой. Естественной веселостью,
переполнявшей все ее существо. Быть может, она жалела, что присутствие
Терлинка мешает другим мужчинам пригласить ее?
Цветочница с корзиной на руке остановилась рядом с Терлинком, протя-
нула букеты обеим женщинам. Он отреагировал не сразу. Наконец смущенно
вытащил толстый бумажник.
Он купил им цветы! Красные гвоздики, которые они машинально понюхали.
И это привело его в непонятное смятение.
- Вы позволите мне потанцевать? - вставая, проронила Манола.
Оставшись наедине с Линой, он смутился еще больше.
- У вас такой вид, словно вы где-то далеко, - заметила она. И неожи-
данно добавила с тревогой: - Надеюсь, по крайней мере, вас сюда не прис-
лал мой отец?
- Вы забываете, что мы с Леонардом вечно были на ножах.
- Жеф, по-моему, служил у вас?
И он, стыдясь самого себя, промямлил:
- Да, у меня.
- Я все думаю, какая муха его укусила. Правда, он всегда был чуточку
сумасшедший.
Так они сидели там, в чайном салоне, и она неторопливо рассуждала с
ним о Жефе, время от времени нюхая гвоздики, которые преподнес ей Тер-
