В колыбели около кровати лежал ребенок с раскрытыми глазами, но Тер-
линка интересовал не он.
- Садитесь же! Глядеть на вас, когда вы стоите, слишком утомительно -
вы такой высокий. Снимайте шубу. Как вы только ее носите - она же толс-
тая и тяжелая! Элси!
Элси не могла одновременно быть всюду. Она ушла вниз к Яннеке за
льдом, всей своей упрямой физиономией выражая неодобрение.
- Жаль, что Манолы сегодня здесь нет: она так любит шампанское. Но вы
же знаете, это ее день.
Она распаковала погремушку и кубок.
- Воспользуйтесь-ка тем, что Элси нет, и откройте окно. Она ведь дип-
ломированная сестра и поэтому отказывается делать, что я велю.
- Не знаю, имею ли я право...
- Имеете, господин Йос.
Терлинк робко приоткрыл окно. Казалось, он боится, как бы его не выс-
тавили за дверь. Ступать он старался беззвучно и даже пригибался на ходу
после того, как Лина сказала, что он чересчур высок.
- Где это вы раздобыли свежий ананас? У ван дер Элста?
- Не знаю этого имени.
- На Льежской улице?
- Нет. Я уже забыл, как она называется.
- А карты вы захватили?
Он побледнел. Вот уже четыре дня, как она требует у него карты, чтобы
поиграть в белот, а он всякий раз забывает их купить.
- Сейчас схожу за ними.
- Господин Йос...
Но он уже вскочил, даже не надев шубу.
- Странный тип, верно? - бросила Лина Элси, вернувшейся со льдом. -
Не будь я в таком состоянии, я подумала бы, что он в меня влюблен. Неко-
торое время мне казалось, что он появляется из-за Манолы.
Элси, с надутым видом ставившая шампанское на лед, промолчала.
- Ты не находишь его забавным?
- По мне, люди такого возраста забавными не бывают. Я их скорей жа-
лею.
Терлинк вернулся с двумя колодами карт.
- Садитесь поближе, господин Йос. Я научу вас играть. Манола - та
вечно плутует... Ладно, а сейчас время... Элси, передай мне малышку.
Она бросила карты на перину, уже заваленную пластинками. Совершенно
непринужденно развязала голубую ленту и вывалила одну грудь из рубашки.
- Сейчас, сейчас, толстая лакомка! Потерпите-ка еще минутку... Вот
так! Вам нравится?
И повернувшись к Терлинку, она спросила, к негодованию Элси, несмотря
на свои габариты метавшейся по комнате в тщетной надежде создать там ви-
димость буржуазного порядка:
- Сигаретки не найдется?
III
Он стоял в саду, опираясь на ручку лопаты, как на каталогах зернотор-
говцев. Любопытная подробность: курил он не сигару, а огромную пенковую
трубку. Из дома (он чувствовал, что это его дом, но не узнавал здания)
вышла Лина с младенцем на руках. Увидев Терлинка, она радостно взмахнула
рукой и побежала к нему. Чем ближе она подбегала, тем больше преобража-
лась. Он с удивлением заметил, что на ней коротенькое платьице с крупны-
ми складками, как у пансионерок, и волосы ее заплетены в две косички.
Она все бежала. Потом споткнулась, упала на аллею рядом с Терлинком, не
то улыбаясь, не то смеясь от радости, и радость эта была совершенно чис-
той, ничем не замутненной.
Йорис нахмурился, потому что девочка выскользнула у нее из рук и от-
летела на несколько шагов. Он хотел поднять ребенка и только тут заме-
тил, что это всегонавсего кукла, даже не большая, а обыкновенная кукла с
базара - намертво приделанные руки, неподвижные глаза.
Он отдавал себе отчет в том, что это не явь. Он видел сон. Но он не
хотел признаться, что понимает это: ему не терпелось узнать, что будет
дальше. В спальне кто-то двигался. Слегка приоткрыв веки, Терлинк убе-
дился, что занавес отодвинут и на улице дождь.
Он мрачно вздохнул. Это ему принесли горячую воду. Значит, пора вста-
вать. Но почему, подав ковш с водой, Мария не ушла?
Он открыл глаза и увидел, что это не Мария, а его свояченица Марта,
уже умытая и одетая. Она смотрела на него. Ждала, пока он проснется.
Он ненавидел ее. Ненавидел беспричинно и всегда. Почему горячую воду
принесла именно она? Чего ждала, стоя у его кровати?
- Доброе утро, Йорис, - проронила она.
Он что-то буркнул. Она не двинулась с места. Очевидно, решила ос-
таться, имела к тому причину. Марта ничего не делала беспричинно. Она
была сама рассудительность. И на свету лицо ее в обрамлении седеющих во-
лос напоминало луну: ни единой морщинки, кожа ровная и гладкая, но со-
вершенно белая, без намека на румянец.
Настроение у Терлинка было скверное: во-первых, изза недосмотренного
сна, во-вторых, из-за того, что случилось накануне. По правде говоря, не
случилось ничего: вернее, он сам не знал толком - да или нет. Он завер-
нул к Яннеке, как всегда перед визитом к Лине. Хотя кафе помещалось в
соседнем доме, оно осталось для Терлинка чем-то вроде прихожей в кварти-
ре.
Яннеке, обслуживая его, покачала головой:
- Сдается мне, вам лучше сегодня не подниматься.
Ему пришлось вытягивать из нее каждое слово.
- У нее гость, понимаете?
В конце концов Яннеке все-таки призналась:
- Это офицер, приехавший на мотоциклете. Вон и машина его у тротуара
стоит.
Терлинк бесился, глядя на свояченицу. Она способна торчать так целыми
часами, если понадобится. Наконец он откинул одеяло и сел на краю посте-
ли. Сперва, вероятно, сделал это непроизвольно; Но вспомнив, что не
одет, почувствовал, что отнюдь не прочь шокировать Марту, ежедневно отп-
равлявшуюся в семь часов к заутрене. Он сидел так, что, когда наклонялся
и натягивал носки, она могла видеть его волосатые ляжки и низ живота.
Он нарочно замешкался. Она вздохнула:
- Не забывайте, Терлинк, что это я обмывала вас с ног до головы, ког-
да вы болели брюшным тифом.
Он резко выпрямился:
- Что вам нужно?
Атмосфера в доме становилась удушливой. Марта поместилась в прежней
комнате Эмилии, по другую сторону лестничной площадки. А так как эту
комнату давно уже превратили в кладовку, повсюду, включая и коридоры,
пришлось распихать старую мебель и большие платяные корзины.
Чувствовалось, что по ночам в доме кто-нибудь - Марта или Мария -
обязательно не спит. На лестнице раздавались осторожные шаги служанки,
шедшей дежурить у больной или возвращавшейся к себе, либо кого-то еще,
кто спускался вскипятить воды. И все время свет из-под дверей, голоса,
словно шепчущие молитву.
- Мне нужно несколько минут, чтобы поговорить с вами, Терлинк. Можете
одновременно приводить себя в порядок.
День был так сер, а небо так низко, как если бы за окнами натянули
занавес. На площади открылся рынок. Везде маячили зонтики, с навесов ка-
пало.
- Ну, что вам еще?
Он злился на себя за то, что, ненавидя ее, не способен это скрывать.
Вероятно, она не заслуживала ненависти. Ей никогда не везло. Ее муж,
гентский органист, а в свободное время дирижер, вскоре после женитьбы
заболел, и на уход за ним ушел медовый месяц Марты. По смерти он не ос-
тавил ей ни сантима.
Несмотря на это, Терлинк не слышал от нее ни слова жалобы. Она просто
называла вещи своими именами. Не считала себя опозоренной только потому,
что ей пришлось стать кассиршей в Брюсселе. В сорок пять лет оставалась
такой же, как в двадцать, и никогда ни о ком не говорила плохо.
Не проистекала ли ненависть Терлинка из того, что свояченица была до-
черью Юстеса де Бэнста?
Чистя зубы, он знаком показал, что слушает ее.
- Я по поводу Эмилии, - ровным тоном начала она.
Тереса и та не посмела бы коснуться этой темы: тут Терлинк был осо-
бенно раздражителен. Эмилия - это его личное! Это никого не касается. С
зубной щеткой во рту он сердито смотрел на свояченицу.
- По-моему, вам лучше решиться...
- На что решиться?
Ну не прав ли он был, когда не хотел присутствия Марты в доме! Не
прошло и десяти дней с ее приезда, а она уже позволяет себе заниматься
Эмилией.
- Вы знаете, Терлинк, что я имею в виду. Но вы, вероятно, не знаете
другого - что рано или поздно у вас будут неприятности.
Отфыркиваясь, он умылся, взял махровое полотенце. Марта стояла на том
же месте, и весь ее вид свидетельствовал, что она решила идти до конца.
- Не далее как вчера доктор Постюмес говорил о ней со мною...
- Постюмес?
На этот раз в тоне его послышалась угроза. Постюмес? Да он, Терлинк,
раздавит его, если...
- Перестаньте пыжиться - не стоит труда. Лучше вытрите мыло за ушами.
Постюмес сказал мне только то, что я знала и без него: начались разгово-
ры.
- Об Эмилии?
- Да, об Эмилии. И о вас. Кое-кто, кого вы знаете, спрашивал Постюме-
са, вправду ли ваша дочь помешана и не место ли ей в лечебнице...
- Кто?
- Не важно. Люди из ратуши.
Брился Терлинк через день, сегодня бритья не полагалось, и он был
почти готов.
- Что ответил Постюмес?
- Что связан профессиональной тайной. Однако есть женщина, которая
обозлена на вас...
- Что за женщина?
- Мать Жефа Клааса.
Взгляд ее непроизвольно посуровел. Тереса явно рассказала ей о смерти
Жефа и о том, что за четверть часа до этого он приходил к Терлинку. Мож-
но не сомневаться, что в комнате у больной обе сестры, вполголоса и ос-
торожно поглядывая на дверь, часами пережевывали эту драму.
- Так во что же вмешивается мать Жефа Клааса?
Да, во что? А ведь он уже четырежды посылал ей деньги! Так он еще ни-
когда ни с кем не обходился. Он даже не мог бы сказать, какое чувство им
движет. Тем не менее факт налицо.
- Шляясь в подпитии по лавкам, она не перестает говорить о вас и об
Эмилии. Хотите все знать? Так вот, она дошла до того, что рассказывает,
будто ваша дочь привязана к кровати и вынуждена делать под себя; что
нормальный человек не выдержит и минуты у нее в комнате - так там воня-
ет; что вашей жене запрещается...
Взволнованная, она на минуту смолкла. Зять стоял перед ней прямой,
неподвижный, с тем застывшим видом, который все чаще принимал в послед-
нее время.
- Дальше.
- С чего начинаются такие вещи, знает каждый, а вот чем они кончают-
ся, не знает никто. В Верне вас не любят, Терлинк.
Это правда: его боялись. Ну и что?
- Вам не кажется, что уже хватит держать больную дома? В Де-Панне
есть хорошая лечебница, где вы могли бы навещать Эмилию всякий раз, ког-
да...
Неожиданно ей почудилось, что он ускользает от нее. И хотя она
по-прежнему стояла в метре от Йориса, ей казалось, что он уходит все
дальше и дальше. Он смотрел на нее. О чем он думал?
- Что с вами, Терлинк? Почему вы не отвечаете?
- Я?
Что отвечать? Зачем? Выходит, Марта не понимает.
Он машинально посмотрел на потолок: там, выше этажом, лежала Эмилия.
На секунду глаза его затуманились, кадык дернулся, но свояченица этого
не заметила.
- Я не расстанусь с дочерью, - объявил он наконец, и голос его вновь
изменился, став таким обычным, словно разговор шел о каком-нибудь пустя-
ке. Нахмурясь, Терлинк вперился в Марту: - Чего вы ждете?
Она не шелохнулась. Йорис готов был поклясться, что она мысленно чи-
тает короткую молитву, чтобы собраться с мужеством и пойти до конца.
- А еще...
- Послушайте, Марта...
Он закурил сигару, хотя еще не пил кофе. Потом прошелся по комнате
так, что затрещал пол.
- Я позволил вам приехать, хоть это и противоречило моим принципам.
Этот дом - мой дом. Понятно? Тереса - моя жена, Эмилия - моя дочь, Мария
- моя служанка и бывшая любовница. И не стоит делать большие глаза. Все
это случилось, потому что должно было случиться, и тут уж ничего не из-
менишь. Что, все еще не понятно?
Да, она действительно не понимала, хотя смутно догадывалась, что же
он хочет сказать и не говорит.
- Мой дом...
Он посуровел, произнося эти слова. Это были не слова любви, скорее...
Марте не хотелось слишком отчетливо сформулировать свою мысль - да,
слова ненависти!
Дом, к которому вольно или невольно он был привязан. Дом, семья, за-
боты, лежащие на его плечах...
- Вы хотели поговорить со мной об Остенде, не так ли?
